Худеющий - Стивен Кинг

Потом стрельнул окурком и пошел к костру. Я еще увидел, как у него блеснуло кольцо в ухе.

Он утер ладонью воду с подбородка и посмотрел на Билли.

— Флэш — такая кличка у меня была, когда я грошовым носильщиком работал на причале еще в пятидесятых. Но никто меня с тех пор так не называл, друг. Я, понимаешь, стоял-то совсем в темноте, а он вроде бы увидел и назвал по старой кличке, либо, как цыгане говорят, секретным именем. Представляешь, что у них там за пазухой, коли даже секретное имя человека знают?

— Неужели так много знают? — спросил Билли, обращая вопрос отчасти к себе.

Бармен Тимми снова приблизился к ним. На этот раз он заговорил с Билли почти ласково и так, будто Лона Эндерса рядом и не было:

— Он свою десятку заработал, верно? Ну и оставь его в покое. Ему худо, а от этих разговоров лучше не станет.

— Нормально, Тимми, — сказал Эндерс.

Тимми даже не взглянул в его сторону. Он смотрел на Билли Халлека.

— Мне хочется, чтобы ты шел своей дорогой, — сказал он Билли урезонивающим, даже добрым тоном. — Ты мне не нравишься, понимаешь? Выглядишь, как несчастье, — только место ищешь, чтобы натворить чего. За пиво можешь не платить, уходи.

Билли посмотрел на бармена, испытывая страх и смущение.

— Ладно, ухожу, — сказал он. — Только один маленький вопрос. — Он повернулся к Эндерсу. — Куда они отправились?

— Не знаю, — ответил старик. — Цыгане адресов не оставляют, друг.

Плечи Билли опустились.

— Но я уже не спал, когда они утром тронулись в путь. Мало сплю нынче, а о глушителях они не заботятся. Видел, что выехали на шоссе номер 27 и повернули на север, на шоссе номер один. Думаю, в Роклэнд двинули. — Старик тяжело, с дрожью, вздохнул, и Билли наклонился к нему, чтобы лучше слышать. — Роклэнд или, может, Бутбэй Харбор. Да. Вот и все, пожалуй, друг. Скажу только, когда он меня назвал моим секретным именем — Флэшем, я малость в штаны намочил. — И вдруг Лон Эндерс заплакал.

— Мистер, вы уходите? — спросил Тимми официальным голосом.

— Ухожу, — сказал Билли. Прежде, чем направиться к выходу, он мимолетно пожал хилое плечо старика.

Снаружи солнце ударило зноем, как молотом. Время перевалило за полдень, солнце клонилось к западу. Посмотрев влево, он увидел собственную тень — хрупкую тень высокого подростка на белом песке.

Он набрал код 203.

«Да, у них за пазухой до черта всякого, если знают старую кличку первого попавшегося человека».

Набрал код 555.

«Мне хочется, чтобы ты шел своей дорогой. Ты мне не нравишься».

Набрал 9231 и прислушался к звонкам своего дома в городе Жирных Котов.

«Выглядишь, как несчастье…»

— Алло? — Голос запыхавшийся и полный надежды, но не Хейди, а Линды. Лежа на постели в номере гостиницы, Билли зажмурил глаза от внезапно нахлынувших слез. Увидел ее такой, какой она была, когда он шел с ней по Лантерн Драйв и говорил о несчастном случае, — ее старенькие шорты и длинные неуклюжие ноги.

«Что ты ей скажешь, Билли-бой? Что пропотел весь день на пляже, что пообедал двумя кружками пива и что, несмотря на два больших бифштекса на ужин, ты потерял три фунта вместо обычных двух?»

— Алло?

«Что ты приносишь несчастье тем местам, где появляешься? Что тебе жаль, что ты врал, но ведь все родители так делают?»

— Алло! Кто это? Бобби, ты, что ли?

Не открывая глаз, он ответил:

— Это папа, Линда.

— Папа?

— Миленькая, я не могу сейчас говорить, — сказал он. «Потому что, кажется, плачу». — Я все теряю вес, ты знаешь. Но я напал на след Лемке. Скажи маме об этом. Запомнишь? Я напал на след Лемке.

— Папочка, дорогой, ну пожалуйста, возвращайся домой! — Она заплакала. Билли сжал трубку в руке. — Я по тебе соскучилась и больше не соглашусь, чтобы она меня куда-нибудь отсылала.

Слабо послышался голос Хейди:

— Лин! Это папа?!

— Я люблю тебя, моя душечка, — сказал он. — И маму твою люблю.

— Ну, папа!..

Сумятица тихих звуков. Потом Хейди взяла трубку.

— Билли? Билли, пожалуйста, прекрати это все и возвращайся домой, к нам.

Билли осторожно положил трубку, перевернулся в постели и уткнулся лицом в скрещенные руки.

Он покинул «Шератон», Южный Портленд на следующее утро и поехал по шоссе N1 на север вдоль побережья. Шоссе начиналось в Форт Кенте, Мэн, и заканчивалось в Ки Уэст, Флорида. Старик в «Семи морях» сказал: Роклэнд или Бутбэй Харбор, но Билли на случай не мог надеяться. Останавливался на каждой второй или третьей заправочной станции на той стороне шоссе, которая вела к северу. Заходил в придорожные универмаги, где на передних лужайках в шезлонгах сидели старики, задумчиво жуя спички. Показывал свои снимки всем, кто готов был посмотреть. Поменял два стодолларовых «трэвеллерс „-чека на мелкие долларовые бумажки и раздавал их направо-налево, словно рекламируя продукцию сомнительного сорта. Чаще всего показывал четыре снимка: девушки Джины с оливкового цвета кожей и черными завлекающими очками, „кадиллака-купе“, «фольксвагена-микробаса“ с намалеванными на борту женщиной и единорогом, Тадуза Лемке.

Как и Лон Эндерс, люди почему-то не желали дотрагиваться до его фотографии.

Но — помогали. У Халлека не возникло проблем с выяснением маршрута цыган вдоль побережья. И дело было не только в номерных знаках иных штатов — к этому люди в штате Мэн летом быстро привыкали. Дело было в том, как двигались фургоны и универсалы, — почти бампер в бампер, пестрые росписи по бокам, да и в самих цыганах. Большинство из тех, с кем Билли говорил, заявляли, что их женщины и дети крали вещи, но никто толком не сказал, что именно было украдено, и никто почему-то не обратился в полицию по поводу этих краж.

В основном вспоминали старого цыгана с провалившимся носом, если видели его.

Когда Билли сидел в баре «Семь морей» с Лоном Эндерсом, он отставал от цыган на три недели. Владелец автозаправочной станции «Скоростной Сервис Боба» не смог вспомнить, в какой день он накачивал их машины горючим одну за другой. Помнил только, что от них воняло, «как от индейцев». Билли подумал, что и сам Боб весьма смердел, но решил не говорить об этом — выглядело бы невежливо. Зато парнишка из колледжа, работавший в кафетерии напротив, через дорогу, сумел точно вспомнить дату — 2 июня. И как не вспомнить? Пришлось в собственный день рождения вкалывать. Билли поговорил с ним 20 июня, то есть с отставанием на 18 дней. Цыгане искали место для табора немного севернее, в районе Брунсвика. 4 июня они расположились на Бутбэй Харбор, не на берегу, разумеется: нашли фермера, который согласился выделить им часть поля в районе холма Кеннистон за двадцать долларов за ночь.

Цыгане пробыли там три дня. Летний сезон только набирал силу, и прибыли табора были пока еще незначительны. Фермера звали Уошбурн. Когда Билли показал ему фотографию Тадуза Лемке, фермер кивнул головой и торопливо перекрестился (Халлек был уверен, что жест этот был совершенно неосознанный).