Служу Советскому Союзу 2 - Василий Высоцкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Свет от фонаря ушел в сторону. Дверь закрылась и под потолком вспыхнула лампа в круглом металлическом абажуре, напоминающем перевернутую миску. Этот абажур отпечатался на сетчатке, потому и запомнился. Я снова зажмурился.
Так, надо быстрее привыкать к свету. Иначе буду тут сидеть с льющимися из глаз слезами.
— В самом деле, а почему он прикован? — спросил тот же голос, но уже мягче и участливее. — Освободите его, он же никуда не убежит.
— Вообще-то может броситься. Он неплохо умеет драться. Говорили, что троих мужчин легко положил, — послышался ещё один знакомый голос.
— Ничего, нас тут тоже трое, но мы готовы к его возможным действиям. Освободите!
Вот, наступает первая фаза игры на пленника. Тут пленник невольно должен испытать облегчение и даже симпатию к говорившему. Всё-таки тот даёт небольшой шанс на освобождение. Пусть и в пределах подвальной комнаты, но уже без рабских оков.
По поводу комнаты я не ошибся. Тут и в самом деле был винный погреб. Пузатые бочонки лежали в два ряда вдоль противоположной стены. Лежали, похожие на поленницу из крупных бревен.
Мои глаза достаточно привыкли к свету, чтобы разглядеть всю четверку. Ну надо же, мог бы и не разглядывать — Ульрих де Мезьер, Лотар де Мезьер и ещё двое старых знакомых: мужчина с блеклыми глазами, а также его сухопарая спутница.
Ульрих де Мезьер улыбнулся мне, пока мужчина с блеклыми глазами освобождал меня от оков. Улыбнулся, взял с полки деревянную кружку и прошел к одной из бочек. По пути достал платок и вытер кружку изнутри. Движения скупые, отточенные. Ни одного признака суетливости. Он явно показывал — кто тут король.
Мои руки оказались на свободе. Я тут же начал растирать запястья, словно пробыл в железных браслетах неделю.
В это время Ульрих открыл кран и в кружку полилась красная жидкость. В подвале ещё сильнее запахло скисшим виноградом. Не отрывая от меня взгляда, Ульрих нацедил целую кружку. После этого он двинулся ко мне.
Лотар и остальные мрачно взирали на меня, стоя с прямыми спинами. Им бы ещё нацистскую форму и знамена со свастикой за спину…
— Вы, наверное, хотите пить? Извините, но кроме вина тут другой воды нет, — с сожалением в голосе Ульрих протянул мне кружку. — А так бы я, конечно, предложил чистую ключевую воду. Но…
Ага, а вот и проявление заботы. И это от того, кто совсем недавно съездил мне по лицу. Что же, обработка продолжается. Теперь я должен начать испытывать некое подобие благодарности за заботу.
— Спасибо, — проговорил я, беря кружку «непослушными» пальцами и тут же слегка выплескивая вино на пол. — Ой, руки онемели.
— Ничего, это вино разгонит кровь по венам, — почти по-доброму сказал Ульрих и присел рядом со мной так, что наши лица оказались на расстоянии полуметра друг от друга. — С вами всё в порядке?
— Ну как сказать, — я оглянулся на других людей, как будто они должны были наказать меня за неправильный ответ. — Я тут скованный, на холодном полу… Почему я здесь?
Ульрих разглядывал меня, как будто пытался увидеть синяки или ссадины. Прямо-таки участливо разглядывал, по-отечески.
От него пахло хорошим одеколоном, чистой одеждой, шампунем. Мда, по сравнению со мной это был контраст из контрастов. И это тоже ход вербовки, вроде как невербальный вопрос — хочешь быть таким же?
— Пейте-пейте, не бойтесь, вино не отравлено. Почему вы здесь? Я думал, что вы сами ответите на вопрос. Я ведь вас предупреждал ранее о том, чтобы вы как можно дальше держались от Ангелы? Предупреждал… Вот и результат вашего непослушания, — вздохнул Ульрих так горько, словно безумно сожалел о произошедшем.
Я всё-таки сделал глоток вина. Промочить горло не мешало, а то в рот как будто целую пригоршню песка насыпали.
— Так это из-за Ангелы? — я взглянул прямо в глаза Ульриха, немного подержал взгляд, а потом отвел глаза прочь.
От меня не ускользнул дернувшийся уголок губ. Легкая наметка на возможную улыбку. Чувство радости от превосходства надо мной. Похоже, что я для такого зверюги был всего лишь щенком, несмышленым ребенком, которого можно запросто сломать и слепить по новой.
Вот Ульрих де Мезьер и радовался этому. Он начал ломку так, как я ожидал от него. Не пошел в обход, чтобы не расходовать силы на всякие экивоки, а прямо полез в карман и вытащил фотографии.
— Да-да, из-за неё. И чтобы не отрицать произошедшее, позвольте ознакомить вас вот с этим…
В Советском Союзе подобные снимки назвали бы порнографией. Грязной, пошлой, бескультурной. На снимках были мы с Ангелой Доротеей. Снятые в разных позах и с разных ракурсов. Постельное белье смято, тела поблескивают от пота. Прекрасная работа оператора.
— Что это? — поддержал я правила игры, густо покраснев. — Откуда?
— Это свидетельство изнасилования гражданки Германской Демократической Республики гражданином Советского Союза, — вздохнул Ульрих.
— Но она сама…
— Неужели дочка пастыря, умница и отличница, будет сама приводить грязного русского солдата в дом и заниматься с ним этим? — лицо воблы скривилось от отвращения. — Кто же в это поверит?
— Я не грязный! — протестующе воскликнул я, а после перевел взгляд на своё тело и добавил. — Был…
— Хм… крепкий орешек нам попался, — улыбнулся Ульрих де Мезьер. — Почему я и любил всегда работать с русскими — вас всего труднее расколоть и перетянуть на свою сторону…
— Подождите! Вы… вы собираетесь меня завербовать? — захлопал я глазами.
— О-о-о, ну почему же так сразу? Завербовать… — Ульрих словно попробовал это слово на вкус, оно ему не понравилось. — Скорее, попросить о небольшом сотрудничестве. Сотрудничество, которое всем принесет неплохую выгоду.
Я опустил голову. Выдержал паузу, а потом взглянул в лицо Ульриха:
— Я люблю свою Родину.
— И я тоже люблю свою Родину, — кивнул он в ответ понимающе. — И если бы СССР разделили, то не приложили бы вы все усилия, чтобы он соединился вновь? Вот вы, как патриот, ответьте — чтобы вы сделали, если бы Советский Союз распался.
Я сглотнул. Чтобы я сделал? В то время меня никто особо не спрашивал. Да никого не спрашивали, просто разделили
