Ритуал - Адам Нэвилл

Темное, осевшее здание притулилось в задней части лужайки, густо поросшей сорняком и крапивой. Со всех сторон его окружала стена непроходимого леса.

— Там никого нет. Давайте зайдем, — сказал Фил хриплым от астмы голосом.

5

— Мы не можем просто так вломиться, — сказал Люк.

Фил хлопнул Люка по плечу, проходя мимо. — Можешь взять себе палатку, дружище. А я ночую здесь.

Но Фил сделал по лужайке всего несколько шагов. Какой-то инстинкт помешал остальным троим догонять Фила, и тот, в конце концов, со вздохом остановился.

Они видели сотни подобных Stugas (дом — шведск.) во время их железнодорожного путешествия из Муры через Елливаре, на север, в Йокмокк. Все окраины городов северной Швеции были застроены десятками тысяч этих простых деревянных домов. Исконных жилищ сельских жителей, до их переселения в города в течение прошлого столетия. Люк знал, что шведские семьи отдыхают в таких долгими летними месяцами. Так сказать, возобновляют связь с землей. Эти вторые дома были чем-то вроде народной традиции. Но только не этот.

У него не было ярко красных, желтых, белых или пастельного цвета стен, которые они привыкли видеть у тех сказочных домиков. Не было ни аккуратного белого забора, ни ровно подстриженной лужайки. В нем не было ничего милого, причудливого или уютного. Никаких острых уголков, ни аккуратных окошек на двух его этажах. Там, где должна была быть симметричность, был перекос. Плитка местами отвалилась. Вздувшиеся и почерневшие словно от пожара стены давно не видели ремонта. Доски у фундамента отошли. Окна, некогда запертые на зиму, не открывались уже несколько лет. Казалось, в нем ничего не ловило и не отражало падавший на поляну водянистый свет. И что-то подсказывало Люку, что внутри дом был таким же сырым и холодным, как и сумрачный лес, в котором они заблудились.

— Что дальше, Хатч? — Дом высунул из блестящего оранжевого капюшона круглое, напряженное от недовольства лицо, нервно моргая. — Какие будут мысли?

Хатч прищурил глаза. Они были бледно-зеленые, с длинными черными ресницами, слишком красивые для мужчины. Глубоко вздохнул, но даже не посмотрел на Дома. Потом, будто не слыша своего друга, заговорил. — Дымоход есть. На вид вполне рабочий. Мы сможем развести огонь и быстро согреемся. Хатч подошел к небольшому крыльцу, пристроенному к двери, такой черной, что она буквально сливалась с передней стеной дома.

— Хатч, я не знаю. Давай не будем, — сказал Люк. Это было не правильно. Ни сам дом, ни идея вторжения ему не нравились. — Давайте пойдем дальше. До восьми еще будет светло. У нас есть еще час, и за это время мы сможем выбраться из леса.

Люк почти физически ощущал исходящее от Дома и Фила напряжение. Фил быстро развернул свое массивное тело, шелестя мокрой курткой. Его рыхлое лицо было багрового цвета. — Да что с тобой такое, Люк? Хочешь вернуться? Не будь тупицей!

Тут присоединился Дом. Когда он открыл рот, капля слюны попала на щеку Люка. — Я не могу больше идти. У тебя то все в порядке, не твое ж колено размером с мяч для регби. Это из-за тебя и этого йоркширского засранца мы так вляпались.

У Люка закружилась голова, его бросило в жар. Им придется остаться здесь на ночь, потому что Фил был таким толстым, что не мог долго ходить. Ноги подвели его в первое же утро. С того момента он ныл, не переставая. Даже в Лондоне он передвигался только на машине. Он прожил там пятнадцать лет и ни разу не пользовался «подземкой». Как такое возможно? Дом был не лучше. В свои тридцать четыре он выглядел на пятьдесят. И всякий раз когда он ругался, Люк лишь скрипел зубами. Дом был руководителем отдела маркетинга крупного банка, а разговаривал, как уличная шпана. Что же случилось? Раньше он был сверхбыстрым боулером, чуть не попал в высшую лигу. Он путешествовал по Южной Америке. С ним можно было курить «травку» ночи напролет. Теперь Дом был обычным пузатым «женатиком», с головы до ног одетым в шмотки из «офицерского клуба». Он фыркал, хихикал, либо просто игнорировал Люка всякий раз, когда тот рассказывал об очередной подружке или каком-нибудь потрясном лондонском баре.

Люк вспомнил испытанный им шок, когда ему пришлось буквально заставлять себя общаться с Домом и Филом во время их встречи в Лондоне, вечером накануне отлета. Они с Хатчем посмеялись над его «коммуналкой» в Финсбери парк, потом перешли на обычный стеб, как будто эта троица виделась каждую неделю в течение последних пятнадцати лет. Может, так оно и было. С самого начала он почувствовал себя лишним. К горлу подступил комок.

Наверняка Хатч видел его лицо. — Вождь, — сказал он, и заговорщицки подмигнул Люку, как взрослый, пришедший на спасение ребенку, которого дразнят на игровой площадке. От этого лицо Люка вспыхнуло еще сильнее, но он тут же переключил свой гнев на себя, обратив его против своих ядовитых мыслей. Хатч тепло улыбнулся. — Не думаю, что у нас есть другой выбор, дружище. Нам нужно обсохнуть. В палатке это сделать не удастся. Весь день мокнем.

— Тук-тук, мы заходим, — крикнул Фил и присоединился к стоявшему у входной двери Хатчу, проявив невиданную доселе активность. Но Люк уже не мог смотреть на покатые плечи Фила и его интеллигентскую, торчащую из синего капюшона рожу. Сейчас он по-настоящему ненавидел его внешний вид, поэтому решил: когда вернется в Лондон, будет избегать даже ежегодную совместную пьянку.

— Ты можешь оставаться на улице с волком, который уделал того лося, — сказал Дом, усмехнувшись.

Избегая смотреть Дому в глаза, Люк снова обрел дар речи. Его даже слегка шокировал жесткий, агрессивный сарказм, исходящий из собственного рта. Но ему было все равно, что говорить. Просто он хотел, чтобы другие знали о его чувствах. — А может, мы скормим ему тебя с твоим бесполезным коленом, а сами двинем в Скайте?

Идущий вслед за Хатчем и Филом, Дом вдруг замешкался. Досада и удивление, на секунду отразившиеся на его лице, сменились яростью. — Типичная глупая болтовня умственно отсталого человека. Оставайся на улице, тупица, можешь мерзнуть тут хоть до смерти. Если кто и будет по тебе скучать, то какая-нибудь шлюшка. Это суровая реальность, если ты еще не заметил. А я хочу вернуться домой целым и невредимым. Потому что несу ответственность за других людей.

Хатч снова отринул от двери, почувствовав, что раздражение друзей переходит всякие границы. — Подождите, джентльмены, пожалуйста. Если не остынете, я возьму кедровую ветку и отстегаю вам задницы.

Фил издал грязный смешок, прозвучавший как-то неуместно рядом с этим домом, но не стал оборачиваться. Он постучал в дверь и толкнул ее.