Штрафники на Зееловских высотах - Роман Кожухаров

– Давай, ты справа держи угол, я возьму правую сторону. А ты, Кокошник, как наши побегут, бросай свою лимонку немцам в глаза…

– Понял… – кивнул Кокошилов, поднимаясь с земли на корточки.

XVI

Андрей, обернувшись, махнул рукой Шевердяеву, который продолжал использовать немецкий пулемет по принципу зенитной установки, поливая очередями траншеи на склонах.

Сгоревший бронетранспортер озарился вспышкой, и всего его заволокло дымом. И без того искореженная груда металлолома приняла в себя гранату, выпущенную сверху из гранатомета. Дым еще не успел рассеяться, а пулемет Шевердяева вновь затараторил по позициям врага. Ага, жив, Шева! Так просто наших не возьмешь.

Сектор обстрела у него неплохой, и смысла перебираться сюда, за глиняный бугорок, который можно продырявить из любого противотанкового ружья, нет никакого.

– Шева, оставайся там… прикрывай… – изо всех сил прокричал Аникин, стараясь перекрыть шум боя и рев танковых двигателей.

По двое, по трое, по одному, группами бойцы штрафной роты вышли на склон. У подножья высоты, изрытой воронками от крупнокалиберных и реактивных снарядов, скопилось много подбитой и брошенной немецкой техники – сгоревшие самоходки и танки, грузовики и мотоциклы.

Штрафники использовали любую возможность спрятаться от шквального свинцового огня, который лил сверху. Как приказал Аникин, бойцы его взвода старались не отставать от танков, взбиравшихся метр за метром вверх по высотному скату.

Маневрируя на малых скоростях, «тридцатьчетверки» выжимали максимум лошадиных сил из своих дизельных двигателей. От этого рыка в воздух поднимались кубометры пыли, которые заполняли пространство на несколько метров вокруг машин. Позади машины находиться было невозможно – пыль забивала носоглотку, перекрывая кислород. Воздуха тем, кто из последних сил карабкался по зееловским кручам, и без того не хватало.

Приходилось прижиматься к внешнему боку машины, что создавало немало неудобств. Танк практически закрывал обзор по фронту, оставляя только фланговые ракурсы.

XVII

Немцы лезли отовсюду. В основном это были «фаустники», многие из них – безусые юнцы, практически мальчишки. Пулемет «тридцатьчетверки» умело собирал их в прицел, но работы хватало и штрафникам, которые встречали вражеских гранатометчиков огнем своего стрелкового оружия.

В это время расчеты гвардейских минометов, расположившиеся вдоль железной дороги у подножья, усилили обстрел верхнего яруса склона. Воздух наполнился ревом и грохотом взрывов крупнокалиберных мин, хором выпущенных из не менее чем десятка «ишаков».

Этот град мин практически стер со склона несколько траншей, выкурив врага из окопов под пули настырно ползущей вверх пехоты.

Аникин двигался возле самого левого борта «тридцатьчетверки» вместе с Кокошиловым и Капустиным. Вдруг справа, с другой стороны, прогремел взрыв. Многотонная махина вздрогнула и начала оседать, заваливаясь все сильнее на левый бок.

– Полундра! – заорал Кокошилов, резко отскочив ниже по склону. – Разда-авит!.. Раздавит!..

Грунт, на котором находились подошвы аникинских сапог, пополз вниз. Андрей почувствовал, что земля в прямом смысле уходит у него из-под ног. Танк стремительно надвигался на него. Он обернулся и увидел белое как полотно лицо остолбеневшего Капустина. От страха он потерял способность двигаться.

– А ну!.. – крикнул Аникин, с силой толкнув бойца в правое плечо. Не удержавшись на ногах, тот неуклюже упал и скатился вниз по склону к тому самому месту, где, цепляясь за землю, находился Кокошилов.

Не мешкая ни секунды, но без криков и паники, Андрей отпрыгнул следом вниз и, сделав по инерции несколько шагов, затормозил движение.

Как только они вышли из спасительной зоны заслона танковой броней, то тут же очутились под плотным вражеским огнем. Пытаться залечь тут было бессмысленно, так как сверху для противника все цели были как на ладони.

«Тридцатьчетверка» продолжала неумолимо надвигаться на Андрея и его подчиненных, причем грунт продавливался и осыпался под тяжестью танка все быстрее. Черт, до чего же глупо будет погибнуть, превратившись в котлету под гусеницами своих же танкистов. И деваться некуда, нигде на склоне от фашистских пуль не спрятаться.

XVIII

Но тут произошло то, что именуют чудом и что часто случается на войне. Вдруг раздался непереносимый скрежет металла о металл. Осыпавшийся под гусеницами грунт обнажил агрегат, предназначение которого Аникин уразумел не сразу.

Огромные, почти в полметра длиной симметричные металлические лепестки показались наружу, а дальше, в глубине грунта – круглая, почти полуметровая, жуткая по виду металлическая сарделька. Именно об это непонятное устройство заскрежетала ходовая часть «тридцатьчетверки».

Преграда, волею судьбы очутившаяся на пути сползающей машины, оказалась серьезной. Танк протянуло по инерции боком еще с полметра, и вдруг машина остановилась и замерла.

– Ух… – облегченно выдохнул Кокошилов. – Ну и дела… Вы видели, командир? Что за хреновина там торчала? Вентилятор, что ли? Видать, у фрицев тут бункер нарисовался…

И тут страшная догадка мелькнула в голове Андрея. Он вдруг сообразил, на что похоже это винтовое перекрестье двух плоскостей. На оперение мины, только в разы большее… Это же стабилизаторы! Как будто сваренные воедино хвостовые плавники двух китов…

– Это не вентилятор, Кокошилов… – проговорил он, принимаясь что есть силы стучать по броне танка.

– Скорее, подсади меня на корпус… надо экипаж оттуда вызволять… – кричал Аникин. – Это не вентилятор… Это бомба… Черт возьми… Авиабомба. Судя по внешнему виду, в этой дуре – не меньше пятисот кило!..

XIX

Под шквальным огнем противника через полуоткрытый люк на башне Аникин умудрился провести короткое совещание с лейтенантом Иверзевым, командиром «тридцатьчетверки». Лейтенант поначалу попросту не поверил, что их сползание по круче Зееловского склона заклинила неразорвавшаяся авиабомба.

– Иди ты… Как киты, говоришь… – с совершенно стоическим спокойствием, как бы рассуждая, проговорил танкист. – Похоже на БрАБ[18]… И как это мы ее не заметили? Глубоко в землю вошла… Видать, с хорошей высоты летуны-бомбардировщики ее спихнули…

Лейтенант характерным движением пальца сбил пушинку с воротника своего комбинезона.

Предложенную экипажу идею покинуть «тридцатьчетверку» вследствие серьезной опасности взрыва хвостатого чудища лейтенант поднял на смех.

– Ты это… старлей… командуй там, на земле, своими архаровцами… – довольно бесцеремонно, но с добродушной усмешкой ответил танкист Иверзев. – А мы тут с железяками разными сами разберемся…

С этими словами лейтенант прикрыл люк, едва не задев замком Аникина по лицу. Тот, сплюнув, махнул рукой и спрыгнул обратно на землю.

– Ну что? – с любопытством спросил взводного Кокошилов, прижимаясь к танковой броне, провонявшей гарью и копотью дизельного выхлопа.

Андрей снова отмахнулся и в сердцах произнес:

– Что с ними говорить?.. Задраились в своей посудине и плевать они хотели, что у них под задницей сто кэ-гэ чистого тротила…

– Я давно заметил, товарищ командир… – согласно закивал Кокошилов. – Тесная конура собственного танка для них – самое райское место на всем белом свете. Гореть в нем будет, а все равно его оттуда не вытянешь… И как они там могут так долго находиться, в тесноте такой… Я бы в жизни не смог в тесноте такой и в грохоте высидеть. Доводилось, знаете ли, в карцере сиживать. Или на пересылке, набьют народу в тесную камеру – что селедки в бочку… На пять шконок – по тридцать человек. В четыре смены спали… Ну, это те, которые из мужиков, а которые… Но туда ж не добровольно отправляют. Это еще заслужить нужно. А тут по своей воле… Да уж, эти, которые в башне – они совсем безбашенные…

– Ладно, оставь их в покое… Сравнил свой карцер с боевой машиной… – зло проговорил Аникин. – О своей башне беспокойся и думай, как вину свою искупить…

– Так я и беспокоюсь… – с непоказной тревогой проговорил Кокошилов. – Они же сейчас если тронутся, поедут, и бомба эта чертова если рванет, так нам всем кранты придут. Тут, я думаю, тротила этого на полвысоты хватит… Вот и придет тогда моему искуплению последний конец…

– Да, Кокошилов… – покачал головой Аникин. – Танкистом быть – это явно не для тебя…

– Вот и я о том же говорю, товарищ командир… – обрадованно подхватил мысль командира Кокошилов. – Не для меня это. Мне простор нужен, чтоб небо над головой, чтоб земля вокруг, чтоб воздух…

– Ага… – вздохнул Аникин, оглядываясь по сторонам, а потом – в сторону высоты. – Вон для тебя земли сколько – целая высота. Бери не хочу… А только хочешь – не хочешь, а брать придется…

XX

Бесшабашная удаль танкистов оправдалась. Танк, включив движки на полную, преодолевая скрежет зубовный, а точнее – брабовский, сполз с металлического оперения авиабомбы без всякого вреда для себя и окружающих и как ни в чем не бывало пополз по очередному зигзагу вверх.