Русские сказки в ранних записях и публикациях (XVI—XVIII века) - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Царь Гестон опять начал клич кликать, чтоб съезжалися все цари-царевичи, короли-королевичи, князья и бояра, и когда пришел реченный день, то братья Иванушки-дурачка опять начали собираться идти смотреть того позорища. Дурак стал братьев просить, чтоб его взяли с собою, но они его не взяли и сказали ему на то, как и прежде. Когда же дураковы братья ушли, то Иванушка-дурачок взял корзинку и пошел в чистое поле, в зеленые луга, и положил корзинку под кустик, крикнул громким голосом: «Гей ты, Сивка-бурка, вешняя ковурка, стань передо мной, как лист перед травой». Конь бежит, земля дрожит, из ушей дым столбом, из ноздрей пламя пышит, и, прибежав к нему, сказал: «Какая служба, какая нужда? Сказывай мне скорее и садись на меня, на доброго коня». — «Ах! ты гой еси, мой добрый конь! — сказал ему Иванушка-дурачок. — Царь Гестон клич кликал, чтоб его дочь, прекрасную Бастру, поцеловать и перстнями обменяться чрез двенадцать венцов, то сослужи ты мне эту службу». Вымолвив сию речь, Иванушка-дурачок влез коню в ушко, напился, наелся и нарядился, а в другое ушко вылез, стал такой молодец, что ни вздумать, ни взгадать, ни пером написать, ни в сказке сказать, и сел на своего доброго коня, и бьет его по крутым бедрам. Конь осержается, от земли отделяется, выше лесу стоячего, ниже облака ходячего, долы и горы хвостом устилает, малые речки меж ног пропускает, большие реки переплывает, и так он разъярился, что прекрасную царевну Бастру только за один венец не достал. Царь Гестон тогда закричал: «Держи, держи!» Однако не могли Иванушку-дурачка удержать, он ускакал в чистое поле, в зеленые луга, и как приехал на то место, где на коня сел, слез с своего доброго коня, потом влез ему в ушко, разрядился и в другое ушко вылез, стал по-прежнему, и отпустил своего доброго коня гулять, а сам взял корзинку и, набрав грибов, пошел домой. Братья его, пришедши скоро после него, начали меж собою разговаривать: «Куда, братец, какой сегодни один молодец был, что лучше еще вчерашнего, и за один венец только царевну не поцеловал». Дурак, перебив их разговор, сказал: «Ведь и я там был». — «Где тебе, дураку, там быть, — закричали на него братья, — лежи на печи, да молчи».
Царь Гестон в третий раз начал клич кликать, чтоб съезжались все цари-царевичи, короли-королевичи, князья и бояра; и когда пришел реченный день, то братья Иванушки-дурачка опять начали сбираться идти смотреть того позорища. Дурак стал братьев просить, чтоб его взяли с собою, но они его не взяв, сказали ему, чтоб он сидел дома. Когда же они ушли, то Иванушка-дурачок взял корзинку, и пошел в чистое поле, в зеленые луга, и, положив корзинку под кустик, крикнул своим громким голосом: «Гей ты, мой Сивка-бурка, вешняя ковурка, стань передо мной, как лист перед травой». Конь бежит, земля дрожит, из ушей дым столбом, а из ноздрей пламя пышит; седельце на нем черкасское, а уздечка шелку шемаханского, и, прибежав к Иванушке-дурачку, сказал: «Какая служба, какая нужда? Сказывай скорей и садись на меня, на доброго коня». «Ах! Ты гой еси, мой добрый конь! — сказал ему Иванушка-дурачок, — царь Гестон клич кликал, чтоб дочь его, прекрасную Бастру, чрез двенадцать венцов поцеловать и перстнями поменяться, то сослужи ты мне эту службу». Вымолвив сию речь, влез коню в левое ушко, напился, наелся и нарядился, а в правое ушко вылез и стал такой молодец, что ни вздумать, ни взгадать, ни пером написать, ни в сказке сказать, и сел на своего доброго коня, и бьет его по крутым бедрам. Конь его осержается, от земли отделяется, выше лесу стоячего, ниже облака ходячего, долы и горы хвостом устилает, малые речки меж ног пропускает, большие реки переплывает, и так он разъярился, что перескакнул чрез все двенадцать венцов и прекрасную Бастру в сахарные уста поцеловал и перстнями поменялся. Царевна же Бастра влепила ему в лоб алмазную звезду и сама уже закричала: «Держи, лови, лови!» Однако не могли Иванушку-дурачка никак поймать, он ускакал в чистое поле, в зеленые луга, и как приехал на то место, где на коня сел, то слез с своего доброго коня, потом влез ему в правое ушко, разрядился, а в левое ушко вылез, стал по-прежнему, и отпустил своего доброго коня гулять, а сам взял корзинку и набрал грибов, а потом, перевязав голову тряпкою, чтоб не видно было во лбу алмазной звезды, пошел домой. Братья его пришли скоро после него, начали меж собою разговаривать: «Куда, братец, какой сегодни молодец был, что лучше еще и вчерашнего, и за все двенадцать венцов перескочил и царевну поцеловал и перстнями с нею поменялся, да и конь под тем молодцем какой славный, что так высоко скачет». Иванушка-дурачок им сказал на то: «Да ведь и я там был». — «Где тебе, дураку, там быть, — закричали на него братья, — лежи на печи да молчи: видно, ты с кем-нибудь дрался, что голову тряпкою обвязал». Дурак им на то сказал, что будто бы он угорел.
В то самое время, как Иванушка-дурачок поцеловал царевну Бастру и поменялся перстнем, и царь велел его держать, однако не удержали. Тогда царь Гестон отдал приказ, чтоб ко всем градским воротам приставить крепкие караулы и никого из города не выпускать, кто б таков ни был, а другой приказ отдал, чтоб на другой день со всего города все князья и бояра и жители градские мужеска полу от старого до малого сбиралися во дворец к царю Гестону. На утрие начали по сему приказу сбираться во дворец все приезжие цари-царевичи, короли-королевичи, князья и бояра и все жители градские. Братья Иванушки-дурачка также начали сбираться идти во дворец, а Иванушку-дурачка с собою не берут. Когда же они ушли, то Иванушка-дурачок вылез из печи, сказал: «Стань, печка, на куриные ножки и ступай за мной». Печь тотчас стала на куриные ножки и пошла за
