Внебрачная дочь продюсера - Анна Литвиновы

– Чай, кофе, коньяк? – галантно-насмешливо поинтересовался Петя. – Квас, водка, потанцуем?

– Квас, – ответила Леся, желая сбить его с игривого тона (а на деле, получилось, подыграла ему).

– А может, лучше потанцуем? – блудливо улыбнулся Брагин.

Он вдруг наклонился и погладил ее по плечу.

Леся оторопела от такой наглости, вспыхнула и отбросила его руку.

– Мне нужно задать вам несколько вопросов, – официальным от смущения тоном и на «вы» сказала она.

Петя плюхнулся в кресло напротив.

– Ну-ну, – усмехнулся он.

– Вопрос первый: когда вы в субботу пришли на квартиру к отцу, дверь была отперта?

Брагин забросил ногу на ногу и проговорил:

– По-моему, я уже отвечал на этот вопрос… Но твоя игра мне нравится… Давай так: за каждый мой правильный ответ ты снимаешь с себя один предмет одежды. За каждый неправильный – я. Мне, например, чрезвычайно по вкусу твой сарафан а-ля рюс. Что там под ним? Холщовая рубаха? Или вовсе ничего? Не терпится увидеть.

Глаза молодого человека усмешливо и призывно буравили ее. Что-то обволакивающее и тяжелое было в его взгляде. Леся снова залилась краской. Она не знала, что сказать, оцепенела, и сердце забилось часто-часто.

– Итак, я повторяю свой ответ, – продолжал Петя, – уже звучавший в этой студии. Когда я в субботу пришел в квартиру отца, дверь была закрыта, и я отпер ее своим ключом. Я удовлетворил тебя своим ответом, правильно? Раздевайся!

Леся не смогла найти, что сказать. Она тяжело дышала, к глазам подступили слезы. И еще изнутри поднималось что-то темное, мрачное…

– Ну, давай же! – воскликнул Брагин, поднялся с кресла и подступил к ней. – Я тебе помогу!

Леся испуганно вскочила и очутилась с ним лицом к лицу. Он протянул руку и положил ей на талию. Она отпрянула, и тут дар речи вернулся к ней.

– Немедленно прекратите этот балаган, Брагин! – звенящим голосом воскликнула Леся и ударом кулачка в плечо отбросила его.

– Ой-ей-ей! – воскликнул Петя, потирая ушибленное место. – А ты сильная. Так я ведь тоже сильный. Померяемся?

И он снова стал подступать к ней. В глазах у Леси побелело – от ярости, стыда и еще чего-то, чему она не могла найти названия. Не помня себя, она схватила с журнального столика коньячную бутылку и замахнулась.

– Не подходи! Убью! – яростно прошипела девушка.

Брагин отпрянул. Спустя секунду ему, видимо, стало стыдно за свой испуг, и он презрительно посмотрел на нее – Леся по-прежнему держала бутылку над головой – и бросил сквозь тонкие искривленные губы:

– Шуток не понимаешь, дура?

Леся ничего не ответила. Она тяжело дышала. Своим взглядом она, казалось, была готова испепелить Брагина.

– Тогда убирайся, тварь! – гадливо сказал Петр. – Ничего я тебе больше рассказывать не буду. Ну?!

Леся поняла, что и вправду, чем раньше она покинет квартиру, тем будет лучше – прежде всего для нее. Спиной вперед, продолжая держать Петю в поле зрения, она стала отступать в прихожую.

– Эй, бутылку-то оставь! – насмешливо крикнул Брагин. – Не брошусь!

Он уже вполне оправился от своего мимолетного испуга.

Леся поставила коньяк на пол и кинулась к выходу. Нащупала замок, сумела совладать с ним, с громаднейшим облегчением распахнула дверь и, не помня себя, скатилась вниз по лестнице. Ей показалось, что сверху ее провожает издевательский хохот Брагина-сына.

Она выбежала во двор, потом на Мясницкую, не помня как долетела до бульвара – и только там, бросившись на пустую скамейку, дала волю слезам. После второй неудачи за день ей вдруг показалось, что жизнь кончена.

Она рыдала от жалости к самой себе. Леся оплакивала себя – великую сыщицу. Она оплакивала себя – дипломата, который не в состоянии ни с кем договориться. Она оплакивала себя – женщину, которая не только не может получать радость от объятий, но и не умеет дать легкий и изящный, без криков и скандалов, отпор мужским притязаниям. И вообще – она неудачница, несчастная лузерша. Ничего у нее в жизни не получается и, наверно, никогда не получится.

Когда отревелась, почувствовала себя лучше. Дурная черно-белая энергетика, казалось, утекла вместе со слезами, и в жизнь вернулись разноцветные краски. С голубого неба светило ласковое июльское солнышко, от ветерка на бульваре играли тени. Со звоном поворачивали трамваи на кольце, огибая памятник создателю «Горя от ума», и клокотала моторами нескончаемая автомобильная пробка. Две девочки пробежали мимо с обручем, и Леся вдруг поняла, что жизнь совсем не закончена, а то, что происходило с ней сегодня – сперва скандал с Манировой, потом с Петей Брагиным, – это только временные отступления, мимолетные неудачи. Неудачи, конечно, случаются в жизни, но случаются и победы, и они в ее жизни были, и немало, будут и еще.

Леся достала из рюкзачка зеркальце и привела себя в относительный порядок. Глаза припухли и покраснели, но вид в целом показался ей вполне приемлемым. Особенно понравилось, что глаза молодые, но уже жесткие. И складка меж бровей вполне трагическая. От взгляда в зеркало к ней пришла дополнительная уверенность в себе, и Леся поняла, что ей срочно требуется взять у судьбы реванш. Доказать всем – а главное, себе, – что она способна многого добиться.

На чем ей оставалось испытать свои силы? Единственное дело на сегодня – отыскать второго сына Брагина, младшего. Ехать к нему на квартиру, тем более в одиночестве, было страшно. Очень страшно. Но как еще продемонстрировать всем – Нику, вдове, а первым делом самой себе, – что она не лузерша, а умна, толкова и состоятельна?

Но все равно… Может, лучше отправиться на поиски наркомана с кем-то вдвоем? Может, Кривошеев все-таки составит ей компанию? Тем более логово Ивана Брагина находилось, судя по адресу, который ей дала вдова, совсем неподалеку от офиса частного детектива – на улице Юных Ленинцев. Но…

Первый раз Леся позвонила боссу, когда входила на станцию «Тургеневская». Второй – когда вышла из-под земли на «Кузьминках». Третий – когда выбралась из маршрутки у дома наркомана. И всякий раз голос автомата глухо отвечал ей: «Абонент временно недоступен…» Где же черт носит Лесиного патрона?

«А ведь Ванечка, вполне вероятно, не просто наркоман», – размышляла девушка. То, что его мать поведала о похищенных у нее ключах от квартиры отца, рисует его в невыгодном свете. Ваня, возможно, убийца.

«Реально ли такое?» – спросила себя Леся. Она напряженно размышляла – сначала в полупустом метро, потом в тесноте маршрутки.

Итак, в субботу, в день убийства, Брагин-старший отправляется на тусовку в ресторан. И его квартира пуста. Мог Иван знать об этом? Запросто. Хотя бы от той же матери, у которой он побывал накануне, в пятницу. (Тогда же он и украл, по словам вдовы, ключи от отцовского жилья.) Мог юноша решиться ограбить отца? Вынести из квартиры деньги и ценные вещи? Мог. Наркоманам вечно не хватает денег.

Значит, размышляла Леся, вечером в субботу он проник в подъезд – через черный ход (поэтому его не заметила консьержка), а потом поднялся в квартиру продюсера. Дверь в жилище отца он отворил тем ключом, что стащил у матери. Начал шарить в квартире. И вдруг…

Вдруг – открывается входная дверь. Появляется его отец. И вместе с ним она, Леся.

Наркоман пугается и прячется где-то в квартире. Брагин-старший начинает приставать к Лесе. Она вырывается из его объятий и убегает в ванную.

Продюсер проходит в гостиную, включает телевизор, наливает себе виски. Возможно, заглядывает в другие комнаты – и тут вдруг обнаруживает своего сына. Естественно, он недоволен незваным гостем: «Что ты здесь делаешь?!»

Вспыхивает спор, затем ссора, а потом, в пылу разборки, наркоман бьет отца каминной кочергой по голове. Леся находится в ванной, шумит вода, орет телевизор, она ничего не слышит… Когда она выходит в гостиную, продюсер уже мертв. А Иван успел убежать из квартиры… Вышел из подъезда он опять-таки через черный ход, чтобы не видела привратница…

Или, может, дело обстояло иначе? Старший сын, Петр, дважды с уверенностью говорил, что, когда он прибежал в квартиру отца, дверь была заперта. А ведь она, Леся, оставила ее открытой, когда уходила… Значит, было так: сын-наркоман, убив отца, прячется в недрах квартиры. Леся, обнаружив труп, не стала осматривать все комнаты продюсерского жилища. (И слава богу! Ведь если Иван и вправду скрывался в квартире, он мог бы и ее заодно пристукнуть как свидетеля!) Значит, потом, когда Леся убежала, наркоман выходит и запирает за собой дверь…

И ему еще хватает ума подставить и Лесю, и собственного брата. Он звонит, причем из телефона-автомата (поэтому и не срабатывает определитель в мобильнике Петра), своему единоутробному. Именно ему, а не в милицию, потому что, во-первых, милиции все наркоманы боятся как огня, а во-вторых, он надеется, что ему удастся бросить тень не только на девушку, но и на старшего брата… Итак, Иван сообщает Пете, что отца убили в его собственной квартире. И тот бросается туда, находит труп, и в этот момент появляется милиция…