Мох. История одного пса - Давид Циричи

пса были большие заострённые уши, блестящие зубы и такая густая шерсть, что в ней почти скрывались глаза. Он был ленивый, неуклюжий и слегка не в себе.

Хуже всех остальных пах Старый Вонючка, самый высокий и худой, серого цвета, с вытянутой мордой и чёрными ушами. Его я тоже побаивался. Он казался слишком нервным — никогда не знаешь, чего ждать от такой собаки. Лаял он настолько громко, что можно было оглохнуть.

Локомотив пахла поездом и шпалами, потому что ей нравилось валяться на этих деревянных палках, пропитанных ароматом бензина. Она была белая и пачкалась больше всех, особенно углём. У неё были короткая шерсть, маленькие розовые ушки, а вокруг левого глаза — чёрное пятно. С ней происходило то же, что и со мной. По ночам я видел, как она не смыкала глаз: боялась, что Острый или Старый Вонючка слопают её заживо.

Ещё с нами жил Бродяга — классный пёс, очень спокойный. Он пах как улица в рабочем квартале. Я различал в нём запахи грязной кухни, цветной капусты, бульона, мусоропровода, крыс, отбеливателя для белья, засорённых труб, тухлой рыбы, нечистот, плевков и котов. Его длинные уши вечно волочились по земле, а глаза глядели так грустно, будто его только что выгнали из дома. Он считал важным помогать стае. Если он находил еду, то прибегал рассказать об этом всем нам.

И, наконец, Мята — собачка даже более чёрная, чем я сам, и такая же кучерявая. У неё так же, как у меня, блестела шерсть после дождя. Скорее всего, она с детства жила в поле, где росла мята, поэтому и пахла именно так. А вдобавок лесом и звериными норами. Она уж точно знала, как себя прокормить: подолгу пропадала в лесу, охотилась там на зайцев и в итоге выглядела не такой тощей, как остальные. Нам было до неё далеко.

Глава 5. Ростом маленький, да добычей удаленький

В городе была мясная лавка, которая открывалась время от времени. Товар доставляли туда с ближайшей фермы на специальном грузовике, который мог проехать в самых трудных местах, даже через лес. Когда привозили мясо, у входа в лавку тут же вытягивалась очередь. Мы не могли даже приблизиться, потому что люди кричали «Фу!», обзывали нас, били палками и швырялись камнями. Иногда мы просто из вредности там болтались, хотя кое-кто рано или поздно получал камнем в глаз или палкой по носу. Это больно, и потом целый день не можешь как следует различать запахи.

Однажды на рассвете я, как обычно, не мог уснуть. И вдруг услышал — из леса выехал грузовик. Водитель посигналил, чтобы разбудить мясника, и тот спус­тился принять товар — сонный, полуодетый, в незашнурованных ботинках. Солнце ещё не взошло, так что я спокойно шнырял туда-сюда и меня не замечали.

Я притаился на стоянке между двумя машинами. Оттуда я видел, как мясник внёс в магазин четверть туши телятины, полтуши баранины и ещё полтушки чего-то, что я не успел разглядеть. Недолго думая, я влетел в лавку, схватил кусок баранины и бросился обратно в темноту улиц.

Бродяга предупреждал: мы должны делиться. Но я так ослабел от голода, что мог думать только о себе. Я жадно ел до тех пор, пока мне не стало плохо. А наевшись вдоволь, решил поделиться со стаей, хотя мог бы закопать остатки где-нибудь для себя.

Через пару дней история повторилась. На этот раз я украл полтуши телятины. Еле-еле дотащил её до стоянки, сунул под машину, а сам спрятался подальше на случай, если мясник начнёт искать вора. Но никто за мной не погнался. Я позвал моих голодных товарищей, и ещё до восхода солнца мы начали пир.

С тех пор мой статус в стае повысился до уровня большого пса. Когда кто-то из нас находил что-то съедобное, Острый и Старый Вонючка позволяли мне выбрать кусок повкуснее и поделиться с Локомотив. Раньше ей, бедной, перепадали совсем уж ничтожные объедки, и я ей сочувствовал. Мяту, самую маленькую в стае, мне было не так жаль: после каждой охоты в лесу она грелась на солнышке с полным животом и довольным видом, облизываясь от удовольствия.

Так я провёл свою первую зиму на улице и даже немного окреп.

Когда грузовик с мясом приехал в третий раз, я услышал его издалека. Одним прыжком я выскочил из вагона и со всех ног бросился к мясной лавке. Как обычно, спрятался между машинами и стал ждать. Водитель посигналил, чтобы разбудить мясника. Мясник вышел в старом халате и развязанных ботинках, потёр заспанные глаза, подошёл к грузовику, достал оттуда четверть телячьей туши, взвалил её на плечи и направился было в сторону магазина. Потом вдруг остановился, вернулся к грузовику и заговорил о чём-то с водителем.

«Пора!» — подумал я и на полной скорости бросился в лавку.

Мы, собаки, наивные животные. Нас легко обмануть. Когда я вбежал в магазин и не почувствовал привычного запаха мяса, было уже поздно. Вдруг я услышал звук петарды. Гигантской петарды, размером почти с бомбу! Всё вокруг завертелось, запахло порохом. Лапу обожгла боль, как если бы на меня свалилось горящее полено. Через окно в лавке я увидел жену мясника: огромную, как шкаф, с бешеными глазами. В руках у неё была странная штука с двумя металлическими стволами, которая пахла петардами.

От боли я потерял сознание. А когда наконец пришёл в себя и кое-как открыл глаза, два ствола целились мне прямо в морду, а за ними поблёскивали злые глаза жены мясника. Тут я услышал крик, увидел какую-то тень, и жена мясника упала на землю. Странная штука в её руках загремела, и зеркало в лавке разбилось на мелкие кусочки.

Оказалось, Острый следил за мной с тех пор, как я выбежал из вагона. Он понял, что я в опасности, прыг­нул на женщину, повалил её на землю и стал кусать.

Я попытался встать. И пока я старался понять, в состоянии ли вообще передвигаться, Острый схватил меня зубами за шкирку и вытащил изо всей этой кутерьмы.

Глава 6. Собаки на работу — мясник на охоту!

Три дня я мучился от боли. К счастью, все кости уцелели, но царапины остались серьёзные, а несколько клоков шерсти были вырваны прямо с мясом. Я почти не покидал вагон, изредка выползая погреться на солнышке. В первый день я ничего не ел. На второй день Мята угостила меня крольчатиной. На третий день Старый Вонючка разрешил мне погрызть кость, которую нашёл невесть где. Сами знаете, рассказчик из меня не великий, так что просто скажу: кое-как я всё-таки начал ходить, а потом и бегать, и даже прыгать, хотя до сих пор хромаю. В общем, к тому времени, когда я вдруг учуял запах петард и крови, у меня хватило сил на побег.

Всё началось с того, что я унюхал мясника, а потом и увидел. Он спускался по лестнице на железнодорожную платформу. С ним были ещё трое, и в руках они держали странные штуки, которые издают непонятный звук и от которых потом болят лапы.

Вы спросите, как я узнал, что эти люди не собирались нас кормить, или потравить нам блох, или подарить тёплые одеяла? Как я понял, что они не будут играть с нами и щекотать нам животы? У нас, собак, логика простая. У мясника есть жена. У жены мясника есть та странная штука. Когда штука издаёт звук, становится больно. Если в руках у самого мясника эта же