Литературный призрак - Дэвид Митчелл

Птица рухнула, на полу — груда перьев и штукатурки. На звук выстрела в пустых залах откликнулось только эхо.

Женщина взмахнула руками, уронив вязание на пол. В широко раскрытом рту видны черные гнилые зубы.

— А теперь, навозная лужа, кишащая червями, слушай меня внимательно, — шепчет Сухэ-батор. — Наша беседа, вонючая гнилозубая сука, будет протекать следующим образом. Я задаю вопрос — ты быстренько отвечаешь. Если мне покажется, что ты немножко увиливаешь от ответа, то следующие десять лет проведешь в очень отдаленном уголке нашей любимой родины. Поняла, сука?

Женщина побелела и хватает воздух ртом.

Сухэ-батор любуется своим пистолетом.

— Не расслышал ответа.

Женщина лепечет что-то вроде «да, поняла, поняла».

— Вот и прекрасно. Итак, начнем сначала. Где Бодоо?

— До него дошел слух, что сюда едет человек из КГБ, и он сбежал. Он не сказал куда. Клянусь, господин, я не знаю, где он. Я не знала, что вы из КГБ. Клянусь, не знала.

— Допустим. А на какой улице этого чудного города живет наш дорогой Бодоо? Давай адрес.

Женщина колеблется.

Сухэ-батор вздыхает, вынимает из кармана золотую зажигалку и подносит к табличке с надписью «не курить», которая стоит на прилавке. Дрожащая женщина, Сухэ-батор и я смотрим, как корчится в огне картон, превращаясь в горстку черного пепла.

— Значит, ты хочешь, чтобы тебя изувечили в тюрьме? Или ты хочешь, чтобы я кастрировал твоего мужа? А может, ты ждешь не дождешься, когда твоих детей отправят в мусульманский интернат в Баян-Олги? Ты наверняка слышала, что там делают с детьми.

Капли пота выступают у нее на лбу. Сухэ-батор лениво протягивает руку — он хочет выволочь ее из-за прилавка, но я останавливаю его. Женщина отрывает клочок газеты и царапает на нем адрес.

— Вот, господин, здесь живет Бодоо вместе с дочерью.

— Премного тебе благодарен.

Сухэ-батор вырывает из стены телефонную розетку.

— Хорошего дня, — прощается он.

Сухэ-батор обошел вокруг дома. Маленький блочный домик с одним подъездом, на самом краю города. Рядом бочка для сбора дождевой воды — в хороший год дождь выпадает раз десять. Садик с растениями, надеющимися на такой год. Ветер завывает, вздымает пыль. Мой хозяин стучит в дверь и достает пистолет. Я принимаю меры, и Сухэ-батор нечаянно ставит его на предохранитель.

Дверь открывает дочь Бодоо. Ей нет и двадцати, мальчишеская стрижка. Мы понимаем, что дома она одна и ждет нас.

— Давайте поговорим спокойно, — предлагает Сухэ-батор. — Вы знаете, кто я и чего хочу. Где ваш отец?

Девушка оказывается не робкого десятка.

— Неужели вы всерьез думаете, что я сдам собственного отца? И вообще, в чем его обвиняют?

Сухэ-батор улыбается. В темном закуте его сознания что-то шевелится. Сухэ-батор окидывает взглядом девушку и представляет, как сейчас ей врежет. Шагнув ближе, он хватает ее.

Но Сухэ-батор не получит своей добычи.

Я внушаю ему непреодолимое желание отправиться в Копенгаген через Багдад, а на прощание заставляю бросить к ногам девушки бумажник, в котором несколько сот долларов. После этого покидаю тело Сухэ-батора. Очередное переселение дается нелегко. У девушки сильная воля, она умеет постоять за себя.

Вот и все. Я уже сменил адрес. Гашу застрявший у нее в горле крик. Мы наблюдаем, как агент КГБ швыряет деньги на землю, кидается к своей «тойоте», заводит мотор и трогает с места в карьер. Он держит путь на запад. Возможно, мой приказ и не забросит Сухэ-батора на родину Каспара, но наверняка очень далеко от Даландзадгада — может, в какую-нибудь страну с неустойчивым режимом, где нелюбезные пограничники не знают ни монгольского, ни русского.

Моя новая хозяйка смотрит, как отъезжает Сухэ-батор. Шины скрипят, из-под них взвиваются ленточки пыли, которую подхватывает ветер пустынь.

Я навожу справки. Девушку зовут Балжин. Мать умерла. Есть! Вот оно! «Трое, которые думают о судьбе мира». Немного другая версия, но история та же самая. Мать ткет при свете очага и рассказывает Балжин сказку. Балжин тепло и уютно. Постукивает ткацкий станок.

Теперь мне только остается выяснить, в какой местности родилась эта сказка. Мы с Балжин направляемся в кабинет ее отца, который служит ему и спальней, и столовой. Балжин — личный секретарь отца и сопровождает его в экспедициях. Все материалы для книги хранятся в ящике стола. Увы! Бодоо все забрал с собой.

Я укладываю Балжин в постель и отключаю ее сознание, погружая в сон, а сам тем временем обследую ее память в надежде выяснить, откуда произошла эта сказка. В какой деревне ее до сих пор помнят и рассказывают? Я потратил полдня напрасно, Балжин не знает. Она только уверена, что отец знает.

Где же он? Вчера Бодоо отправился к своему брату — его юрта на расстоянии двух часов пути верхом к западу от Даландзадгада. Если он не получит сегодня до полудня от Балжин известия, что все спокойно, то двинется дальше на северо-запад — в Баянхонгор. Это пятьсот километров через пустыню. Я бужу Балжин, она смотрит на часы. Уже три часа дня. Я убеждаю Балжин, что опасность миновала, что у КГБ к ее отцу нет никаких претензий, что он может вернуться домой. Следующий шаг предоставляю сделать ей самой.

Нам нужно раздобыть лошадь или мотоцикл.

Через два часа мы прибыли в деревушку. Она расположена в тридцати километрах к западу от Даландзадгада, на местном наречии называется Излучина Реки, а на других наречиях названия у нее нет. Балжин застала своего дядю, брата Бодоо, за починкой джипа. Мы опоздали на пять часов. Бодоо уехал около полудня, полагая, что КГБ возобновило преследование по старому обвинению — участие в демократической демонстрации. Балжин рассказала дяде о том, как ей под ноги бросили бумажник, набитый деньгами. Воспоминание о нападении Сухэ-батора я стер. Брат Бодоо, крепкий пастух, которому требуется десять секунд, чтобы завалить барана и перерезать ему горло, громко хохочет. Он перестает смеяться, когда Балжин отдает ему половину денег. Их хватит его семье на год.

Мы можем поехать вдогонку за Бодоо на джипе, если только нам удастся его починить. Я переселяюсь в очередной раз — теперь в брата Бодоо и, применяя шоферские познания Жаргала Чиндзорига, руковожу переборкой двигателя.

Двигатель заработал поздно вечером. Брат Бодоо, мой новый хозяин, считает, что ехать на ночь глядя — опасно. Мы решаем выехать на заре. Балжин приносит дяде кумыса. В холодной речке купаются ребятишки, женщины стирают белье. Речка берет начало в горах Гоби-Алтая от тающих снегов. По запахам от костров ясно — скоро ужин. Племянница Балжин учится играть на шудраге, это такая лютня с длинной шеей. Старик созывает коз. Как я завидую всем этим людям — они чувствуют родство и сопричастность друг другу.

Из города верхом прискакали мужчины, с жадностью слушают новости. О появлении Сухэ-батора они уже знают благодаря шоферскому «телеграфу». Все рассаживаются вокруг костра, и Балжин повторяет свой рассказ. Начинается импровизированная вечеринка. Парни демонстрируют Балжин мастерство наездников. Балжин очень уважают как одну из лучших в Даландзадгаде стрелков из лука, к тому же она не обручена, к тому же она дочь государственного служащего. Дядина жена приготовила еще кумыса, смешав свежее кобылье молоко с перебродившим. Кобылиц кормили травой таана, заготовленной прошлой осенью, от этого кумыс получается еще вкуснее.

Стемнело, зажглись огни.

— Расскажи сказку, тетушка Балжин, — просит восьмилетняя внучка моего хозяина. — Ты знаешь самые лучшие сказки на свете!

— Почему? — спрашивает совсем маленький сопливый мальчуган.

— Потому что дедушка Бодоо написал книжку, дурак. А тетушка Балжин помогала ему, ясно? Правда же, тетушка Балжин?

— Какую книжку? — спрашивает мальчуган.

— Такую! Книгу сказок, дурак!

— Каких сказок?

— Таких! Ничего не знает! — Девочка демонстрирует свое превосходство. — Тетушка Балжин, расскажи нам про верблюда и оленя.

Балжин улыбается. Улыбка у нее чудесная.

Давным-давно жил-был верблюд. У него были очень красивые рога, ветвистые и раскидистые. И не только рога! У него был очень красивый хвост — густой и глянцевитый, как ваши волосики.

(— А что такое «глянцевитый»? — спрашивает мальчуган.

— Отстань, дурак, а то тетушка Балжин не будет рассказывать. Правда же, тетушка Балжин?)

В те времена у оленя не было рогов. Он был совершенно лысый, с гладкой макушкой, уродливый, если правду сказать. А у коня не было хвоста. То есть был, но маленький, некрасивый, как обрубок.

И вот однажды пришел верблюд к озеру напиться. Увидел в воде свое отражение и замер от восхищения! «Какая красота! — думал верблюд. — Я самое прекрасное животное на свете!»

И тут из леса вышел — как вы думаете, кто? — олень! Он вздыхал, из глаз его текли слезы.