Страна игроков - Иван Жагель

– Именно! – подтвердил очевидную для него истину «друг детства».

Виктор задержал на несколько секунд воздух в легких, шумно выдохнул и подвел итог:

– Тогда твое положение еще хуже. Она не просто села тебе на шею, а уже начинает вить из тебя веревки. Со мной это случилось гораздо позднее… Да, кстати, ты в курсе, что сегодня мы с Лизой подали заявление о разводе?

– Да, – без особого энтузиазма кивнул Максим.

Реброву стало жаль своего заместителя по супружеской жизни, и он попытался хоть чем-то ему помочь.

– Слушай, – предложил он, – ты ведь можешь сам отдать эти пять тысяч Лизе и сказать, что деньги – от меня. Она же посылала тебя ко мне именно за ними! Придумай что-нибудь этакое: что ты бил меня, выкручивал руки, пытал…

– А если она проверит?

– Так и быть, подтвержу, что деньги дал я.

– Я боюсь, у тебя не получится сыграть убедительно, – вдруг разволновался незадачливый вымогатель.

– Ну все, хватит! – решительно оборвал его Виктор. – Сейчас мы точно свихнемся из-за одной проклятой бабы. Поверь, я все сделаю хорошо.

– Спасибо тебе огромное! – искренне обрадовался Максим. – Ты снял с моей головы такую боль. Если будут какие-нибудь проблемы – звони.

Он энергично потряс Реброву руку и пошел к выходу, но от двери вернулся и положил на стол листок бумаги.

– Это – прайс-лист, – пояснил он. – Цены на услуги нашей фирмы. Так, на всякий случай…

После ухода Максима Стражко Виктор впал в состояние, близкое к эйфории. Во-первых, он понял, сколь многим обязан этому парню, избавившему его от Лизы. А во-вторых, порадовался за всю страну. Прежде Ребров только в американских фильмах видел предпринимателей, которые даже во время свадьбы или похорон пытаются заниматься своим бизнесом. И то, что такие же свихнувшиеся люди появились в новой России, вселяло большие надежды на скорое экономическое возрождение страны.

4

Переезд из спального района в самый центр Москвы существенно изменил жизнь Виктора. Если раньше он и дня не мог обойтись без своей потрепанной «Лады», то теперь, как правило, оставлял машину у дома с музыкально одаренными жильцами и отправлялся на работу пешком. Выходило гораздо быстрее, чем если бы он ехал на автомобиле. Ведь чтобы пересечь Тверскую или Бульварное кольцо, нужно было прилично покрутиться и позагорать у светофоров. А потом еще потратить уйму времени на поиск места на вечно забитой редакционной стоянке.

К тому же Реброву нравилось бродить по лабиринтам старых московских переулков, и, иногда, направляясь в редакцию, Виктор так до нее и не доходил. Очнувшись от своих мыслей, он вдруг обнаруживал себя на лавочке где-нибудь на Патриарших прудах или на Суворовском бульваре.

Да и большого смысла появляться на работе теперь не было. Отдел экономики явно доживал последние дни. Ему грозила, по меньшей мере, серьезная реорганизация, так как конфликт Романа Хрусталева с руководством газеты вступил в завершающую стадию.

Михаил Семипалатинский уже слышать не мог фамилию Хрусталева, а тот, в свою очередь, открыто утверждал, что главный редактор «Народной трибуны» ведет против него целенаправленную кампанию, и даже, мол, приказал ответственному секретарю под любыми предлогами не печатать материалы сотрудников отдела экономики, чтобы потом уволить их всех за профнепригодность.

Так это было или нет, но в последнее время статьи подчиненных Хрусталева публиковали и в самом деле очень редко, за исключением, конечно, небольших оперативных заметок на злобу дня. Впрочем, серьезный кризис чувствовался в работе всей редакции. Как и другие российские печатные издания, газета резко теряла тираж. Если в начале перестройки он доходил до восьми – десяти миллионов экземпляров, что для других стран было просто немыслимым, то к середине девяностых упал раз в двадцать.

Необходимо было срочно что-то предпринимать, поэтому Семипалатинский решил провести расширенную летучку или, проще говоря, собрание, на котором журналисты «Народной трибуны» должны были все вместе определить: куда им идти дальше и о чем теперь следует писать? Мероприятие долго готовилось, на него пригласили даже собственных корреспондентов газеты из различных городов страны. Наконец, день этого судьбоносного собрания всего коллектива редакции настал!

5

Летучка началась в четыре часа. В конференц-зал людей набилось до отказа. Как правило, такие мероприятия в газете проходили подчеркнуто демократично: члены редколлегии размещались вперемешку с рядовыми сотрудниками, а во главе стола находились только главный редактор и человек, которому поручалось вести протокол. И в этот раз традиции не были нарушены.

Когда все расселись, в зал стремительно вошел Семипалатинский. Он сразу же, с присущей ему прямотой, сказал:

– Я хотел бы, чтобы мы сегодня обсудили наши творческие планы. А так как газета наша – общественно-политическая, то решать творческие вопросы невозможно без оценки общей ситуации в стране. Думаю, определяющим для нашей долгосрочной стратегии, для выбора тем и расстановки акцентов в публикуемых материалах является тот очевидный факт, что демократы оказались таким же дерьмом, как и коммунисты!

Последующая его речь развивала эту благодатную тему и, как оказалось, нашла горячий отклик в сердцах сотрудников редакции. В развернувшейся затем дискуссии было сказано много слов о продажности власти, о забвении ею демократических ценностей. Но как только перешли к выработке каких-то конкретных рекомендаций, наступило некоторое замешательство.

Борьба с нынешней властью предполагала, что тем самым газета будет лить воду на мельницу находившихся в оппозиции коммунистов, ведь все их политические кампании как раз и строились на дискредитации президента и правительства. Это был очевидный тупик, поэтому ни до чего путного на летучке так и не договорились. Зато Роман Хрусталев получил очередную возможность выяснить отношения с руководством газеты.

Когда все уже выдохлись, слово попросил он.

– Это очень показательно, что теперь наша газета начинает бороться с демократами, – иронично осмотрел присутствующих Хрусталев. – Ничего другого и не могло быть. Потому что российской интеллигенции любая новая власть нужна только для того, чтобы немедленно начинать с ней бороться. Пусть в этой борьбе будут жертвы, пусть будет кровь, главное, что таким образом можно самоутвердиться и доказать, что никого умнее и талантливее интеллигенции в этой стране нет. К сожалению, руководство нашей газеты также рассматривает демократию не как сложную систему общественных взаимоотношений, которую надо старательно улучшать, а как сообщество назвавших себя демократами людей, с которыми надо бороться!

– Вы говорите о руководстве газеты так, словно вы сами не входите в редколлегию! – оборвал его Семипалатинский.

– Теперь уже нет! Потому что, выслушав все, что здесь говорилось, нормальный человек должен уйти! Что я как раз сейчас и сделаю. Заявление об увольнении я вам принесу…

Последние слова Хрусталев произнес, уже пробираясь между стульями по направлению к выходу.

– Слава богу! Наконец-то! – сказал ему вслед Семипалатинский и уже в зал бросил: – Спокойно, спокойно! Давайте продолжим…

Однако после выступления Романа дискуссия вообще сбилась на частности. Одни сотрудники обвиняли секретариат редакции в предвзятом отношении к их статьям, другие сетовали, что в «Трибуне» существуют запретные темы.

Ребров уже давно привык к подобному выяснению отношений между коллегами, и поэтому особо не прислушивался к их словам. Не очень взволновал его и демонстративный уход Хрусталева – это когда-нибудь должно было случиться. Зато все мысли Виктора занимал сейчас человек, сидевший чуть впереди.

Это был собственный корреспондент «Народной трибуны» по Северному Кавказу Казбек Кадзати. Его корпункт находился в столице Северной Осетии городе Владикавказе, но писал он о событиях во всем регионе и делал это очень неплохо.

Ребров знал Кадзати, но не близко. Их как-то представили друг другу в коридоре, и пару раз они в кругу коллег пили чай в редакционном буфете. Виктор вдруг подумал, что этот очень спокойный и даже флегматичный парень с густыми, черными усами и смуглой кожей может оказать ему неоценимую помощь.

После летучки Ребров подошел к нему в коридоре.

– Привет. Мне нужно с тобой поговорить. Ты мог бы зайти ко мне минут на пять?

Кадзати кивнул.

Пока они поднимались на шестой этаж, в комнату Реброва, Казбек молчал. На его лице не проявилось даже легкого любопытства. Казалось, если бы сейчас Виктор, так ничего и не объяснив, попытался выпроводить Кадзати из своей комнаты, тот и в этом случае не выразил бы никакого удивления.