Бюро находок - Зигфрид Ленц

– Альберт?

– Да, неизвестно, когда он сможет к нам вернуться и сможет ли вообще; твой дядя сказал мне об этом по телефону.

– Бедняга Альберт, – задумчиво произнес Генри, встал и посмотрел на вешалку у стены, на которой висел синий рабочий комбинезон Бусмана, просторный, с отвисшими карманами. Генри спросил, чем можно помочь Бусману, сейчас и в будущем, но никому не пришло ничего на ум. Для себя он решил сначала навестить старшего Бусмана.

Прежде чем выйти из кабинета, Паула отломила кусочек ржаного печенья и предложила снегирю, однако тот продолжал равнодушно сидеть на своей жердочке, не проявив никакого интереса к лакомству.

– Он больше не любит меня, – сказала она.

– Нет, Паула, – утешил ее Генри, – просто у него линька, и он потерял аппетит.

В проходе у полки с забытыми книгами и множеством фотоаппаратов Генри схватил Паулу за руку и удержал ее. Она никак не отреагировала на его вытянутые для поцелуя губы, лишь задумчиво взглянула на него и, казалось, даже не заметила руку, которую он положил ей на плечо. Он остался доволен, она поняла, что его переполняют чувства. Генри осторожно взял с полки один из фотоаппаратов, довольно дорогой, забывший его, вероятно, очень спешил или просто был крайне рассеян. Владелец наверняка скоро объявится.

– Если он придет, – посоветовал Генри, – тебе надо только спросить его о последних кадрах, я тут уже поработал и проявил пленку – карточки в этом пакетике.

Он сел на свернутый надувной матрас и постучал по нему, приглашая Паулу сесть рядом, потом вытащил одну за другой фотографии и протянул ей:

– Посмотри.

Паула заинтересовалась и просмотрела цветные снимки, отложила их в сторону и взяла снова, наконец удивленно произнесла:

– Я здесь не вижу ничего, кроме воды.

– Присмотрись повнимательнее, – посоветовал Генри, – сравни, и тебе кое-что откроется.

– И что же это?

– Если ты сопоставишь несколько фотографий, ты заметишь: на каждой сняты волны и ничего другого, фотограф запечатлел, как они возникают, идут на убыль, как образуют разные формы. – Он выложил несколько снимков в ряд, словно игральные карты, и перед ее глазами предстал настоящий калейдоскоп: волна с разорванным гребнем, будто вставшая на дыбы и готовая вот-вот обрушиться; длинный, сходящий на нет пенный язык, лижущий берег; волны, бегущие за кормой буксира, с сидящей на одной из них чайкой, и ласковые волны с солнечными бликами, омывающие голенькую малышку. – Чувствуешь, Паула, фотограф – либо ученый, исследующий волны, либо их большой любитель, во всяком случае, если он придет за своим фотоаппаратом, ты сможешь задать ему пару коварных вопросиков.

– Надеюсь, что ты это сделаешь сам, – возразила Паула, – останешься у нас и все спросишь сам.

Она слегка коснулась его щеки и, глядя на фотографии, произнесла со снисходительной улыбкой:

– Ты ничего не добьешься, я сильно сомневаюсь, чтобы Альберт вернулся; действующие здесь порядки такой обмен не предусматривают. Однако то, что ты попытался это сделать, заслуживает всяческой похвалы. Я немного старше тебя и поэтому имею право сказать: ты хороший мальчик, и мы все тебя здесь любим.

Не говоря ни слова, он обнял ее и привлек к себе, когда же они чуть было не слетели с надувного матраса, он резко выпрямился, поймал ее руку и спросил:

– Поедем? Поедем вдвоем на побережье?

Она затрясла головой и снова легонько провела рукой по его щеке; хотя в ее глазах и читалось нескрываемое расположение, он прочел в них еще и снисхождение, особенно когда она с улыбкой произнесла:

– Ты хороший мальчик, Генри, будь еще и разумным. Мы не поедем вдвоем.

– Но почему нет?

– Я не знаю, чем это закончится, но уверена, что ничем хорошим.

У нее было усталое лицо, видимо, болели глаза. Она со вздохом подняла две фотографии, сложила их вместе.

– Да, волны, – проговорила она, – помнишь, ты мне рассказывал, как тебя когда-то опрокинула волна.

– Конечно, помню, я учился в школе, и мы отправились в поход на острова, ох и наглотался же я тогда воды!

Он посмотрел на нее, удивленный ее памятью, и попытался поцеловать, но она встала и взъерошила ему волосы, потом спокойно собрала все фотографии и сложила в пакетик:

– Вот, они тебе понадобятся.

Вместе с пакетиком и фотоаппаратом, снятым с полки, она подошла к сейфу, где хранились ценные вещи. Генри медленно пошел за ней, приблизившись почти вплотную, так что ему было видно, как она расчищала в глубине место для новых вещей. Ему хотелось притронуться к ней, но он медлил, тут она оглянулась, и он смущенно улыбнулся, застигнутый врасплох. Паула попросила сигарету; поднося ей зажигалку, он спросил:

– Ты хочешь, чтобы я тут остался?

– Разумеется. – Она развеселилась. – Здесь нет никого, с кем бы так привольно чувствовали себя вещи. Ты просто рожден для нашего бюро.

– Ты знаешь, я иногда сам себе кажусь найденной вещью.

– Во всяком случае, очень забавной, – улыбнулась Паула и добавила после короткой паузы: – А как ты смотришь на то, если я приглашу найденыша Генри в рыбный ресторанчик, сейчас моя очередь?

– Согласен, буду очень рад и подумаю, чем мы займемся потом.

– Что ты подразумеваешь под «потом»?

– Потом будет видно.

Паула засмеялась:

– Нас послушать, будто дети разговаривают.

– Ну и что плохого? К разговорам детей нужно относиться серьезно.

Звонок возвестил приход посетителя. Паула лишь произнесла: «Клиент…», и Генри послушно поплелся к окошку выдачи.

Склонившись над рулем, почтальон катил свой велосипед по зацементированной площадке, потом прислонил его к водоразборному крану и открыл раздутую почтовую сумку, пристроенную на багажнике. В ней лежали рассортированные по номерам домов и стянутые резинками пачки писем. Почтальон знал номера всех многоэтажек, знал и многих адресатов на своем участке. Они звали бывшего всегда в хорошем настроении маленького нигерийца по имени Джо, как он и хотел, когда сообщал людям: «Сегодня Джо принес вам радостную весть».

Как охотно и как точно он сделал пас мячом, посланным ему соседским мальчишкой, и как обрадовался, увидев Генри, тащившего в каждой руке по пластиковому пакету к своему подъезду.

– Привет, Джо, – поздоровался Генри, и почтальон ответил с выражением сожаления:

– Сегодня ничего нет, босс, в следующий раз уж точно будет.

Генри отомкнул входную дверь и впустил Джо, который сразу принялся заполнять пустые почтовые ящики жильцов письмами и рекламой; одно авиаписьмо он с торжествующим видом поднял высоко над головой, подозвал Генри и показал на почтовую марку, изображавшую пару ласкающихся леопардов.

– Африка! – гордо воскликнул он. – Намибия, многие передают Джо привет.

Генри кивнул ему и подошел к своей квартире, с удивлением обнаружив, что дверь не заперта.

За его письменным столом сидела Барбара. Она не поднялась, когда он вошел, а лишь с облегчением посмотрела на него и вздохнула:

– Наконец-то. – Генри спросил: «Что ты тут делаешь?» – и услышал в ответ: – Жду тебя.

Генри взял ее руки в свои ладони – вечно ледяные руки – и принялся растирать, чтобы согреть. Она даже не улыбнулась ему и не поблагодарила.

– У тебя есть новости от Федора?

Она кивнула и, помедлив, рассказала, что была в Высшей Технической школе, пробилась до приемной самого ректора.

– Я разговаривала с его референтом и с секретаршей. Федор попросил отпуск, якобы его вдруг срочно вызвали домой.

– Не верю.

– Тебе ничего другого не остается, я получила официальный ответ: «Господин Лагутин подал заявление с просьбой разрешить ему прервать работу, ходатайство было удовлетворено».

– То есть он уже уехал?

– Из института я поехала в «Адлер», – продолжила Барбара, – они подтвердили его отъезд.

– И он ничего не оставил – ни словечка, ни знака?

Она протянула ему вскрытый конверт:

– Вот, это было оставлено для нас на стойке. Прочти одну эту фразу, она тебе все скажет.

Генри прочел: «Стрелу, попавшую в тебя, можно вытащить, слова же застревают навечно». Далее следовала приписка, в которой он обещал каждый день пить из чашки, подаренной ему Барбарой, но рядом всегда будет стоять вторая чашка в знак ожидания.

Они молча сидели, избегая смотреть друг другу в глаза. Генри не мог не заметить, как сильно дрожали руки сестры. Они понимали, что не смогли бы переубедить Федора, и не верили в возможность его возвращения, даже если бы они пригласили его к себе.

Барбара сходила на кухню и вернулась с двумя стаканами и бутылкой кока-колы; по пути она задержалась и выглянула в окно.

– Скорее, Генри, иди сюда, – не выкрикнула, а прошептала она. Он подбежал к ней и моментально оценил все происходящее.

Их было пятеро, они окружили Джо на своих мотоциклах, постепенно сужая круг и все ближе подъезжая к нему, и когда он, зажав в обеих руках свою почтовую сумку, попытался убежать от них, они с хохотом устремились вслед и отрезали ему путь.