Том 1. Время Наполеона. Часть первая. 1800-1815 - Эрнест Лависс

Разрыв Александра I с Англией. В первую минуту изумление и ярость овладели и Наполеоном; но очень скоро он сообразил, что это страшное преступление дает ему превосходное средство совершенно изолировать англичан и поставить их вне охраны международного права. Теперь уже Дания умоляла его о заключении союза, и Наполеон согласился на него. По его предложению Австрия, скрепя сердце, согласилась отозвать из Лондона своего посла и официально примкнула к блокаде, втайне дав знать королю Георгу и его министрам, что ее симпатии остаются на стороне англичан. В Петербурге французская дипломатия удвоила свои усилия, чтобы добиться разрыва России с Англией раньше срока, определенного Тильзитским договором. «Стыдно было бы России, — писал Наполеон, — остаться в стороне после события, так близко ее касающегося».

Александр принял к сердцу оскорбление, которому подверглась Дания — друг, всегда бывший под покровительством дома Романовых. Прибывший в Петербург тайный эмиссар Каннинга, полковник Вильсон, пытался представить объяснения, предлагал сделку относительно Балтийского моря и большие преимущества на Востоке, но Александр остался непреклонным, потому что ждал от Наполеона большей поживы. Его честолюбивые мечты о новых приобретениях на Востоке в это время были подогреты его новым министром иностранных дел, престарелым графом Румянцевым, сменившим Будберга, «который каждый раз ждал приказания, чтобы думать». Румянцев, напротив, имел самостоятельные политические взгляды и лелеял смелые замыслы. Сын блестящего генерала, добывшего себе военную славу при Екатерине II в борьбе с турками, оц только ц мечтал о завоеваниях в Турции и видел в этом столько же семейную традицию, сколько исполнение национальной миссии. Надеясь осуществить свою мечту при помощи союза с Францией, он убеждал императора, что необходимо дать быстрое и полное удовлетворение Наполеону в его борьбе с Англией, чтобы вынудить у него на Востоке все те уступки, на которые, по-видимому, позволяли надеяться тильзитские переговоры. С приближением зимы, когда уже нечего было бояться нападения англичан на Кронштадт и русская средиземная эскадра была в безопасности, Александр принял решение, несмотря на ропот общества, подстрекаемого Вильсоном. 7 ноября он в громовой ноте выразил неодобрение своему послу в Англии, который позволил вовлечь себя как бы в моральное соучастие по копенгагенскому делу; он протестовал против бомбардировки, напоминал о принципах морского права, провозглашенных его бабкой, и объявлял войну Великобритании. Наряду с этим его восточная политика приняла более решительный характер. Согласно статьям Тильзитского договора в Слободзее, при посредстве французского офицера Гилье-мзшо было заключено перемирие с турками, в силу которого дунайские княжества должны были быть эвакуированы русскими. Александр отказался ратифицировать этот акт и оставил свои войска в Молдво-Валахии, не возобновляя пока военных действий, а в половине ноября, спустя восемь дней после разрыва с Англией, он сообщил Савари о своем желании удержать дунайские княжества, включив их в состав своих владений, и просил согласия Наполеона на этот проект.

Попытка соглашения за счет Турции и Пруссии. Наполеон все более и более втягивался в свои южные предприятия. Сорокатысячный корпус Жюно достиг Лиссабона, и дом Браганца бежал в Бразилию. 27 октября в Фонтенебло был заключен договор с Испанией о разделе Португалии; ее разрубили на три куска: северный решено было отдать королеве Этрурии взамен Тосканы, из южного образовать для Годоя Альгарвское княжество, а центр должен был остаться в распоряжении императора, которому он мог пригодиться для обмена при его сделках с Испанией. Таким образом, он продолжал вести переговоры с Бурбонами и не отвергал мысли о такой комбинации, которая поставила бы Бурбонов в полную зависимость от него, хотя еще более желал их окончательного низложения.

Испания, казалось, сама добивалась его вмешательства: король Карл IV и королева, по наущению Годоя, обвинили в заговоре собственного сына Фердинанда; инфант прибег к Наполеону, выпрашивая у него поддержку. Таким образом, в королевском доме воцарилось междоусобие, государство разлагалось, и Наполеон во время путешествия, которое он совершал по Италии в течение ноября и декабря, сказал своему брату Люсьену по поводу Испании: «Не правда ли, это королевство само падает мне в руки?»

Предвидя грядущие события, он отправил на Пиренейский полуостров вторую армию под предлогом усиления оккупационного корпуса в Португалии и придвинул к границе другие войска. Чтобы приобрести свободу действий в Испании и возможность поступать сообразно обстоятельствам, он стремился окончательно обеспечить себе дружбу императора Александра, «на чем-нибудь покончить» с ним и упрочить союз. Поэтому он не отказывался уступить русскому царю дунайские княжества, но соглашался на эту уступку только под тем условием, чтобы ему самому была предоставлена прямая и соответственная выгода. В счете, который оба императора открыли друг другу, Наполеон не заносил в сбой актив ни возможных приобретений по ту сторону Пиренеев, ни своих аннексий в Италии. Ему нужна была такая компенсация, которая могла бы непосредственно уравновесить рост могущества России. Он мог бы получить такую компенсацию в Турции, взяв себе Боснию и Албанию; но это было бы началом раздела Турции, о чем уже была речь в Тильзите, а император в настоящее время был склонен отсрочить это грандиозное предприятие, главным образом из страха, чтобы англичане, как хозяева на море, не захватили лучшую часть добычи — Египет и острова. Теперь он предпочел бы часть Пруссии. Он раскаивался, что пренебрег в Тильзите принципом Фридриха Великого: «никогда не обижать противника наполовину», т. е. что отнял у Пруссии слишком много, чтобы она могла забыть свои потери, не лишив ее, однако, навсегда возможности снова подняться. Чтобы подавить в ней всякую мысль о восстании, он продолжал занимать Пруссию войсками, обусловив ее эвакуацию полным расчетом по уплате военной контрибуции, и в то же время замедлял срок расчета своими все возраставшими требованиями. Словом, он всячески увертывался от выполнения Тильзитского договора, а теперь просьбы императора Александра, казалось, давали ему для этого удобный предлог. Так как Александр хочет во что бы то ни стало удержать за собой дунайские княжества, тогда как по Тильзитскому договору ему лишь условно была обеспечена какая-нибудь часть Турции, то станет ли он препятствовать тому, чтобы Наполеон и со своей стороны превысил условия, навязанные Пруссии, и причинил ей новое увечье, отрезав у нее Силезию? Силезия за дунайские княжества — таков должен был быть предмет новой сделки; оба императора взаимно уступят друг другу чужую собственность, и этот двойной грабеж сохранит равновесие между ними.

Коленкур и Толстой. Как раз в это время Савари был отозван, и на пост посла в Петербурге назначен генерал Коленкур, который в 1808 году стал герцогом Виченцским. Для начала дела ему было поручено предложить обмен дунайских княжеств на Силезию. Это был безупречный слуга, не боявшийся говорить правду своему господину и никогда не крививший душой ради карьеры; при высоких душевных качествах он производил впечатление своей благовоспитанностью и изящными манерами. В Петербурге ему был оказан торжественный и блестящий прием. Его барская пышность ослепила столичные круги — дамы относились к нему не так сурово, как к Савари. «Я танцевал с наиболее упорными, — писал он, — а остальное сделает время». Александр сразу допустил его в свой интимный круг и старался проявить над ним всю силу своей чарующей любезности. Тем не менее, при первом слове посла относительно турецко-прусской комбинации царь мягко выказал свою неподатливость: он отказывался дать согласие на новое расчленение Пруссии, но продолжал с горячностью требовать дунайские княжества.

Как можно было при таких условиях удовлетворить Россию, не предоставляя ей преимущественных перед Францией выгод? В продолжение нескольких недель Наполеон оставлял вопрос открытым, а сам продолжал оккупацию Пруссии, затягивал переговоры с нею о контрибуции и успокаивал турок, неопределенно обещая в то же время царю раздел Оттоманской империи. Вместо того чтобы удовлетворить требования Александра по существу, он отделывался мелкими услугами и любезностями: посылал ему драгоценные вещи — дорогой фарфор, необыкновенный севрский сервиз, отдельные части которого представляли египетские памятники времен фараонов и который до сих пор хранится в московской Оружейной палате. Александр сердечно благодарил, но предпочел бы кусок Турции. Иногда он жаловался, что призрак восточного раздела, появившийся в Тильзите, ушел в туманное будущее, и Наполеон отвечал, что в договоре все обусловлено поведением турок, а они дерясатся весьма миролюбиво. «Говорят, — писал он, — что я уклонился от тильзит-ской мелодии; я признаю только мелодии, положенные на ноты, т. е. текст договора».