Предпоследняя правда - Филип Дик

— Пока без изменений. Но сознания не терял. Приходите — по-моему, он хотел о чем-то поговорить с вами.

— О’кей.

Николас положил трубку, крикнул Рите — в ванной по-прежнему шумела вода, — что уходит, и покинул квартирку. Общий коридор был забит битком: обитатели убежища покидали магазины и комнаты отдыха, торопясь оказаться дома и лечь в постель. Значит, часы не врут. На многих были купальные халаты и шлепанцы из ворсистой синтетики, которые пользовались популярностью в убежище. Похоже, и вправду самое время на боковую. Но он знал, что не сможет уснуть.

Спустившись на три этажа, он миновал анфиладу приемных — по большому счету, клиника не работала, в ней оставались только лежачие больные — и дошел до поста дежурной медсестры. Девушка почтительно встала, чтобы поприветствовать Николаса — ведь они, как-никак, сами избрали его своим президентом. Несколько шагов — и он остановился у двери в палату Мори Соузы, на которой красовалась табличка: «Тишина! Не беспокоить!». Он повернул ручку и вошел.

На широкой белой постели под одеялом лежало нечто плоское, нечто расплющенное — настолько, что его можно было увидеть, лишь пристально вглядевшись, словно отблеск или пятно; настолько неясное, что не отражало свет, а лишь поглощало его. Только сейчас Николас осознал, что постель умирающего старика действительно поглощает все виды энергии. То, что лежало в кровати, было лишь пустой оболочкой. Казалось, какой-то паук высосал его — вселенский паук или, учитывая их местоположение, — потусторонний паук. Паук, способный высосать из человека жизнь. Даже на такой глубине.

Губы распростертого на кровати человека слабо шевельнулись.

— Привет.

— Привет, старый зануда, — ответил Николас, придвигая к кровати стул. — Как самочувствие?

Немного помолчав — как будто слова Николаса не сразу дошли до сознания, а некоторое время преодолевали какое-то гигантское пространство, — старый механик пробормотал:

— Не слишком, Ник.

«Слава богу, — подумал Николас, — ты не знаешь, что с тобой. Если только Кэрол не сказала тебе об этом после нашей последней беседы». Он глядел на старого механика и думал, что подсказывают тому собственные инстинкты. Обычно панкреатит заканчивается летальным исходом в ста процентах случаев — так сказала ему Кэрол. Разумеется, никто не стал бы говорить такое самому Соузе, поскольку оставалась еще надежда на чудо.

— Ладно, старина, ты выкарабкаешься, — смущенно сказал Николас.

— Слушай. Ник. Сколько жестянок мы собрали в этом месяце?

Сказать ему правду или нет? Соуза пролежал на больничной койке уже восемь дней; будем надеяться, что он его последний посетитель и старик не узнает, как все обстоит на самом деле, и поймать его на слове. Ник решил солгать.

— Пятнадцать.

— Ну, тогда… — болезненная пауза. Взгляд Соузы был устремлен в потолок; он так ни разу и не взглянул на Николаса, будто стыдился собственной немощи. — Может, мы еще успеем выполнить план.

— Да какая разница, — заметил Николас, — успеем мы его выполнить или нет? — Они с Соузой были знакомы давным-давно — с тех пор, как оказались заперты в этом подземном гробу под названием «Том Микс». Всю войну, целых пятнадцать лет, — Меня больше беспокоит, сможешь ли ты…

Господи, да что же я такое говорю, кто меня за язык дергал?

— Смогу ли я выкарабкаться, — прошептал Соуза.

— Слушай, я хотел сказать «когда».

Он уже ненавидел на себя за эту оговорку. В этот момент в дверях показалась Кэрол. В своем белом халате она выглядела такой профессиональной, туфли на низком каблуке, в руках папка — без сомнения, с историей болезни Соузы. Не говоря ни слова, Николас поднялся и, протиснувшись мимо Кэрол, вышел в коридор.

Кэрол вышла следом. Они оказались одни в пустом коридоре.

— Он протянет еще неделю, — сказала она, — а потом — конец. Как бы ты ни изворачивался — «когда», «если»…

— Я просто сказал ему, что за этот месяц нам удалось собрать пятнадцать жестянок. Если можно, позаботься о том, чтобы никто не сказал ему, что это не так.

— Насколько мне известно, — заметила она, — вы собрали не больше пяти.

— Семь.

Он сообщил ей эту цифру не потому, что она была врачом — человеком, от которого все они зависели. Дело было в родстве Душ. Он всегда говорил Кэрол лишь чистую правду. Это было что-то вроде эмоционального крючка, который зацепил его и Удерживал подле нее. Она — в отличие от большинства окружающих— всегда мгновенно замечала любую ложь, даже самую невинную. Так какой смысл лгать сейчас? Кэрол никогда не нуждалась в красивых словах. Правда была для нее важнее всего на свете. И сейчас она в очередной раз получила правду.

— Но ведь это означает, что мы не можем выполнить план, — . сказала она. Сказала, как само собой разумеющееся.

Он кивнул.

— Отчасти так получилось потому, что от нас затребовали три «типа VII», а это слишком сложно, у нас не хватает мощностей. Если бы заказали «тип III» или «тип IV»…

К несчастью, этого не произошло. Никогда не происходило и не произойдет. Как всегда. До тех пор, пока на поверхности идет война.

— Кстати, тебе известно, — наконец спросила Кэрол, — что на поверхности искусственные поджелудочные и прочие артифорги вполне доступны? Думаю, ты что-то об этом слышал — по официальным каналам.

— Да, но только это противозаконно. Искусственные органы предназначены исключительно для военных госпиталей. В первую очередь для них. Категория «2-А». Нас это не касается.

— Но говорят, что…

— Тебя поймают.

Без сомнения, для начала будет инсценировано выездное заседание суда военного трибунала, потом — расстрел. Казнь — пожалуй, единственное наказание за торговлю на черном рынке. Конечно, если тебя сумеют поймать.

— Как я понимаю, ты просто боишься подняться на поверхность, — Кэрол бросила на Николаса быстрый, невероятно проницательный взгляд.

— Ага, — кивнул он. Это и в самом деле было так. Две недели: смерть от разрушения костного мозга, ответственного за восстановление красных кровяных телец. Одна неделя: смерть от «пакетной чумки», «вонючей сухотки» или, не приведи Господь, «рачьей клешни». Он и без того до смерти боится что-нибудь подцепить. И не раз обдумывал подобную возможность — впрочем, как и любой из обитателей убежища, — хотя еще не было ни одного случая, чтобы какая-нибудь зараза проникла снаружи в «Том Микс».

— Ты мог бы, — продолжала Кэрол, — собрать на совещание этих… ну, ты понимаешь, о ком я. Те, кому ты можешь доверять. И выбрать добровольца.

— Черт побери, да уж лучше я сам пойду.

Он совершенно не хотел посылать туда кого бы то ни было, поскольку лучше других знал, что творится там, наверху. Никому оттуда не вернуться. Если не военный трибунал, то гомотропные устройства, но тебя накроют и уничтожат или будут преследовать, пока ты не умрешь. Возможно, это займет всего несколько минут.