Парадокс Атласа - Оливи Блейк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Aviditas. Страсть. Aviditas vitae, жажда жизни. Потребность, которая движет всем. Она существует – в этом Нико не сомневался, ведь однажды у него на глазах Рэйна создала жизнь. А уверовав в правоту Тристана, Нико перестал сомневаться в мощи этой тяги. Выходит, воля к жизни – не просто философское понятие, не только вопрос физиологии, а исконный принцип физики.
Все, что прежде казалось непреложным, повисло на волоске, и это ломало мозг. Ведь энтропия – закон (второй закон термодинамики, если быть точным), прописанный в коде жизни, его не нарушишь по щелчку пальцев. Воля, сознание – это все часть природы, та же физика. Но что, если надо не просто покорить необузданный хаос? Что, если надо управлять самой жизнью? Каково было бы зажечь искру этой жизни? Обрести власть над ее концом и началом?
Какие тайны вселенной тогда откроются! И не придется больше видеть в неизбежности смерти все формы зла.
Ему несложно было вскрыть замок на двери в спальню Тристана, неслышно подкрасться, подстроиться под ритм его дыхания. Сказать себе, что если Тристан неправ, если его расчеты хотя бы чуть-чуть неверны и он не обречен на провал, то его стоит разочаровать, преподав важный урок. Ведь то, что Нико существует, живет и дышит рядом с ним, в одной из версий жизни, тогда как есть множество других, в которых они даже не встретились, – это не случайное стечение обстоятельств. Тут относительность работает, так ведь? Нико существует относительно Тристана, темы их исследований в основе своей переплетаются, у них общий жизненный опыт: Нико сюда привела забота о Гидеоне, а двигателем ему и Тристану служила близость Либби; и все, приведшее к ее пропаже, не может быть случайным. Это не совпадение. Тут кроется какой-то замысел, закономерность. Нико найдет ее и как-нибудь изменит. Перепишет финал и запустит события заново.
Тристан тревожно спал на спине. Нико вытянул руку над его грудью.
А потом, едва Тристан, повинуясь инстинкту, испуганно распахнул глаза и ахнул, со всей силой обрушил удар ему в сердце.
Чары встретили какое-то препятствие, исказившее поток магической энергии: он не срикошетил, шарахнувшись обратно, а скривился и ударил в сторону, отскочив от груди Тристана лучиком света, как от зеркала. Краем глаза Нико увидел мерцание осколков и от этой неожиданной смены траектории удара рухнул вперед, на кровать… которая оказалась пуста.
Нико вскинул голову, чуть не свернув себе шею, – надо будет потом ее размять. Потирая затылок, он приподнялся и увидел стоящего у окна Тристана.
На стекле ни трещинки.
Нико моргнул.
– Окно… оно…
– Знаю. – Тристан перевел взгляд на руку, которую так и держал вытянутой в направлении удара магии Нико.
Окно не пострадало. Должно быть, энергия ушла куда-то в другое место и рассеялась, будто на ветру. Нико ощутил, как успокаивается потревоженный каркас дома, и медленно сел.
– Так ты…
– Остановил это? Да. – Тристан осмотрел руку, словно опасаясь, что она сломана. Сжал кулак и снова раскрыл ладонь. Кости были целы.
– Значит… – Нико, нахмурившись, встал, – сработало?
Тристан выглядел иначе. Исчезли прежние зажатость и растерянность, а чувство, которое он испытывал сейчас, Нико было знакомо очень хорошо. Ведь он по опыту знал, каково это – когда тебя медленно начинает распирать от силы, решительности и непоколебимости человека, осознавшего, что может держать удар.
– Ах ты, гондон, – в недоумении или, скорее, благоговейно произнес Тристан. – Ты чуть не убил меня.
– Ну да.
Тристан не то оторопело, не то удивленно нахмурился и наконец опустил руку.
– Почему? – спросил он.
Нико попытался придумать ответ, который Гидеон нашел бы конструктивным, но потом решил выдать нечто, отчего друг закатил бы глаза.
– Потому что мог, Тристан, – искренне произнес Нико де Варона. Он заново ощутил прилив удовлетворения, вспомнив, что за кровь течет в его жилах и таким он родился совсем не случайно. Внезапно исполнение обязательств показалось ему важной, нет, критичной, нет, высшей целью. Ведь таких, как он, прежде не было и нет.
За одним исключением.
– И еще, – добавил Нико, – потому что теперь ты лично отвечаешь за поиски способа вернуть Роудс.
Эзра
Эзра умирал.
От скуки.
Как выяснилось, этот процесс медленней, чем удушье дымом. С последним, конечно, у Эзры проблем не возникло: магических талантов хватило, чтобы исчезнуть из разрушенного Либби Роудс мотеля. Он всеми силами старался предотвратить взрыв, хотя знал: такой исход неизбежен, как алый рассвет поутру. Когда Либби схватила Эзру за горло, он испытал некое мимолетное чувство: не то облегчение, не то смирение с заслуженной карой – и приготовился умереть. Казалось, Либби и правда убьет его, раздавит и не поморщится, однако в итоге она просто отшвырнула Эзру в сторону, бросив умирать посреди охваченного пламенем номера. Не хладнокровное убийство, но легче от этого не становилось.
Как бы там ни было, Эзра вновь отправился в путь. В последнее время странствовать приходилось много: одна встреча следовала за другой, хотя в те дни, которые Эзра привык считать прошлыми, он толком никуда не выбирался: ни в Будапешт, ни куда-то еще. Он не был большим любителем путешествий, особенно учитывая, что ему куда проще отправиться в далекое прошлое, нежели раздобыть паспорт, махнуть куда-нибудь во Францию и коптить небо там.
Все эти перемещения он считал добрым знаком. Точнее, не сами перемещения, а то, что заставляло их совершать, – план, который сработал. План и правда был эффективен в силу своей простоты: когда Эзра представлял его остальным, ему почти не пришлось ничего разжевывать, а значит, пособников он подобрал верно.
Всего их было шестеро. Нотазай, представлявший печально известный Форум; Джеймс Уэссекс, тот самый, печально известный Джеймс Уэссекс; Хулиан Ривьера Перес, техномант, чья работа на ЦРУ покрыта мраком; Сеф Хассан, натуралист и спец по минералам, представляющий интересы стран MENA [16] в магической сфере; медит из Пекинской организации, которого оказалось проще найти, чем выяснить его имя; и, наконец, профессор, доктор Аранья, чьи правительственные контракты тоже глубоко засекречены.
В отличие от шестерки, набранной Обществом, союз Эзры стремился не поубивать друг друга во имя сомнительного и недоступного приза, а разделить плоды совместной работы, добиться общей цели. Той самой, кстати,
