Легенды о славном мичмане Егоркине - Виктор Белько

– Что это, Павел Анатольевич, твой друг как будто не в себе? – участливо спросил радушный хозяин. Да, – Понимаешь, наткнулись мы тут у вас в коридоре на нижних палубах на русалок... очень уж легко одетых, так моего друга того... контузило сразу на верхнюю и нижнюю головки, и вот уже полчаса в себя придти не может!

– Всего-то полчаса?! – снисходительно хмыкнул хозяин. – Да тут, бывало-ча, люди на недели пропадают, а может, кто и с концами сгинул, кто ведает? – пошутил он.

– Прямо с концом? – делано ужаснулся мой друг.

– Ага, тут недавно с одного военного корабля офицер был, РЛС навигационную нам чинил. Так представляешь, его потом два дня по всему судну искали! А что, неудивительно, русалок там – около сотни, уж чего они и как с ним делали – не делали, не ведаю, но когда появился нам люди – был бледный и весь воздушный, как тень отца Гамлета. Но довольны-и-и-й (протянул он, чтобы показать – насколько) – просто как мой персидский кот после недельного побега с дачи. Короче, как сказал наш местный поэт:

Был как медведь силен ты,

Как олень красив ты,

Но укатали горку

Наши бурки-сивки!

Вот, лучше не скажешь – похвастался Али-Баба, и продолжал: – А ты представляешь, его командир даже и не наказал – сочли его, при здравом рассуждении, пострадавшим, вот!

– Ага, вернувшимся из плена! – съязвил Егоркин, где-то в глубине души отчаянно завидуя тому офицеру.

– У нас у самих-то с этим строго, прямо как в приличном монастыре, что ты!

Тут мичмана недоверчиво зафыркали.

– Да точно, говорю! – сделал обиженный вид Григорий Поликарпович, – только наши гости иногда нарываются, а “аборигены” – ни-ни!!! Капитан наш против этого заветное слово знает – “Сразу спишу с судна к чертовой матери”! Ага, вот такое вот слово. Да! Так что, твой Егоркин легко отделался, сожалению! – пошутил хозяин.

Хоть на выпивку Григорий Поликарпович и оказался покрепче всех прежних. Вот это отняло у Петрюка и Палыча значительные силы и время. Да и прижимист Али-Баба был не в пример белорусам, одному еврею, и даже – украинцам. Однако, собеседникам удалось понравиться друг другу, каждому приятны и уважение, и внимание, и похвалы. Поэтому мичмана, в конце концов, все-таки получили заветный “Сезам” и вовсю порезвились в его закромах. В баркас последовали и крупы, рыбные консервы, и настоящее оливковое масло, и деликатесный тунец, и туши-бревна редкой и вкуснейшей рыбы-капитана.

Тетушкин, находившийся в это время на ходовом посту, услышал истошный вопль старпома плавбазы по каналу УКВ: “На “Бугеле”! Заберите своего представителя! Нам больше нечего вам дать! А если и дадим, так пойдет ваш “маленький” на дно, на радость всем рыбам и крабам, таким же жадным, как ваш представитель!”.

Борис Александрович покачал головой, и передал командиру барказа приказ на возвращение, тем более, что ветер заметно посвежел.

Егоркин с Петрюком выбрались, наконец, из недр пропахшего рыбьим жиром гиганта прямо к трапу, у которого их барказ уже прилично покачивался.

– Да, – вслух протянул Петрюк, оглядывая непривычно низкую осадку суденышка. Офицер, сидевший у штурвала, также заметно беспокоился.

– Кто умеет молиться? – поинтересовался я, между прочим, Петрюк у команды, рассевшейся в барказе, прямо поверх мешков и коробок. Сказал он это совершенно без улыбки на лице.

– А по-мусульмански можно? – спросил в ответ один из матросов.

– Конечно, даже языческая молитва сейчас вполне подойдет! – на полном серьёзе ответил Александр Павлович – Тут, брат, море! И никакой небесный покровитель просто не может быть лишним!

Действительно, по пути волны несколько раз заливали через борта, и зло плескались и шипели, угрожающе раскачивали утлое суденышко

Через некоторое время действительно просевший почти по самый планширь барказ лихо ткнулся к борту корабля и начал разгрузка.

Тётушкин и помощник с интересом наблюдали за процессом. Трофеи были огромны и поражали воображение!

Командир покинул своих гостей, которые уже вполне освоились, избавились от галстуков и расстегнули верхние пуговицы, ослабили ремни. Заслышав шум возни на палубе, он вышел встречать посланцев. Ловко выскочив на торпедную площадку, он присоединился к офицерам на шкафуте.

Петрюк и Егоркин гордо стояли у надстройки, изо всех сил притворяясь трезвыми и заботливо поддерживая друг друга. Стояли они по стойке “смирно”, но треугольником. Как известно, треугольник – самая устойчивая конструкция. Палуба заметно покачивалась под ногами. Ветер пел в вантах,

волны шумели, жадно облизывая борта. А Петрюк недовольно возмущался:

– Смотри-ка, вроде и выпили всего нечего, а – качает!

– Да ты что, это же шторм начинается!

– Какой там шторм! Говорю же тебе, балбесу, – это меня качает!

Тут они заметили в сумраке дежурного освещения своего командира:

– Патрон! – проревел Паша Петрюк, протягивая наполовину опустевшую бутылку спирта, а другую прикладывая к пилотке.. – Приказ выполнен точно и в срок, материальное обеспечение частично уцелело! Это сдача! Доложил старшина команды снабжения старший мичман Петрюк!

Сторона треугольника по имени Егоркин, ел глазами начальство и тоже держал ладонью пилотку.

– Вольно! – хмыкнул командир, – Борис Александрович, считайте их состояние за производственный травматизм и определите на отдых. Груз закрыть и опечатать, Петрюк придет в боеготовое состояние – сам разберется!

Тем временем радио заблажило на весь ходовой пост голосом перепуганного радиста с “черноморского” траулера.

Нам приказывают остановиться боевой катер неизвестной национальной принадлежности, прошу помощи у “Бугеля”. Мои координаты ….

Это было совсем рядом и просматривалось на индикаторе РЛС. Две зеленоватые отметки сближались. На ходовой пост взлетел командир корабля.

– Старпом! Боевую тревогу! Сниматься с якоря!

– Товарищ командир! А как же…

Александрыч, ты про радиоспектакли что-то слышал? Вот и давай – и по 16-тому каналу, и в открытой связи!

Тетушкину не надо было повторять дважды! Раздались ревуны, звонки бодрые команды, вроде “Вперед полный!”, Командиру БЧ-2 принять целеуказания!”. А когда вошедший в раж старпом проорал “Главный комплекс к стрельбе но надводной цели изготовить!”. Вот тут нервы у нахала не выдержали, и маленькая отметка на индикаторе легла на обратной курс и бросила перепуганного рыбака.

– Вот, а ты говорил – машины разобраны. Слушай, ты настоящий режиссер! Какой талант пропадает! – пошутил командир. Жизнь на корабле вновь потекла “по-якорному”.

Меж тем, механики лихорадочно сворачивали ремонт, а капитаны-гости готовились покинуть корабль. А волны уже захлестывали палубу, “мыльница” танцевала на бурунах твист, подпрыгивая и раскачиваясь на волнах, как пьяный студент на дискотеке. Почесав затылок, командир корабля капитан 2 ранга Васили Ящин, предложил гостям остаться до утра – если верить штурману и его радио, то ветер должен был стихнуть так же, как и начался. Но капитаны наотрез отказались. Это такая человеческая категория – с развитой гиперответственностью. Оставить на ночь свои суда даже на надежных помощников, даже на якоре – такой вариант они даже не мыслили возможным!

Открыв рот, чтобы сказать, что при таком волнении посадка на катер ему даже не видится возможным, Ящин так и остался с открытым ртом. Рядом с ним застыл от удивления и Тетушкин. Такое они видели впервые! Капитаны стали тепло прощаться с офицерами, предлагая им “отомстить” достойным приемом у себя. А потом, совершенно спокойно, застегнув свои тужурки, в которых они прибыли на прием, капитаны по очереди … ловко попрыгали за борт! Моряки с катера также ловко их вылавливали и втягивали на борт “мыльницы”.. Видно было, что такой фокус они проделывают не впервой! А вскоре их “мыльница” уже дала ход, за кормой немедленно вспух бурун, и катер заспешил в сторону якорных огней плавучего рыбацкого “города”.

Из преисподней машинного отделения вылез довольный механик в промасленном комбинезоне, вытирая руки ветошью – в знак того, что он лично принимал участие в экстренной сборке механизмов. Заметив его, еще до доклада, командир облегченно вздохнул – значит, все в порядке, значит – готовы!

Однако, прибрежные катера не унимались – и черт их разберет, к кто это – местные пограничники или пираты. И тем и другим поменять флаг на любой мыслимый и даже – немыслимый, это – как раз плюнуть! Разгорался восход над далекой пустыней, и теперь уже три катера приближались к нашим рыбакам.

На этот раз “радиоспектакль” не произвел на командиров катеров никакого впечатления. Они продолжали уверенно идти курсом сближения с траулерами. В военном деле все может пройти только один раз. Военные быстро учатся, и особенно – на собственных синяках и шишках. Но дело-то в том, на этот раз СКР действительно снялся с якоря, и дал ход, медленно но уверенно разгоняясь. Победно выли форсажные турбины – ехидное “Аг-а-а – !” слышалось в их пении.