Том 1. Время Наполеона. Часть первая. 1800-1815 - Эрнест Лависс

Другим препятствием, тормозившим правильное функционирование союза, была личность русского посла в Париже, графа Толстого. Как военный человек он скорбел о русских поражениях; кроме того, он был насквозь пропитан страстями русской аристократии. Выть настороже против Наполеона казалось ему первым и последним словом мудрости. Восточный мираж, возможность территориального обогащения вместе с Францией, на равных условиях с нею, мало его соблазняли; он видел одну Пруссию, он хотел во что бы то ни стало добиться ее освобождения и тем восстановить ее как необходимую преграду между Францией и Россией. На этого человека, полного предрассудков и лишенного воображения, Наполеон ничем не мог влиять. Напрасно он предоставил ему один из лучших особняков в Париже, напрасно отличал его при всяком случае: русский посол оставался бесчувственным ко всем этим знакам внимания. Он оживлялся только в салонах Сен-Жерменского предместья, среди фрондирующей знати. Он вздумал затеять военный и политический спор с Неем, «который столько же знает о моих планах, — говорил император, — сколько последний барабанщик в армии». Спор перешел в ссору и едва не привел к дуэли. Донесения Толстого, вместо того чтобы вселять доверие, возбуждали в Петербурге беспокойство: этот высокомерный человек менее чем кто-либо был способен рассеять подозрения и содействовать процветанию союза.

Рим, Испания и Швеция. Между тем Наполеон более чем когда-либо чувствовал необходимость вполне овладеть императором Александром, приручить и пленить его блестящими перспективами, потому что он сам в это время загребал обеими руками. Несмотря на то, что папа удовлетворил большую часть его требований, он занял войсками Анкону и Урбино, точно хотел окончательно вывести римскую курию из терпения и получить повод к захвату Рима. «Папа — римский епископ, — говорил он, — а я — римский император». Действительно, раздраженный Пий VII в конце концов взял назад свои уступки; тогда Миоллис в феврале 1808 года занял Рим и установил в нем французское управление. Таким образом, папские владения были фактически присоединены к Франции. В Испании французские войска продолжали подвигаться вперед, проникли в Наварру и Каталонию и обманным способом овладели крепостями; они надвигались со всех сторон, властно охватывая полуостров, чтобы Бурбонам не оставалось другого выхода, как либо подчиниться вполне, либо совсем устраниться.

Было очевидно, что царь только в том случае примирится с этим непрерывным ростом французского могущества, если ему самому будет открыт простор для завоеваний. Наполеон пытался сначала обратить его честолюбие на Финляндию, принадлежавшую еще Швеции, и отвлечь его этим завоеванием. Если Россия стремится расширить свои границы, почему бы не обратиться ей против Швеции, преданной анафеме Тильзитским договором! Александр последовал этому совету: пока он обольщал шведского представителя ложными уверениями, его войска внезапно перешли границу и вступили в Финляндию (февраль 1808 г.). После такого насилия над почти беззащитным соседом он уже не мог жаловаться на то, что Наполеон точно так же поступает с Испанией. Наполеон говорил позднее: «Я продал Финляндию за Испанию». Но Испания была не единственным объектом, от которого следовало отвлечь внимание царя; нужно было также сделать его глухим к жалобам Пруссии и Германии, занятых французскими войсками. Притом Наполеон понимал, что Александр и Румянцев смотрят на захват Финляндии лишь как на задаток в счет будущих барышей и что только крупное приобретение на Востоке заставит их все забыть и все перетерпеть. Поэтому он мало-помалу возвращался к мысли поделить Турцию со своими союзниками и открыть им бесконечные перспективы.

Большое нашествие на юго-восток казалось Наполеону вполне совместимым с захватом Испании на неопределенный срок; он думал, что это последнее предприятие потребует не столько силы, сколько хитрости и, быть может, времени, и займет лишь часть его войск. Со своими италийскими и далматским корпусами, с войсками нового, только что произведенного им набора, с 420 ООО человек, находившихся под ружьем, император рассчитывал сокрушить Турцию, бросить армию на Константинополь, здесь соединиться с русскими и затем двинуться в глубь Азии. Наполеона снова соблазняла мысль предпринять при содействии России и Персии нападение или по крайней мере демонстрацию против английской Индии и нанести здесь англичанам смертельный удар. Он давно лелеял эту заветную мечту; теперь она приняла в его уме определенные очертания[38]. Наполеон стал готовиться к нападению на Турцию; собрал на Корфу большие запасы оружия и провианта и перебросил свои морские силы в Средиземное море, готовясь лишить англичан их первенства на этом море, захватить Сицилию и обратить ее в этапный пункт по пути к Египту. Талейран предупредил Австрию, что она, вероятно, будет приглашена к участию в дележе добычи. Однако Наполеон еще колебался, еще медлил принять окончательное решение, ожидая, чтобы непримиримость Англии обнаружилась воочию. В этот момент малейший шаг к примирению со стороны лондонского кабинета остановил бы ту грозную машину, которую собирался пустить в ход Наполеон.

Раздел мира. В самом конце января Наполеон узнал, что английский кабинет в тронной речи короля категорически высказался против примирения и, казалось, решил начать борьбу не на жизнь, а на смерть. При этом известии сразу вспыхнули все завоевательные и разрушительные замыслы, бурлившие в уме императора. Им овладело теперь одно желание: перевернуть все, что еще оставалось от старой Европы, чтобы под обломками ее похоронить Англию. Он решил столковаться с Александром I по всем вопросам. Надо устроить новое свидание и на нем формально разрешить Александру продолжать завоевания в Швеции, а также выработать план раздела Оттоманской империи, который должен быть осуществлен при первой возможности и одновременно с движением франко-русской армии в сторону Индии. Этой ценой он рассчитывал заранее обеспечить себе согласие царя на все свои мероприятия в Испании и приобрести возможность оккупировать Пруссию еще на неопределенное время. Таким образом, раздел Востока фактически должен был сделаться разделом мира, причем львиная доля доставалась Наполеону.

2 февраля 1808 года он написал царю письмо, полное увлекательного красноречия, — своеобразное магическое заклинание, обращенное к духу предприимчивости и завоеваний: «Армия в 50 000 человек, наполовину русская, наполовину французская, частью, может быть, даже австрийская, направившись через Константинополь в Азию, еще не дойдя до Евфрата, заставит дрожать Англию и поставит ее на колени перед континентом. Я могу начать действовать в Далмации, Ваше величество — на Дунае. Спустя месяц после нашего соглашения армия может быть на Босфоре. Этот удар отзовется в Индии, и Англия подчинится. Я согласен на всякий: предварительный уговор, необходимый для достижения этой великой цели. Но взаимные интересы обоих наших государств должны быть тщательно согласованы и уравновешены. Все может быть подписано и решено до 15 марта. К 1 мая наши войска могут быть в Азии и войска Вашего величества — в Стокгольме; тогда англичане, находясь под угрозой й Индии и изгнанные из Леванта, будут подавлены тяжестью событий, которыми будет насыщена атмосфера. Ваше величество и я предпочли бы наслаждаться миром и проводить жизнь среди наших обширных империй, оживляя их и водворяя в них благоденствие посредством развития искусств и благодетельного управления, но враги всего света не позволяют нам этого. Мы должны увеличивать наши владения вопреки нашей воле. Мудрость и политическое сознание велят делать то, что предписывает судьба — итти туда, куда влечет нас неудержимый ход событий… В этих кратких строках я вполне раскрываю перед Вашим величеством мою душу. Тильзитский договор должен регулировать судьбы мира. Быть может, при некотором малодушии Ваше величество и я предпочли бы верное и наличное благо лучшему и более совершенному состоянию, но так как англичане решительно противятся этому, то признаем, что настал час великих событий и великих перемен».

Тот же курьер привез Коленкуру полномочия начать предварительные переговоры об условиях раздела. Сейчас имелось в виду наметить лишь общие основания договора, окончательные же условия должны были быть выработаны лично обоими императорами. Относительно места и времени свидания Наполеон предоставлял себя в полное распоряжение своего союзника: «Если император Александр может приехать в Париж, он доставит мне этим большое удовольствие. Если он пожелает остановиться лишь на полдороге, отмерьте циркулем на карте середину пути между Петербургом и Парижем. Вы можете дать согласие по этому вопросу, не дожидаясь ответа от меня: я неукоснительно явлюсь на место свидания в условленный день».