Правильный ход - Лиз Томфорд

молода, мне всего двадцать пять, и порой не легко стоять на кухне среди взрослых, как правило, мужчин, и говорить им что они делают не так. Но последние пару лет я усердно работала, для того чтоб у меня была репутация и соответствующие уважение.

Три недели назад я получила премию Джеймса Бирда, высшую награду в моей отрасли, и с тех пор, как меня назвали «Выдающийся шеф-кондитер года» мои консультационные услуги были забронированы. Сейчас у меня трехлетний тур по кухням всего мира в которых я проведу сезон, включая эту поездку в Майами. Я разрабатываю для них десертную карту и даю шанс на получение звезды Мишлен.

Так что да, я заслужила звание шеф-повара.

— Ты идешь, Монтгомери? — он начинает снова. — Я угощу тебя пивом или еще чем-нибудь с зонтиком, что тебе, наверное, понравится. Что-нибудь сладкое и розовое.

То, что он не замечает того факта, что его коллеги молча умоляют его заткнуться, выше моего понимания.

— Я знаю кое-что еще сладкое и розовое, я бы не отказался угостить тебя и этим.

Он всего лишь пытается вывести меня из себя, разозлить единственную девушку, работающую на кухне, но он не стоит моего времени. И, к счастью для него, мой таймер подает звуковой сигнал, возвращая мое внимание к работе.

Открываю дверцу духовки, и меня встречает пылающий жар и еще одно подрумяненное суфле.

Премия Джеймса Бирда — всего лишь лист бумаги, но каким-то образом ее тяжесть раздавила меня. Я должна быть благодарна что получила награду, к которой большинство шеф-поваров стремятся всю свою жизнь, но единственное, что я чувствовала после победы, — это непосильное давление, из-за которого у меня помутилось в голове на столько, что теперь я не могу создать ничего нового.

Я никому не говорила, что у меня проблемы. Мне слишком стыдно признаться в этом. Все взгляды прикованы ко мне больше, чем когда-либо прежде, и я не могу облажаться. Я уверенна, что когда через два месяца, я появлюсь на обложке осеннего выпуска журнала Food & Wine, единственное, что будет сказано в статье, — это то, как грустно критикам видеть, что еще один новый талант не смог реализовать свой потенциал.

У меня больше нет сил это выносить. Как ни стыдно признавать, прямо сейчас я не могу справиться с давлением. Это просто небольшое выгорание, творческая колея. Как творческий кризис для шеф-кондитера. Это пройдет, но, черт возьми, уж точно не пройдет, пока я работаю на чужой кухне с надеждой научить других своему ремеслу.

Стоя спиной к персоналу, чтобы они не увидели мой очередной прокол, я ставлю формочку для суфле на стойку, и как только я это делаю, чья-то рука ложится мне на талию, каждый волосок на моей шее встает дыбом в тревоге.

— У тебя здесь еще два месяца, Монтгомери, и я знаю хороший способ скоротать время. Способ понравиться местному персоналу. Горячее дыхание повара касается моего затылка.

— Убери от меня свои руки, — холодно говорю я.

Его кончики пальцев впиваются в мою талию, и я чувствую, какие они мозолистые. Мне нужно убраться подальше от этого мужчины и этой кухни. Мне нужно сбежать с каждой кухни.

— Тебе, должно быть, одиноко, путешествовать по стране таким образом. Держу пари что в каждом городе, который ты посещаешь, у тебя есть друг, который согреет твое тело в твоем маленьком фургончике.

Его ладонь скользит вниз по моей пояснице, направляясь к моей заднице. Я хватаю его за запястье, поворачиваюсь всем телом и бью коленом по яйцам, сильно и без малейшего колебания.

В тот же миг у него подгибаются ноги и он падает на пол от боли, издавая жалобный стон.

— Я же сказала тебе, убрать от меня свои гребаные руки.

Персонал молчит, позволяя крикам своего коллеги эхом отражаться от приборов из нержавеющей стали, пока он остается согнутым пополам. Часть меня хочет сделать какой-нибудь комментарий относительно того, как мало ощущался его член на моем колене, но его действия показали, что он уже переоценивает себя.

— О, да ладно тебе, — говорю я, расстегивая пальто шеф-повара. — Поднимайся с пола. Ты выглядишь слишком жалко.

— Кертис.

Джаред, шеф-повар, в шоке заворачивает за угол, уставившись на своего развалившегося на полу повара. — Ты уволен. Вставай на хрен и убирайся с моей кухни.

Кертис, как я узнал его имя, продолжает держаться за яйца и кататься по земле.

— Шеф-повар Монтгомери.

Джаред поворачивается ко мне. — Я очень сожалею о его поведении. Это совершенно неприемлемо. Я обещаю вам, что это не та культура, которую я здесь пропагандирую.

— Думаю, с меня хватит я здесь закончила

Повар, которого больше никогда не возьмут на работу в высококлассный ресторан, был просто соломинкой, переломившей хребет верблюду, но я нутром чую, что этим летом я ничем не помогу шеф-повару Джареду.

И я чертовски уверена, что мне не нужно, чтобы другие узнали, с чем я борюсь. Эта индустрия беспощадна, и в тот момент, когда критики узнают, что высококлассный шеф-повар, не говоря уже о лауреате премии Джеймса Бирда, тонет, они начнут кружить вокруг, словно стервятники, упоминая мое имя в каждом из своих кулинарных блогов, а мне сейчас не нужно такое внимание.

Джаред слегка съеживается, что странно. Этот человек почитаем в мире кулинарии и вдвое старше меня. — Я все понимаю. Я позабочусь о том, чтобы вам выплатили деньги по условию контракта, включая следующие два месяца

— Нет. Не нужно этого делать. Я пожимаю ему руку. — Я просто собираюсь уйти.

Кертис все еще лежит на полу, поэтому я показываю ему средний палец когда ухожу, потому что, черт возьми, хоть я и признанный кондитер, но иногда все еще веду себя как ребенок.

Как только я оказываюсь на улице, меня душит влажность конца июня. Не знаю, о чем я думала, когда согласилась провести лето, работая на кухне в Южной Флориде.

Быстро запрыгнув в свой фургон, припаркованный на стоянке для сотрудников, я включаю кондиционер на полную мощность. Мне нравится мой фургон. Он полностью отремонтирован внутри, с моей собственной маленькой кухней а снаружи нанесена свежая темно-зеленая краска.

Я живу в нем, пока путешествую по работе, с распущенными волосами и без всяких забот. Затем, когда я добираюсь до места назначения, я включаю рабочий режим и провожу следующие месяцы, покрываясь татуировками, и меня называют “Шеф-поваром” в течение десяти часов в день.

Это странное сопоставление, которое я называю своей жизнью.

И если быть честной это не совсем то, что я хотела для себя. Когда-то я мечтала