Вокруг Света 1996 №07 - Журнал «Вокруг Света»

— Что же все-таки помогло выстоять? Вера? Православие?

— Вера и церковь давали опору. Без нее наш маленький народ вряд ли уцелел бы. Но опора полезна тому, кто сам не хочет опускаться на колени...

Николаос улыбался. В его темных глазах оживало прошлое иного, дохристианского Крита. Слабой тенью пробегали воспоминания о дорийцах и ахейцах, пришедших на остров более трех тысячелетий тому назад. Встретившие их тогда люди жили непонятной жизнью: они не умели обрабатывать железо, зато строили дворцы; они могли воевать, но предпочитали относиться к чужестранцам как к друзьям. Вскоре от их прежней жизни почти ничего не осталось — разве что названия городов и тот странный свет, к которому тянулись пришельцы в своих безуспешных попытках воспроизвести доставшиеся им в наследство тончайшие украшения, вазы, статуэтки. Не этот ли печальный свет я видел в глазах старого критянина в Ретимноне?..

Здесь, на Крите, связь времен действительно существовала. «Дерево», выросшее в эпоху, которую Эванс в честь царя Миноса назвал «минойской», рухнуло, но его корни остались живыми.

Это была эпоха, когда на Крите строили дворцы. Самый большой — царский — стоял в Кноссе и занимал площадь 22 тысячи квадратных метров. В Фэстосе, Малии и Закросе, на востоке острова, дворцы были поскромнее. Все они имели сходную планировку: центральный и западный дворы, лестницы, пропилеи, специальные свето-водные «колодцы». Знатные особы жили на верхних этажах, в лучших и наиболее светлых апартаментах, на первых этажах располагались магазины и мастерские. В нижней части дворцов имелись склепы, предназначенные для подземных богов, вызывающих землетрясения.

Не полагаясь только на богов-защитников, минойские архитекторы усиливали сейсмостойкость дворцов, комбинируя в строительстве дерево и камень. Колонны дворцов делали из стволов кипарисов, устанавливая их толстой частью вверх. В верхних этажах использовали легкие деревянные конструкции, которые при малейшем сотрясении почвы падали, открывая жителям спасительный путь наружу. Четыре тысячи лет назад, в первых, самых ранних дворцах Крита уже были канализация и водопровод. В Кносс вода подавалась по глиняным трубам из горного источника, расположенного в десяти километрах от дворца.

Все это похоже на миф, но существовало на самом деле, спрятанное под двухметровым слоем земли и в недрах генетической памяти критского народа.

— Я помню, как моя мать, еще молодая, прятала на груди небольшой камешек. На нем были непонятные знаки, — рассказывал Николаос. — Такие камни называли «молочными», и считалось, что они приносят женщине здоровье... Англичанин, который раскопал Кносс, собирал их для своей коллекции...

В музее Ираклиона я видел глиняный диск со спиралевидными письменами. Это знаменитое минойское письмо «А», неразгаданное до сих пор. Впрочем, уцелевших фрагментов фресок, рисунков на вазах и саркофагах вполне достаточно, чтобы составить представление о минойском обществе.

Минойский дом был светел и радостен. Не потому ли, что особую роль в нем играла женщина? Нет, матриархата на Крите не было. Народом правил царь, однако поклонялся этот царь — женщине. Богине плодородия. В одном из святилищ Кносса Эванс обнаружил фаянсовую статуэтку: богато одетая женщина с обнаженной грудью держала в руках двух змей. Это и была критская богиня плодородия.

Обыкновенные минойские женщины не держали в руках змей, но внешне напоминали богинь. Они умели быть красивыми: пудрили лицо, выщипывали брови, красили губы помадой, а ресницы — черной тушью. Они носили платья с открытым корсажем, оставляя грудь обнаженной или прикрывая ее легкой полупрозрачной тканью. Длинные локоны свободно падали на плечи, крохотные завитки украшали лоб. Тонкая, перехваченная широким поясом талия, пышная, до пят, юбка. «Да это же настоящая парижанка!» — воскликнул один из рабочих Эванса, откопав фреску с изображением минойской женщины.

— Какие тогда жили красивые люди! Мы не похожи на них, — вздыхал Николаос. Впрочем, критянин лукавил. То, что обнаружили археологи, больше всего напоминало именно нашу жизнь.

Семнадцатый век до Рождества Христова. На Крите мылись в ваннах, пили прекрасные вина из кубков тончайшей работы, выращивали цветы — лилии, ирисы, гиацинты, нарциссы — чтобы держать их в декоративных вазах. Женщины, наравне с мужчинами, участвовали в жизни общества: в праздниках и похоронах, в охотах и спортивных играх — даже таких опасных, как акробатические игры с быками...

Мой собеседник уже мирно подремывал, а я пытался понять, почему минойская цивилизация не смогла найти продолжения. Что поставило предел ее развитию? Природный катаклизм? Но ни одно землетрясение на Крите не было настолько разрушительным, чтобы прервать ход жизни. Даже катастрофическое извержение Тиры, происшедшее около 1500 года до Рождества Христова, не похоронило дворцы Крита. Разрушенный, засыпанный 30-сантиметровым слоем пепла, Кносс был вновь отстроен после извержения и только через сто лет по непонятным причинам пришел в запустение.

Тогда, может быть, вторжение варваров? Столкновение с агрессивным и жизнестойким этносом? Но раскопки доказывают, что дорийские и ахейские племена не воевали с потомками царя Миноса.

Исчезновение цивилизаций — всегда загадка, и мне не по силам было ее разгадать. «Зерно несет в себе зародыш собственной гибели, — философствовал я. — Царь Минос, построивший на острове царство справедливости и достатка, создал и Минотавра. Гибель минойской культуры была предопределена богами...»

Я вышел за пределы старого Ретимнона уже поздно вечером. Набережная, освещенная фонарями и витринами магазинов, вела меня к отелю, но доносившийся из темноты шум прибоя был столь таинственен, а ветерок столь приятен, что я не заметил, как прошел мимо своих дверей. Уже в конце набережной — там, где цепочка отелей и фонарей обрывалась, — я увидел небольшую толпу: человек десять сгрудилось возле парапета. Заинтригованный, я подошел к ним: прямо за парапетом громоздились валуны, затем шла узкая полоска песка, далее темнело море. И вот там, на линии прибоя, среди едва выступавших над водой камней, я увидел то, что привлекло внимание гуляющих: в волнах колыхалось нечто массивное, белое и бесформенное. Дельфин? Кит, выбросившийся на берег? Неизвестное морское млекопитающее? В слабом свете невозможно было понять — я перелез через парапет, через валуны, спрыгнул на песок. В ноздри ударил запах тления. Неведомое существо было мертво. Я всмотрелся: бычья морда, массивные рога... «О Господи — Минотавр!» — невольно пронеслось в голове. Но в следующее мгновение я разглядел копыта. Это была всего лишь туша мертвого быка. Не скрою, в ту секунду я испытал облегчение. «Наверное, сорвался со скалы или упал с палубы грузового судна», — решил я и, отдышавшись, вернулся на набережную.

На следующее утро берег в этом месте был девственно чист. Санитарные команды городка, очевидно, работали ночью. Голубой флаг — символ экологически чистого побережья продолжал спокойно развеваться напротив отелей. Все было как прежде.

Однако во мне что-то изменилось. Беспокойство, которое, подобно занозе, сидело внутри после Кносса, после того прервавшегося разговора с французом, исчезло. «Минотавр мертв» — я хотел сообщить об этом критянам. Минотавр мертв! Все страшное и темное — навсегда в прошлом, нет больше причин для тревоги и грусти. Но вряд ли кто-нибудь, кроме Патрика Фора, понял бы меня в этот день. Всплывая из глубин прошлого, я избавлялся от власти Мифа, чтобы сделать для себя открытие: незримый мостик над тысячелетиями существовал! И минойцы передали по нему самое ценное, что было в их сердцах: свободолюбие, жизнерадостность и гостеприимство.

Андрей Нечаев

Цитадель

Днем здесь светло и празднично. Много туристов. Но с заходом солнца что-то неуловимо меняется. Под тяжелыми сводами ворот, вдоль высоких стен бродят странные тени. Старый город спит. Просыпается Цитадель.

Ее не было ни в 1309-м, когда рыцарский орден Св. Иоанна сделал Родос — главный город на острове Родос столицей своего государства, ни спустя полтора столетия, когда уже пал Константинополь. Лишь в 1480-м Пьер Д`Обюссон — Великий Магистр, 15-й по счету, — приступил к строительству новых укреплений. Могучие стены, двойные рвы, башни, тайные ходы — через сорок лет Цитадель была завершена, но ее неприступный вид не испугал турок. Двести тысяч солдат высадилось у стен Цитадели. Полгода осады — и рыцари капитулировали, обменяв Цитадель на собственную свободу. Победитель — Сулейман Великолепный — вошел в Старый город через ворота Святого Атанаса и, следуя традиции, приказал замуровать их... Уцелевшие рыцари уплыли на Крит, а жители Цитадели были изгнаны за ее пределы.