Может быть, он? (СИ) - Лабрус Елена

Она снова взяла маркер, перевернула лист и записала всё, что выкрикивали из зала: акцент, чувство юмора, светлые волосы, большая грудь, красивые зубы, мужские мускулы, красивые черты.

— А давайте спросим себя почему. Например, мужские мускулы, — постучала доктор Копылова маркером по доске. — Ведь это не что иное, как фаллические заместители. Большие, крепкие, упругие. Ну? — она засмеялась. — Да, да. Они об этом. Мы понимаем это инстинктивно. А красивые черты? — постучала она рядом со следующей строчкой. — С самого раннего детства мы знаем, что нам нравится. Между фотографиями модели и обезьяны даже маленькие дети выбирают моделей. Красивые дети с трёхлетнего возраста более популярны на детской площадке. Нравится нам это и ли нет, сексуально привлекательные люди больше зарабатывают, более успешны, любимы, популярны. Сексуальность — это борьба сильнейших, быстрейших и умнейших. И всему этому снова есть простая причина. Какая?

— Дети, — сказал Миро.

И доктор Копылова довольно подняла палец:

— Верно. Потребность продолжения рода.

Ещё мы узнали, что самым сексуальным в человеке является симметрия. Что тихая романтическая музыка — не лучший выбор для свидания.

— Хотите посидеть, держась за руки — да, но если в ваши планы входит секс — включайте музыку громкую и энергичную, — советовала доктор.

А ещё, что с точки зрения удовольствия самая удачная поза совсем не миссионерская, а «поза ложки», там всё: и телесный контакт, и свободные руки партнёра, и правильное расположение половых органов, дающее стимуляцию нужных точек.

Мы приняли к сведению и поехали к Миро̀ применять на практике полученные знания.

— М-м-м, ты убрал полку? — потянулась я и обняла его одной рукой.

— Угу, сбил очередной раз головой и унёс к чёртовой матери в мастерскую.

— В мастерскую? — приподнялась я на локте. — Твою мастерскую?

— Ну да. Здесь, с обратной стороны автосервиса, — показал он большим пальцем за голову. И догадался сам: — Хочешь посмотреть?

— Ещё спрашиваешь, — спрыгнула я с дивана и стала одеваться, выискивая среди разбросанных по комнате и снятых на ходу вещей свои.

— Ох, ничего себе! — замерла я на пороге открытых ворот мастерской.

Не зашла. И даже внутрь ещё не заглянула. Снаружи уже было на что подивиться.

Не знаю, как это выглядит днём, но в сумерках огромные отцветающие одуванчики с отлетающими прочь зонтиками, лягушки, стрекозы, божьи коровки и прочие жуки создавали ощущение, что я стала маленькой и стою в траве выше своего роста. Что я в сказке.

— Потрясающе, — покачала я головой, трогая пальцами металлические детали, из которых всё это было сделано, потому что глазам уже не верила.

Миро̀ скромно потёр пальцем бровь, откинул со лба волосы. И где-то там в глубине его глаз я увидела мальчишку, что когда-то с упоением наблюдал за взлетающей с травинки букашкой, да и сейчас не утратил эту детскую чистоту, не так уж сильно отличную от самурайских идеалов, проповедующих жизнь простую и правильную. Верность. Доблесть. Честь.

Мой самурай! Мой любимый самурай, скользнула я по нему взглядом и шагнула в мастерскую.

В просторном помещении на полках и полу тоже стояли металлические скульптуры: совсем маленькие, собранные из крошечных гаек и побольше. Насекомые, животные, растения.

— Ты всё это сделал сам? — переходила я от полки к полке, прикасаясь где-то к отполированных до блеска, а где-то, наоборот, словно намеренно состаренным заржавевшим деталям.

— У меня было полно свободного времени, — усмехнулся он. — Ты не одна ходила на курсы. Я тоже ходил на мастер-класс к одному известному художнику по металлу. Самостоятельно до многих вещей я бы и не догадался. А так меня всё же научили тонкостям работы с металлоломом.

— Талант либо есть, либо нет, как и вкус, — развела я руками, совершенно не настроенная шутить.

Что-то после чёртовой ДНК-вечеринки мне вообще было не до смеха. Я так ждала это исследование, так хотела на него пойти, оно нравилось мне в начале, а потом… нет, я не разочаровалась, но избавилась от иллюзии — знания о том, что происходит в моём организме, когда я думаю, смотрю, прикасаюсь к мужчине, что мне небезразличен, вгоняли меня в тоску.

Я не пойду на это исследование. Не хочу, чтобы наши чувства препарировали. Пусть в них останется магия, как в этих железных лягушках, что казались живыми.

— Мама предложила переехать к ней, — сказал Миро̀. — Но я отказался. Буду искать что-то, куда можно переехать со всем этим скарбом.

— Да там было бы и удобнее, ближе. А как же эта комната над автосервисом?

— Автосервис я продал Гамлету, — тяжело вздохнул он. — И думаю, будет честно, если у него будет возможность использовать все помещения по своему усмотрению. В том числе и мою комнату, и мастерскую.

— Продал? — опешила я.

— Да, Ева поставила условие вернуть ей до конца недели деньги, или она отсудит единственную собственность, что у меня была.

— Ева! Ну, конечно! — я упёрла руки в бока. — Можно я поеду с тобой? На разговор с ней?

— Зачем? — в этот раз удивился Миро̀.

— Потому что у твоей чёртовой Евы рыльце в пушку до самой задницы. Я когда-то работала у неё, Мир. И у меня есть хренова туча бумаг, доказывающих, что она ведёт свой бизнес нечестно. Что она заработала на «утопленниках» и «распилах» — машинах, что везли из зоны наводнения в Японии и как металлолом, обходя таможенное законодательство. И ещё много всего, что точно не понравится налоговым органам, если это обнародовать.

— Да ты полна сюрпризов, — подтянул он меня к себе и посмотрел… с восторгом?

— Угу, — обняла я его за шею. — А ты думал, я отдам тебя на съедение крокодилам?

— Будешь за меня бороться? — вдохнул он мой запах.

— До последней капли ДНК, — улыбнулась я.

— Кстати, а почему ты не стала забирать свой тест?

— Я забрала. Но я не хочу его сравнивать с твоим, — покачала я головой. — Мне всё равно совпадаем мы или не совпадаем. Я не хочу этого знать. Не хочу переживать ещё из-за этого.

— А ты переживаешь?

— Да, Миро̀! Да, чёрт побери! Я очень за тебя переживаю. Потому что на тебя смотрят как на завтрак.

— Кто? Твоя расстрельная команда? — он равнодушно засунул руки в карманы.

— Да, сердце моё!

— Прости, но они идиоты. И ты зря за меня переживаешь, малыш.

— Уверен?

— Абсолютно. Каких бы ошибок я ни наделал, — он подошёл к доске, где мелом были написаны какие-то расчёты, стёр и нарисовал пирамиду. — Я вот здесь, — ткнул он в вершину. — Человек новый, неопытный, чьи решения на данный момент ни на что не влияют, и никак не пошатнут вот это, — он постучал по основанию пирамиды. — Компания как стояла, так и будет стоять. На фундаменте, созданном моим отцом, укреплённым, как бетоном, многолетним опытом, производственной базой и научными исследованиями. Но если выбивать кирпичи — вот отсюда, — снова показал он на нижнюю, широкую часть, то да, она пошатнётся. Так что за меня тебе переживать точно не стоит. Я могу творить что угодно и даже хорошо, если так и будет — приму удар на себя. Мой отец никогда не поставил бы меня во главе компании, если бы это не шло ей на пользу. Но он добился именно этого: чтобы я отвлекал внимание и «Экос» казался лёгкой добычей. Казался, — подчеркнул он.

— Добился? — удивилась я. — Ты так говоришь, словно отец сделал это специально. Я думала, он тебя поставил вместо себя, потому что верит в тебя. Потому что ты будущее этой компании. И кто, если не ты, должен её возглавить.

— Это бизнес, детка, — вздохнул он. Тяжело. Обречённо. — Прежде всего бизнес. Жестокий и циничный, как природа. Здесь или побеждают, или не берутся вовсе. И увы, у меня есть основания сомневаться в собственном отце. Он испробовал разные способы: пытался меня заставить, пытался купить, предложив деньги, что я должен Еве, пробовал шантажировать, давил на мать, зная, что ей мне отказать труднее. Но в итоге сменил тактику, и я согласился сам.