Новейшая история стран Европы и Америки. XX век. Часть 3. 1945–2000 - Коллектив авторов

Понятие «застоя» как особой стадии развития мировой социалистической системы и отдельных стран, принадлежавших к ней, достаточно многогранно. «Застой» – это символ приостановки реформ, своеобразная политическая пауза, отказ от поисков качественно новых решений назревших проблем. При этом период «застоя» совпал с пафосной идеологической кампанией внедрения тезиса о «развитом социализме» как высшей ступени социалистического строительства (в Румынии официально было даже закреплено особое название этого периода – «золотая эпоха Чаушеску»). Одновременно «застой» породил достаточно сильное диссидентское движение, которое поставило вопрос о несовместимости социализма и демократии, об отсутствии гласности и свободы личности как главных причинах неудачи любых преобразований, их половинчатости.

«Застой» привел и к росту политической апатии в массах, разочарованности и инертности, идеологического цинизма, порожденного ритуальностью, фальшью политического поведения человека в таком обществе. Наконец, «застой» способствовал началу коррозии государственной элиты, усилению крименогенности, коррумпированности в высшей административно-управленческой и партийной сфере. В чем же причины такого радикального изменения в развитии социалистических стран?

На решение о приостановке реформ, безусловно, повлиял фактор растущей «закрытости» партийно-государственной элиты – на протяжении 15–20 лет у власти находился относительно узкий круг людей. Руководство остро нуждалось в «новой крови», новых идеях. Но сложившийся аппаратный механизм кадровой политики, корпоративность каждого эшелона власти, фильтрация служебной и политической информации аппаратом на пути следования к высшим должностным лицам препятствовали этому. По мере старения высшего эшелона власти усиливался и естественный, психологический консерватизм правящей элиты. Как советский, так и восточноевропейские режимы тех лет получили впоследствии название «геронтократия» – власть старцев.

Существовала группа причин, заставивших поддержать приостановку реформ и ту часть правящих кругов, которая сохраняла способность рассуждать здраво и профессионально. За несколько лет реформы «рыночного социализма» подошли к качественному рубежу. Их первая волна касалась, главным образом, сферы обмена и потребления. Основным источником роста стало изменение управления производством, а не его технико-технологической базы. Важную роль сыграла активность динамичных социальных групп, которые получили возможность повысить уровень жизни в условиях «социалистического рынка». Но меры по усилению мотивации к труду не сопровождались глубокой перестройкой форм собственности. Распространенной практикой оставались административное распоряжение валютными средствами, жесткая регламентация внешней торговли, государственный контроль над ценообразованием, бюрократическое перераспределение государственных средств между предприятиями, сохранение на высших постах в руководстве предприятий и банков ставленников партийно-государственной «номенклатуры». В результате, прослойка динамичных и предприимчивых работников, откликнувшихся на новации, оставалась по-прежнему в зависимости от административной системы. По мере углубления реформаторского процесса становилась очевидной необходимость освобождения новой системы управления производством от бюрократической опеки, перехода от санкционированного государством расширения рыночного сектора к его самостоятельному развитию, децентрализации и коммерсализации капитального инвестирования, правового оформления нового типа отношений работодателей с наемными рабочими. Формирующийся экономический механизм объективно нуждался в распространении рыночных отношений на базовые сферы общественного производства – в формировании негосударственного рынка капиталов, ценных бумаг и рабочей силы. Но отказ от государственной монополии в этих вопросах означал крах самого социализма, его конвергенцию, а фактически и растворение в капиталистической системе.

Важным фактором, обусловившим отказ от углубления реформ, стало и состояние самого общества. Рыночные механизмы активизировали те социальные группы, которые являлись потенциальной оппозицией правящим режимам. Эмансипация экономического поведения личности одновременно означала ее духовное раскрепощение, уход из-под жесткой опеки идеологической системы. В то же время растущая имущественная дифференциация, рост цен, неизбежно сопровождавший либерализацию ценообразования, вызывали недовольство широких групп населения. Под угрозой оказались базовые для коммунистической идеологии принципы равенства и солидарности, социальные идеалы эгалитаризма.

Оказавшись перед выбором между саморазрушением системы и ее консервацией, коммунистическое руководство восточноевропейских стран избрало второй путь. Интенсивность предыдущих реформ, особенности государственной стратегии, избранной ранее в той или иной стране, уже не играли особой роли. Механизм «застоя» оказался одинаков для всего региона. И все эти режимы, вне зависимости от политических особенностей и стадии экономического развития, были обречены на близкий крах – искусственно блокируя развитие общества, они оказались противопоставлены ему. Внутренний потенциал сохранения социалистической системы в странах Восточной Европы был почти исчерпан. В этот период, как никогда, судьбы социализма оказались связаны с прямым политическим и экономическим влиянием СССР. Символом насильственной консолидации социалистического лагеря стало оформление «доктрины Брежнева».

Становление идеологической концепции «коллективной ответственности за судьбы социализма», призванной обосновать право на вмешательство во внутренние дела социалистических стран во имя сохранения целостности общественного строя, произошло еще на фоне чехословацкого кризиса 1968 г. В западной советологии она получила название «доктрины Брежнева», или «доктрины ограниченного суверенитета». Необходимость закрепления принципа коллективной ответственности диктовалась не столько изменением геополитической обстановки, сколько противоречивыми итогами реформаторского десятилетия. Экономические, социальные и даже политические условия развития восточноевропейских стран становились тогда все более разнообразными. Советское руководство пыталось восстановить пошатнувшееся единство социалистического лагеря. В выступлениях Брежнева летом – осенью 1968 г. настойчиво повторялся тезис о приоритете классовых, интернациональных интересов, общих закономерностей развития социалистического строя. Так, 3 июля 1968 г. в речи на митинге советско-венгерской дружбы в Кремлевском дворце съездов Брежнев подчеркнул: «Мы, коммунисты, строим социализм и коммунизм каждый у себя, в своей стране, и видим в этом свою первоочередную обязанность. Но мы в то же время интернационалисты по сути своих убеждений, по воспитанию, по велению сердца, и нам не могут быть и никогда не будут безразличны судьбы социалистического строительства в других странах, общее дело социализма и коммунизма на земле». На варшавской встрече (14–15 июля 1968 г.) руководства пяти стран ОВД он утверждал, что «существуют общие принципы социалистического строительства, сформулированные классиками марксизма-ленинизма, которых должны придерживаться все социалистические страны». Через год после вторжения в Чехословакию в Москве состоялось последнее в истории международное совещание коммунистических и рабочих партий. В его основном документе суть классового подхода усматривалась в примате интересов борьбы «за установление социалистической власти, каков бы ни был путь для достижения этой цели».

Закрепление «доктрины Брежнева» и уроки подавления гражданского движения «пражской весны» стали еще одним важным фактором нарастания консервативных тенденций в политике восточноевропейских режимов в 70-х гг. Однако остановить нарастание кризисных явлений политическими, идеологическими и даже репрессивными мерами было невозможно. Прологом приближающегося краха восточноевропейского социализма стали кризисные события в Польше. Уже в 1970 г. былое стабильное положение режима В. Гомулки было нарушено стихийными выступлениями рабочих в крупных промышленных центрах. Причиной их стало повышение цен на продовольствие и потребительские товары при одновременном «замораживании» уровня заработной платы (такими мерами правительство пыталось бороться с инфляцией). Развязка наступила в декабре 1970 г., когда забастовки на предприятиях и судоверфях Гданьска, Гдыни, Щецина и Слупска переросли в массовые демонстрации и погромы партийных и общественных зданий. При подавлении волнений на Гданьской судоверфи было убито 44 и ранено более 1000 человек. 20 декабря VII Пленум ЦК ПОРП приял решение об освобождении Гомулки и ряда других членов Политбюро от занимаемых постов. Первым секретарем ПОРП стал Эдвард Герек.