Золотая кровь 3 - Ляна Зелинская

делом убедился, что браслеты на месте, а Эмбер подумала, что, пожалуй, не стоит лишний раз дразнить сыщика, если она и в самом деле хочет отсюда выбраться. Ну или сбежать, там уж как получится. Пожалуй стоит побыть с ним милой. Для разнообразия.

— Как скажешь, хефе, — буркнул сыщик, явно недовольный тем, что Эмбер будет теперь с ним на равных.

Зато сеньор Виго наоборот был крайне воодушевлён. И Эмбер показалось, что он просто счастлив от того, что теперь у него под рукой есть такой объект для исследования. Он всё время задавал ей вопросы, о том, что она видит, что чувствует, о каких — то деталях расследования или её прошлом, и делал он это как будто невзначай, но с совершенно чётким намерением узнать об эйфайрах всё, что только можно. И не столько об эйфайрах, сколько именно о ней.

Она была для него, как увлекательная книга, от которой он не мог оторваться, жадно перелистывая страницу за страницей. И Эмбер поймала на себе несколько недоумённых взглядов Мориса, которые как будто спрашивали: «И что он в ней нашёл?»

Слуги были осторожны, экономка старалась не смотреть ей в глаза, и только мейстер Фернандо, хоть и не одобрял всего этого, но то, что у хозяина может быть камалео, для него не выглядело странным. Скорее он просто не одобрял, кого именно сеньор Виго выбрал в качестве камалео, но управляющий чётко понимал, что лезть с советами к хозяину дома не стоит.

За завтраком сеньор Виго посвятил Эмбер в те детали расследования, о которых она не знала, и быстро расправившись с омлетом, сказал, обращаясь к Морису:

— Сейчас поедем к падре Лоренцо, я хочу выяснить всё насчёт внезапной щедрости отца, потом к нотариусу в Тиджуку и найдём ту Джину, к которой мы не попали в прошлый раз. И если успеем, нужно глянуть на этого Пророка, который проповедует в Нижнем ярусе. Надеюсь, хоть что-то из этого улова окажется полезным.

— Кстати, хефе, — произнёс Морис, допивая кофе, — я пересмотрел вчера свои записи. Помнишь наш недавний разговор с инспектором Альваресом? Он тогда сказал, что граф Морено жертвует полиции деньги, а ещё, помогает в поимке банды Эспины, и тех, кто устраивал нападения.

— Ну да, помню. И что?

— А то, что инспектор в тот раз едва не проболтался, но я и так понял, что у графа Морено в организации Эспины есть свой человек. Альварес сказал, что с помощью этого они сильно продвинулись в расследовании. А значит…

Морис многозначительно поднял палец.

— Не тяни уже, говори!

— Сто к одному, что граф знает всю правду о нападениях. О том, что их организовал не Эспина. И вопрос в том, а знает ли граф, кто их организовал на самом деле? Потому что это ещё одно оружие в его руках против дома Агиларов. И он может это использовать.

— Здесь я вижу только один выход, — ответил Виго, отбрасывая салфетку и вставая, — мы должны поторопиться с нашим расследованием настолько, насколько возможно. Чем быстрее мы выясним, откуда Морено узнал об этом камне, и зачем он всем так нужен, тем быстрее мы получим собственное оружие против всех. И, пожалуй, я выпишу чек и прямо сейчас отправлю его Альваресу. Пожертвования, как мы видим, творят чудеса.

После завтрака они не мешкая выехали из особняка. Эмбер чувствовала, как вокруг сгущается тревога и нарастает напряжение. Что плохое витало вокруг, зарождаясь в воздухе, словно далёкая гроза. И то, что им нужно торопиться, ощущалось даже кожей.

Сидя в коляске, Эмбер старалась не смотреть на сеньора Виго, да и он как будто стремился держаться от неё на расстоянии, потому что сел не напротив, а сбоку. И ей всю дорогу пришлось ловить на себе напряжённый взгляд Мориса, который словно буравчик вкручивался ей прямо в лоб. Сыщику было любопытно и страшно, и он пока не определился, какое из чувств у него перевешивает.

Всю дорогу они обсуждали с сеньором Виго детали расследования, а Эмбер рассеянно их слушала и смотрела по сторонам, стараясь не привлекать к себе внимание. Они поехали длинной дорогой, потому что на площади в этот день проходил ежемесячный смотр гвардии и улицы вблизи Марина дель Рей были перекрыты для движения.

Храм Святого Доменика стоял на противоположном от Золотых ворот склоне Голубого холма. В этот день не проводилось праздничных служений, и внутри храма было пусто и тихо. где-то вверху, под прозрачным куполом, через который лился утренний свет, ворковали голуби. Пахло благовониями, лимонным кадисским воском и кедром, из которого были сделаны скамьи. Эмбер невольно посмотрела вверх на огромные витражи в окнах с изображениями двенадцати чудес. Утреннее солнце пробивалось сквозь них, раскрашивая противоположную стену множеством цветных пятен.

И подумалось, что всё пошло отсюда — когда — то давно гонения на эйфайров начал именно падре Силвио, и именно он создал Орден Санта Требол для борьбы с «этим злом». А теперь она стоит здесь, рядом с сеньором Виго, который по существу сейчас и возглавляет Орден, как сын своего отца.

Падре Лоренцо вышел к ним сам, радостно приветствовал сеньора Виго, провёл их по храму, показывая новые приобретения, которые были сделаны на деньги дона Алехандро. Затем они вышли в сад, находившийся по другую сторону от храма, и направились по тенистым аллеям к ручью.

— Так что вы хотели знать, сеньор Виго? — участливо спросил падре Лоренцо, склонив голову на бок и сложив руки на животе.

— Видите ли, падре, мой отец никогда не был щедрым человеком, — мягко произнёс сеньор Виго. — Да и благотворительность, прямо скажем, не его конёк. В храм он ходил только по большим праздникам и на королевские торжества.

— Дон Алехандро был суров внешне, но его сердце было открыто Богу…

— Да, да, пусть так. Но меня интересует не его набожность, — прервал Виго святого отца. — Перед тем как его попытались отравить, он приезжал к вам дважды. И пожертвовал очень приличную сумму. Это необычно для него. Кроме того, он просил ювелира — сеньора Варгаса — распилить Сердце Ангела, тот самый камень, из-за которого было так много шума. Он собирался пожертвовать его для главной иконы Парящего Спасителя. Всё этого очень на него не похоже. Скажите, он Как- то объяснил своё поведение? С чего вдруг с ним случились такие перемены? Он вроде бы не жаловался на здоровье и не считал себя таким уж грешником.

— Видите ли, сеньор Виго, дон Алехандро накануне того скорбного дня исповедовался и грехи его были тяжелы.