Ночь кровавой луны - Ксения Акула

о том, что он догадался, чем я тут занимаюсь, а старик кружил вокруг меня, как хищная птица.

— Небогат улов, — заглянул он в сумку, брошенную мною прямо на траву. — Утки нынче совсем перевелись?

— Что вы, коэн Ша, просто, хмурое время — не сезон для уток. Я подстрелила одну, отставшую от каравана, да и то по чистой случайности. — Соврала я старику.

Охота — это лишь предлог, чтобы сбежать из дома. Мать совершенно выжила из ума со своей слепой любовью к членам коэна Воли Асхи. Эти люди, к чьему имени всегда приставляли вежливое «коэн», расхаживали по поселению в дорогих балахонах, расшитых золотой и серебряной нитями, и забирали у людей все, что им нравилось. Безграничная власть, жестокость, стремление завладеть богатствами друг друга — вот что даровал коэн людям, дорвавшимся до власти. Я ненавидела коэнцев и проклинала мать за то, что она так темна, но даже отец не мог справиться с ее слепой верой в богиню Асху. Мать считала, что немилость богини пала на наши головы в виде бедности, а я знала, что нищета — следствие воровства и беспредела, которое творилось в нашем поселении членами коэна.

— Что ж, — старик нахмурился, глянув на меня недобро, пожевал губами, но не нашел, к чему бы придраться. Он всегда догадывался, как я к нему отношусь, как отношусь ко всем коэнцам, но отец приказал мне смириться и молчать, терпеть во благо сестер. В одиночку наша семья не смогла бы пересечь Запретный лес и Смертельное ущелье, прозванное так за то, что оттуда никто не возвращался. Наше поселение — единственное, раскинувшееся на этих бесплодных землях, и только коэн богини Асхи имел доступ к порталу, расположенному в их каменном неприступном храме. Все мы зависели от поставок коэнцев, все мы — их рабы.

— Воля богини Асхи послала тебе эту утку, — с напором в голосе изрек старик, и я невольно отшатнулась от его фанатичного оскала, прорезавшего пергаментную кожу, но промолчала в ответ, сцепив зубы.

Это мать почитала богиню Асху и состояла в ее коэне, но я — дочь отца, дитя степей. У меня только один бог — Всеотец.

«Ему я поклоняюсь с самого детства, его заветам следую, его тайны постигаю, забираясь высоко по скалистым тропам горы Одинокой», — произнесла я про себя, как молитву.

— Эту утку никто мне не посылал, — процедила я сквозь зубы, подбирая сумку и пряча ее за спиной.

«Если коэн Ша позариться на мой ужин, я перегрызу ему глотку», — пообещала я себе мысленно.

— Упрямая ослица, — скривился старик. — Что ты здесь делаешь?

Он привык, что практически никто в поселении ему не перечит. Фанатиков коэна боялись, потому что они обладали силой, властью, умением запугивать простодушных селян. Даже мать смирилась с уходом из поселения ее первого сына — Люция, склонила голову перед коэном, поверила лживым речам мерзких сектантов, поклоняющихся столь же отвратительной богине Асхе.

— Я здесь отдыхаю, — с вызовом глянула я на коэна Ша, задрав подбородок. — Устала с дороги.

— Да ну? — поднял он седые брови к лысому черепу, скрипнув желтыми зубами.

Лишь Всеотец знал, каких трудов мне стоило просто стоять на месте, гордо вскинув подбородок, и с вызовом смотреть в лицо своему злейшему врагу.

Сколько раз отец просил меня не нарываться на скандал и не провоцировать людей коэна, но я не могла сдержать свой нрав, вспоминая светлую улыбку Люция. Самый старший, самый сильный, самый веселый из всех детей, он слыл честным и талантливым кузнецом на все поселение. До той самой поры, пока не влюбился в дочь одного из членов коэна. Люция словно подменили, когда он начал ухаживать за девушкой, не отвечавшей ему взаимностью.

— Ты лжешь мне, — раздул крылья носа коэн Ша. — Как ты смеешь врать мне, Розали? Разве мать не учила тебя, как должно вести себя в присутствии кого-либо из коэна богини Асхи?

— Да пошел ты! — выкрикнула я прямо в мерзкую пергаментную рожу старика, остолбеневшего от услышанного. — Уйди с моей дороги, Ша, или я проткну твое горло самой острой стрелой, которая есть в моем колчане, и ты останешься истекать кровью на сухой траве, привлекая запахом диких хищников. Они растерзают твой труп и унесут твои останки высоко в горы. Твои кости останутся гнить в холмах навечно, как напоминание другим о том, что коэнцы — не святые.

Открытый рот старика говорил о том, что он никогда доселе не слышал в свой адрес ничего подобного. Мало того, что я нарушила массу запретов, подписав себе одной только речью смертный приговор, я оскорбила коэнца, я ему угрожала. За это в поселении вырывали язык и запарывали плетьми у позорного столба насмерть, но во мне клокотала такая ярость, такая чистая неудержимая ненависть к Ша, что я не сдержалась. Злые слезы выступили на глазах, руки затряслись. Всего одно ловкое движение, и Ша навеки замолкнет, а его труп даже не найдут, но я никогда не поднимала руку на людей. Никогда.

— Ты поплатишься за это, — прошипел старик, подобно гремучей змее. — Твое молодое тело разорвут на куски, а твое имя…

Я толкнула старика в грудь, убирая его с дороги, и удивилась, поняв, насколько он еще силен. Но не ему бороться с охотницей, воспитанной и выращенной в степях. Как самая младшая в семье, я родилась обузой отцу и матери, и меня отдали на воспитание деду. Будучи охотником, он забрал меня в степи еще в грудном возрасте, и сам вырастил, воспитал и обучил всему, что знал. Только почуяв скорую смерть, дед вернул меня в поселение людей. Я, подобно дикому зверьку, не принимала правил, установленных коэном Асхи, и не желала жить по их заветам, а встреча с темным эльфом пробудила во мне все то, что я скрывала в себе годами.

«Вот и не верь написанному в книгах!»

Ведь я читала, что встреча с темными опасна. Они пробуждают в людях самые низменные эмоции, заставляют делать вещи, о которых стыдно вспоминать, а затем беспощадно убивают. Только вот ни в одной книге не писали о том, что эльфы умеют плакать и так пронзительно кричать от боли. И ни в одной книге не говорилось, что они еще живут где-то в темных лесах Оскола.

Коэн Ша грудой тряпья и старых костей валялся у меня в ногах, а я скалила зубы, как молодой людоволчонок, и собиралась с мыслями. На его лице впервые промелькнул страх, и во мне вскипела жажда крови. Я боролась с желанием убить старика.