Век железа и пара - Андрей Величко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В общем, вчера вечером польская графиня Анна Полонская удалилась запоминать свой герб и уточненную родословную, потому как сегодня в восемнадцать пятнадцать у нее будет помолвка.
Я собрал бумаги со стола, убрал их в небольшой сейф и встал. Пора было переодеваться к церемонии: без герцогской четы Романцевых она никак не обойдется, а времени уже без десяти пять.
Церемонию помолвки проводил Витя Маслов, то есть его святость пастырь Австралийской христианской церкви Викторий Второй. Этот номер он присвоил себе из соображений уменьшения тавтологии в официальных бумагах, где глава церкви часто упоминался рядом с императором. Мол, раз Илья у нас Первый, то пастырь пусть будет Вторым.
Сам император был непривычно серьезным и торжественным. Хотя действительно – ведь это же у него первое подобное действие в новом мире! До сих пор церемонии сводились к тому, что потенциальная супруга, ответив «да» на вопрос «Хочешь ли ты быть моей женой?», по-быстрому собирала манатки и перебиралась поближе к дому Ильи, тогда еще не императора, а простого посланца бога Ио. Тем более что и в том мире он был женат всего раз и совсем недолго, да и свадьбы как таковой тогда не игралось, ибо мало того что молодые были бедными студентами, так еще и додумались жениться перед самой сессией.
Ну а здесь зажилить такое событие не получится, свадьба будет через месяц, причем Элли начала готовиться к ней уже сейчас. И ее активность не останется незамеченной – Илья уже подписал указ о назначении герцогини Романцевой главным церемониймейстером колоний, который будет оглашен завтра утром.
Еще вчера Темпл принес мне для отправки в Англию незашифрованное письмо, в котором сообщалось о грядущей женитьбе австралийского императора на польской графине. А сегодня уже успел поинтересоваться, не вызовет это событие изменений в политике Австралии по отношению к Речи Посполитой.
– Вроде нет, – пожал я плечами. – Чему там меняться, не ведем мы никакой политики с этой пародией на державу, по крайней мере до тех пор, пока у них там царит такой бардак. Да хотя бы по этому случаю посудите – представительница древнейшего рода Полонских, по материнской линии вообще восходящего к Пястам, томится в турецком плену, а ни одна собака из так называемых панов и ухом не ведет! Если бы не мы, страшно подумать, что могло ждать несчастную графиню. Хотя, кажется, короля у них выбирают? Что же, спасибо за идею. А не знаете, где именно происходит это действие? То есть как «зачем?». Естественно, для обеспечения демократического протекания ближайших выборов. А не можете это узнать лично для меня? Спасибо, я никогда не сомневался в ваших дружеских чувствах. Да, и обязательно уточните, есть ли там река, какой глубины и сколько по ней от места выборов до ближайшего моря. Само собой разумеется, я же должен заранее знать, пройдет ли там монитор или придется посылать дирижабли.
Английский дипломат, судя по его виду, был несколько деморализован полетом моей международной мысли. Во всяком случае, он даже не спросил, что такое монитор, хотя знать этого не мог. Впрочем, по контексту было нетрудно догадаться, что это явно не плавучая библиотека.
Я же выдал только что разыгранную импровизацию для того, чтобы хоть самую малость озадачить Августа. Пусть он, зараза такая, лучше подумает о своей нелегкой судьбе, чем будет продолжать отвлекать, понимаешь, царя Петра от важных дел на Азовском море предложениями совместно воевать против шведов.
Свифт всю церемонию помолвки скромно простоял в уголке, а после ее завершения стал что-то записывать в подаренный мной блокнот. Он уже успел признаться, что пишет книгу об Австралии. Причем не документальную, а художественную, от лица английского моряка и хирурга Лемюэля Гулливера, в результате кораблекрушения выброшенного на австралийский берег. В ответ я, мысленно воскликнув: «Наконец-то!» – и прикинув объем будущего романа, подарил ему четыре роллера и предложил свои услуги по изданию его творения как в Австралии, так и в Европе. Правда, подписание договора было отложено до завершения работы над первой частью произведения, но принципиальное согласие Свифт дал сразу.
Глава 22
Наступление нового, одна тысяча шестьсот девяносто девятого года ознаменовалось первыми полетами дирижабля «Франция». Сразу после новогодней ночи я выехал на второй авиазавод, располагавшийся в пятнадцати километрах от Ильинска. Кроме большого сарая-ангара, то есть собственно авиазавода, там уже имелся маленький – для двух «Колибри» и дельтаплана. Вокруг потихоньку выросли пять домиков разного размера, и все это вместе без особых затей было названо городом Жуковским, тем более что там действительно водились довольно крупные жуки с рогами. Но не кусались, надо отдать им должное, и не грызли бальсы.
Попытки собрать дирижабль начались еще перед Рождеством, но хоть на сборку вообще-то отводилось восемнадцать часов, закончилась она только сейчас. Ничего страшного, это же в первый раз и с первым дирижаблем.
Он имел жесткую разборную конструкцию из бальсы с оболочкой из бальсового же шпона, внутри которой располагались пять баллонетов из шелка, пропитанного приготовленным под руководством Ильи составом на основе сока гевеи. Их общий объем составлял две тысячи восемьсот кубометров, весил же дирижабль с гондолой, но без движков тонну с небольшим хвостиком. То есть даже по меркам двадцать первого века имел очень неплохие весовые характеристики – а почему бы и нет, если бальса и китайский шелк не уступают дюралю и синтетике. Кстати, гондолой висящая под килем открытая площадка размером полтора на четыре с половиной метра называлась в основном из вежливости, ибо именовать ее корзиной было как-то несолидно.
Когда я приехал и слез с велосипеда, в эту самую гондолу как раз закончили ставить движок. Мы решили не испытывать одновременно двух новшеств сразу – и дирижабль, и паровую турбину. Первые полеты пройдут с двухтактным калильным двигателем, который потом будет установлен на наш воздушный корабль.
Вскоре двигатель установили, проверили, и, засунув шланги в нижние отверстия баллонетов, Франсуа торжественно запустил дизельный генератор, потому как водород мы получали при помощи электролиза. После чего, оставив у надуваемого дирижабля двоих дежурных, главный воздухоплаватель пригласил меня позавтракать.
Баллонеты наполнились к шести вечера следующего дня, и, в последний раз проверив соответствие подъемной силы имеющемуся грузу, Франсуа завел движок, влез в гондолу и дал команду освобождать крепежные концы. Сначала были убраны носовой и кормовой тросы, и дирижабль, чуть покачиваясь, повис на двух центральных. А потом начал потихоньку задирать корму, но пилот не стал возиться со стравливанием водорода из последнего баллонета, а дождавшись, когда стартовая команда полностью освободит воздушный корабль, дал ему подняться метров на пятнадцать и прибавил газу. Качнувшись, эта сигара-переросток двинулась вперед, потихоньку поднимая нос, и вскоре практически выправила тангаж. А затем дирижабль начал не торопясь набирать и высоту и скорость.
Наблюдая с земли за его эволюциями, я поначалу решил было, что с устойчивостью по тангажу мы что-то намудрили. При всяком изменении курса или скорости дирижабль то опускал, то поднимал нос и некоторое время летел в какой-то странной позе, а потом выправлялся. Но где-то минут через пятнадцать подобные фокусы прекратились – Франсуа приспособился парировать крены рулями еще до того, как они становились заметными.
Первый полет продолжался полчаса, и еще минут двадцать дирижабль причаливал к мачте. Сначала несколько раз подряд промахнулся он сам, потом причальная команда поймала трос только с третьего раза, затем не пожелал открываться клапан второго баллонета, из-за чего аппарат спускался не параллельно земле, а задрав нос. Но наконец Франсуа, небольшими порциями выпуская водород, добился того, что аппарат завис более или менее горизонтально. Причальная команда, в которую вошел и я, ухватилась за сброшенные нам веревки, и мы потащили летательный аппарат в сарай.
Вечером я слушал мнение нашего пилота о новой машине.
– Поначалу дирижабль показался мне вообще неуправляемым, – делился Франсуа, – но потом я понял, что он нормально реагирует и на газ, и на рули, только с большой задержкой. То есть любой маневр надо начинать секунд за семь – девять – примерно столько он «думает», прежде чем начать поворачивать. Но вообще, конечно, по сравнению с «Графом Цеппелином» это просто великолепная машина. Я ходил по гондоле, а дирижабль этого даже не замечал! Настоящий воздушный фрегат, честное слово.
– Удобно было управлять одному, второй член экипажа не нужен?
– Так я летал-то всего полчаса! Вот завтра попробую продержаться в воздухе подольше, тогда и будет видно.