Аидовы тени - Борис Пшеничный

И тогда, желая помочь директору, Семен вспомнил об Острогине. "В случае чего - я к вашим услугам". Вот уж кто наверняка знал все, что касалось проекта. Может, захочет кой-что прояснить.

Он вышел на него лишь с третьей попытки - телефон, как всегда, был занят. Академик - ну и память? - сразу признал по голосу. Не удивился неожиданному звонку, не стал справляться о делах. Похоже, даже обрадовался: "Вы очень кстати". Предупреждая вопросы, будто предвидел, о чем его могут спросить, в полминуты сообщил, что "закваска" (странный термин - для конспирации?) готова, уже в упаковке и что, вероятней всего, он сам доставит ее на остров.

Семен оторопел: на столь полную информацию он и не рассчитывал. Они здесь который день сидят, как в потемках, а этот попыхтел в телескопную трубку и развеял весь туман. Как тут не зауважать старого лиса! Но Острогин не был бы Острогиным, если бы не пококетничал. "Не возражаете?" - спросил, будто мнение Попцова могло что-то значить, и назвал день, когда его ждать, опять же игриво добавив: "С вашего разрешения".

Следовало бы немедля известить о разговоре директора, да тот вновь скуксится. Решит, что специально все делается, чтобы щелкнуть его по носу: мол, тебя там что-то интересует, так справься у своего зама, он тебе разъяснит. И все же новость была слишком важна, скрывать ее Семен счел бесчестным, тем более из-за каких-то побочных соображений, и поспешил к Владимирову.

Директор ничем не выдал своих чувств. Видимо, и ему было не до мелких обид.

- Значит, говорит, сам привезет? Вы не ослышались? Но почему именно он?

Семен тоже хотел бы знать, в силу каких обстоятельств субстант оказался в распоряжении старого лиса. В конце концов, подумал он, не так уж важно, кто привезет. Скорее бы был здесь. И тогда - вперед.

6

Острогин еще из Москвы предупредил: никакой помпы. Институт работает в обычном режиме. Все сотрудники на своих местах. Кому нечего делать, пусть сидит дома. А на биокомплексе чтоб вообще не было ни одного зеваки.

Он требовал невозможного. Люди больше года лишь тем и жили, что готовили пуск, сутками не выходили из лабораторий, вытягивая программу к сроку, а когда, наконец, наступил этот день, - попробуй, удержи их дома. В жилой зоне городка остались только дети и кто с детьми. Весь островной люд с утра стянулся к институтским корпусам и толпился как раз у здания биокомплекса. Даже собаки и те, почуяв значимость минуты, сбежались на людской сход и живописной стаей расположились поодаль на возвышении.

- Что ж это у вас здесь происходит? - возмутился Остроги и, завидев толпу из окна директорского кабинета. Ни Владимиров, ни Попцов не отозвались.

- Подойди-ка сюда, Аркаша, - позвал он помощника. - Посмотри на эту фиесту.

Манекеном сидевший у стены человечек проворно скользнул к окну, грозя продавить стекло безразмерным носом. Оценив зрелище, молча вернулся на свое место. У его ног лежал никелированный ящик, с которым он ни на минуту не расставался. Не разрешил даже помочь, когда высаживались из вертолета.

Уже битый час они вчетвером обговаривали процедуру приема-сдачи вот этого самого ящика. Академика больше всего занимала протокольная часть. Писанина предстояла большая. Актировался каждый шаг. Они, едва пожав друг другу руки, уже дважды расписывались в журнале; груз доставлен, груз выгружен. И каждый раз с перечислением присутствующих - кто был, в каком качестве...

- Этих тоже потащим в акт? - Острогин все еще рассматривал людское сборище. - Митинг устроили! Я же просил...

- Их можно понять, - набираясь терпения, сказал Владимиров. - Мы сейчас выйдем, поблагодарим. Они заслужили доброго слова.

Приезжие переглянулись.

- Как скажете, вы здесь хозяин, - нехотя согласился Острогин и понес свое могучее тело к двери.

На людях он преобразился. Приветливо кивал головой, широко улыбался, кого-то дружески похлопал по плечу. И говорил он хорошо, с подъемом. Назвал собравшихся рыцарями научного прогресса, отвесил благодарственный поклон от имени и по поручению и от себя лично. Ему с энтузиазмом аплодировали. "Артист, ну, артист!" - с удивлением наблюдал за метаморфозой Семен.

Лишь однажды стушевался академик - когда его спросили, кого он привез. Тишина навалилась такая, что слышно было, как гость засопел от внутренней натуги.

- Вы же не поверите, если скажу, что не знаю. - Окружение настороженным молчанием удостоверило: не поверим. - Но я, прошу прощения, действительно не знаю.

После столь обезоруживающего признания он обратился к Владимирову, призвав его в сообщники.

- Давайте, Михаил Матвеевич, объясним все как есть. Зачем скрывать? Люди должны знать правду.

Директор дернулся от неожиданности: о чем это он, о какой правде? У них и разговора не было о каких-то секретах.

Не вдаваясь в подробности, Острогин поведал похожую на байку историю, в которую ни за что бы не поверили, расскажи ее кто другой. С его слов входило, что изготовлены не одна, а сразу двенадцать "заквасок" (он почему-то облюбовал это словечко). Причем от останков разных людей. Готовые уже субстанты упрятали в одинаковые капсулы, перемешали их, наугад пронумеровали и предоставили выбирать рулетке. Вышел девятый номер.

- Она здесь, эта капсула! - С помощью носатого Аркаши он приподнял для обозрения отливающий холодным блеском ящик. - И никто, поверьте, никто даже близко не знает, чьё это начало. Наберемся терпения, друзья! Теперь все зависит от вас. Вы дадите ему жизнь, и вы будете первыми, кто увидит его.

Откровенность и пафос произвели на слушателей впечатление, однако не на столько, чтобы у них пропала охота спрашивать. Обжав со всех сторон академика, они дружно выдавливали из него крохи признания. Немного перестарались - с именитого живота полетели пиджачные пуговицы. Забеспокоившись, Владимиров не без труда отбил у толпы гостя, который так и не сказал, кто те двенадцать избранных, чью судьбу решала рулетка.

7

Отношения между ними портились. Острогин скрупулезно сверял каждую запись, просил уточнить или дополнить, если могли возникнуть разночтения; поминутно справлялся с инструкцией, вычитывая вслух целые параграфы. И чем больше он привередничал, тем нервознее становился Владимиров. Бумаги отвлекали его, мешали следить, кто что делает, куда пошел.

Еще на входе в биокомплекс он предупредил, чтобы никто не отделялся, ни к чему не притрагивался. И когда тянувшийся в хвосте бессловесный Аркаша ткнулся было не в ту дверь, он бесцеремонно оттащил его за рукав и уже не спускал с него глаз. Нос у острогинского помощника был не только большой, но и любопытный.

Ящик вскрывали в центральной лаборатории.

Зачитав соответствующий пункт инструкции, Острогин передал Владимирову запечатанный конверт, настоял, чтобы тот, прежде чем нарушить печать, убедился в ее целостности. В конверте был листок с кодом к цифровому замку. С этой минуты уже только Владимиров мог распоряжаться ящиком.