Воры в ночи. Хроника одного эксперимента - Артур Кестлер

Его соседи уже спали. Один из них громко храпел, другой — по-видимому, новоприбывший из Европы — разговаривал во сне, умоляя кого-то тонким голосом, потом начал считать до десяти, вскакивая и дергаясь при каждой цифре. Джозеф разбудил его и дал воды, но, уснув, человек этот опять принялся считать. Джозеф примирился с тем, что не заснет, и при свете голой лампочки разглядывал осыпающуюся с потолка штукатурку и бегающих по полу тараканов. От гавани, где стоял на якоре пароход «Ассими» с 250 пассажирами на борту, доносился шум прибоя.

Наконец он уснул. Разбудили его через несколько часов звуки сирены с «Ассими». А ему только-только удалось привлечь внимание спикера в Палате общин! Было еще очень рано. Один из спящих продолжал храпеть. Другой — тот, который считал до десяти, — успокоился. Четвертая кровать пустовала. Сирена завыла снова. Джозеф вскочил и кинулся к окну. Он увидел согнутую старческую фигуру, закутанную в черно-белый таллит. Старик покачивался на пятках в такт молитве и ритмично бил себя кулаком в грудь. Внизу, в гавани, медленно двигались вдоль мола по направлению к открытому морю мачты «Ассими». Над ними кружились чайки. Пароход увозил своих пассажиров в солнечное Средиземноморье, к поджидающей их смерти. Закутанная фигура продолжала бормотать и покачиваться на пятках. На макушке его виднелась небольшая горстка пепла. По-видимому, он его добыл, спалив лист бумаги. Когда читают молитву о покойном, голову посыпают пеплом.

Первые сведения о надвигающейся катастрофе достигли еврейского ишува в воскресенье 27 февраля. Согласно информации из Лондона, опубликованной в еврейских и арабских газетах, правительство представило делегатам Конференции Круглого стола свои предложения о превращении Палестины в независимое арабское государство. Предложены были также дальнейшие меры по ограничению иммиграции евреев, которым предстояло в будущем оставаться меньшинством, не превышающим трети населения страны.

Конференция Круглого стола открылась 2 февраля 1939 года во дворце Сент-Джеймс в Лондоне приветственной речью премьер-министра Невиля Чемберлена. Палестинские арабы, большинство которых были сторонниками бежавшего муфтия, отказались сесть за один стол с еврейскими делегатами. Британское правительство, идя им навстречу, устроило две параллельные конференции — арабскую и еврейскую. Еврейская делегация требовала продолжения британского мандата и дальнейшей иммиграции евреев, исходя из экономических возможностей страны. Арабская делегация настаивала на прекращении действия мандата и отказе от Бальфурской декларации, на прекращении иммиграции евреев и запрещении продажи земли евреям. Переговоры зашли в тупик, и только сейчас стало известно, что британское правительство высказало, наконец, свои предложения, которые в основном соответствовали требованиям арабов.

В тот же день лондонские газеты сообщили о том, что Англия признала правительство испанских мятежников. Некоторые газеты в своих комментариях предполагали, что британское правительство приняло это решение, рассчитывая на великодушие генерала Франко и на его обещание воздержаться от репрессий против республиканцев. В газетах выражалось мнение, что лучшей гарантией прав еврейского меньшинства будет подобное же великодушие со стороны арабов.

Одновременно поступили сообщения о возведении защитной бетонной стены вокруг еврейского квартала в Старом городе, об убийстве популярного среди еврейского населения учителя в окрестностях Соломоновых прудов, о новых взрывах в еврейских районах Хайфы и Иерусалима и о демонстрациях торжествующих арабов с приветственными выкриками по адресу муфтия и господина Чемберлена.

Еврейские представительные организации, как обычно, выразили протест против «планомерной ликвидации Национального очага и передачи его под власть бандитов», а президент сионистской организации, почтенный профессор химии, как обычно, призвал к сдержанности. Однако значительная часть еврейской молодежи пришла к тому времени к выводу, что перед лицом катастрофы сдержанность неуместна. 20 лет евреи упражнялись в лояльности и сдержанности и вот теперь теряют все. Противники же их вознаграждаются за непрерывный бунт.

Незадолго до этого внутри Хаганы произошел раскол из-за вопроса о применении насилия. Хагана, находящаяся под контролем еврейских официальных организаций и придерживающаяся социалистической ориентации, стояла на позиции пассивной обороны. Правительство, которому Хагана оказывала важную услугу в подавлении арабского мятежа, относилось к ней терпимо. Новая организация — Иргун цваи леуми — была численно меньше и создана по принципу нелегального террористического движения. Члены ее были крайними националистами и с презрением относились к официальным еврейским организациям. Бывшие товарищи из Хаганы называли их фашистами, за ними охотилась полиция. В их распоряжении имелись тайные радиопередатчики, печатные станки и значительные запасы оружия. Сторонники их были во всех слоях еврейского ишува, включая полицию и правительственные учреждения. Возглавляли Иргун два студента Еврейского университета в Иерусалиме: специалист по Танаху Рази — он же Давид Разиель, побывавший в концлагере в Сарафанде (позднее он воевал в рядах британских вооруженных сил и был убит в бою), — и Яир, он же поэт Авраам Штерн (позже был убит полицией при попытке бежать из-под ареста).

В понедельник, 27 февраля, через 24 часа после опубликования британских предложений, «Голос борющегося Сиона» объявил, что «во всех крупных городах и на дорогах страны одновременно проводятся карательные действия. Эти действия послужат предупреждением арабским террористам, тридцать два месяца подряд совершающим зверства против евреев; британскому правительству, нарушившему торжественное обещание и закрывшему ворота страны Израиля; и миру в целом, который до сих пор ничего не сделал, чтобы предотвратить убийство наших братьев».

Это не было пустой угрозой. В назначенный час в арабских кварталах Иерусалима, Яффы, Хайфы и Сарафенда взорвались бомбы и мины. По всей стране совершались нападения на автомобили и поезда пускались под откос. За один час арабы потеряли столько человек, сколько евреи за последние три месяца.

Акция началась в 6.30 утра, а в 7.30 закончилась. Ни один член Иргуна не был захвачен полицией. В 8.30 генералу Бернарду Монтгомери, начальнику Хайфского округа, удалось с помощью броневиков и громкоговорителей очистить улицы. До следующего утра было введено осадное положение.

Через несколько часов министр колоний Малькольм Макдональд выступил в Палате общин. Ввиду предстоящего официального подтверждения правительственных предложений, переданных в печать накануне, министр призвал население Англии и Палестины «воздержаться от оценок до появления официального заявления». Министр также выразил сожаление о том, что «в Палестину проникла неполная и в отдельных случаях искаженная информация о намерениях правительства, что привело к серьезным инцидентам». В ответ на требование лидера оппозиции высказаться, «чтобы предотвратить дальнейшее распространение искаженной информации», Макдональд заявил, что «ввиду событий в Палестине дальнейшие заявления нежелательны».

Казалось, что по крайней мере на время катастрофа предупреждена. Бомбы и мины высказались на единственном языке, который был понятен миру в год 1939 от Рождества Христова. Через несколько часов премьер-министр подтвердил безоговорочное признание правительства Франко. Заявление было встречено возгласами: «Позор!» Один из членов Палаты общин крикнул министру: «Вас следует привлечь к суду за измену!»

Хамсин — это горячий и сухой восточный ветер, который дует из Аравийской пустыни. Хамсин бывает разной интенсивности: от легкого дуновения, вызывающего неприятные ощущения, до обжигающего порыва воздуха, вырывающегося как пар из кипящего котла. Но дело не в движении воздуха, не в жаре, которая доходит до 50 градусов в тени, и не в сухости: хамсин действует на нервную систему. Статистики, которая показывала бы рост во время хамсина числа самоубийств, насилий и убийств, не существует. Измерению поддаются только физические изменения в атмосфере.

Во время хамсина небо над Башней Эзры становится свинцово-серым от испарений и пыли. На склоне, обращенном к Кафр-Табие, молодые сосны чуть заметно покачиваются в неподвижном воздухе, словно перед дождем. Но дождя не будет. В раскаленном воздухе — затянувшееся ожидание, безвыходное, как страсть без утоления. Гроза назревает, люди чувствуют ее приближение, слышат ее шум, но желанная разрядка не наступает.