От полюса до полюса - Майкл Пэйлин

Решив совершить все возможные ошибки самостоятельно, я отправил в «полет» себя самого и своего пассажира Дэвида Рутса, потеряв контроль над своим Ski-Doo на крутом повороте. Одна из рукояток руля снегохода снабжена ручкой газа, а другая — тормозом, и на начальной стадии поездки я еще не успеваю обзавестись четким представлением о том, что есть что. К счастью, инцидент нанес ущерб лишь моей гордости, но не нашим телам. Дорога складывается нелегко. Солнце упряталось за облака, и колею разглядеть непросто. Процессию, поднимающуюся к горному перевалу, возглавляет Хейнрих, молодой норвежец с синими глазами, по всей видимости способный вести снегоход стоя на голове. Внезапно нас окутывает густое облако и все вокруг скрывается в белой пелене. Исчезает всякое ощущение направления, и, когда возникает необходимость подтянуться, Дэвид Руте сухим тоном напоминает мне о том, что в 300 ярдах от нас находится обрыв, круто спускающийся к поверхности ледника. Побежденные ухудшающейся погодой, мы поворачиваем назад. Свежий снег так и валит, и под крупным и крючковатым носом Амундсена при въезде в Ню-Олесунн уже намело небольшой сугроб. Ни великий путешественник, ни окружающие ничуть не удивлены нашим возвращением.

День 4: Ню-Олесунн

Просыпаюсь под звуки птичьего пения. Питер Уэбб, молодой англичанин и участник нашего снегоходного цирка, за завтраком сообщает мне, что это голос пуночки.

На пути через остров нам скорее всего предстоит увидеть тюленей, северных оленей и даже песцов. Мне отчаянно хочется познакомиться с белым медведем в его домашней обстановке, однако подобная встреча имеет много шансов завершиться стрельбой. Я черпаю эту информацию из предупредительного плаката, на норвежском и английском языках вещающего с двери столовой: «Северные медведи могут быть очень опасными».

Роджер спал плохо… он подозревает растяжение связок в руке в результате вчерашней экскурсии. Это служит оправданием появления на его правой руке зловещей черной перчатки. Фрейзеру приснилось, что он подарил на Рождество каждому члену своей семьи по снегоходу. Вполне понятно, почему ему снится Рождество: снег валит как в мультфильмах Диснея, заставляя нас забыть о том, что, вообще-то говоря, на дворе июнь.

Гейр полон надежд. Атмосферное давление ползет вверх, и мы должны быть готовы к отбытию в шесть часов вечера, как раз после ужина.

В 18:00 снег валит огромными и ленивыми хлопьями. Мы уже не без удовлетворения готовы приступить к вечернему настольному теннису, после чего пожелать себе доброй ночи. Но тут Гейр вместе с коллегами объявляет, что наиболее благоприятная погода часто бывает в середине ночи и что он рекомендует нам обдумать перспективу отъезда в два часа пополуночи. Серьезно, но недолго обдумываем перспективу. Принята очередная отсрочка — до завтрашнего утра. Возвращаемся к настольному теннису.

День 5: От Ню-Олесунна до Кап-Вика

Два часа ночи. Небеса чисты и прозрачны, ослепительный солнечный свет золотит горы и ледники, пребывавшие в потемках сорок восемь часов.

Восемь часов утра. С предвкушением поднимаю штору. Солнце исчезло, как будто его не бывало, а снежная полоска под моим окном подросла на полдюйма. Иду сквозь метель в столовую. Я уже дважды прощался с поваром, и теперь он явно смущен и подозрительно относится к моим намерениям. Что же является моей целью: путешествие к Южному полюсу или смакование здешнего мюсли?

Хейнрих держится флегматично.

— Терпение… — замечает он, — главное в Арктике — это терпение.

После ленча метель слабеет, и квадратик норвежского флага вдруг поворачивается к югу. Это знаменует приход установившегося северного ветра, которого мы так усердно ожидали.

Дорога до Лонгьирбюена должна занять, по меньшей мере, двенадцать часов, посему предполагается, что мы сделаем промежуточную остановку после примерно пятичасового пути — на Кап-Вике, где есть домик траппера, обладающий всеми необходимыми удобствами. Предложение выглядит просто сказочно, и, как только средства передвижения оказались выкопанными из-под снега и снабжены прицепами, извлечена и пристроена к месту антибеломедвежья винтовка, мы снова готовы к отъезду. Ник и Кэти Кокс в качестве официальных представителей британских властей чествуют нас своим присутствием при нашем отъезде, и Ник доверяет мне бутылку виски для траппера Харальда. Перспектива очередного возвращения смущает меня настолько, что я старательно избегаю глаз повара и строгого взгляда бронзового Амундсена, когда мы наконец отъезжаем после семи вечера.

Горы круто вздымаются вверх до 2000 футов, и нам приходится часто останавливаться в течение первого часа езды, отчасти для того чтобы высвободить из снега отягощенные грузами снегоходы, но в основном для того, чтобы поснимать броские виды на Кингсфьорд, питаемый тремя ледниками и окаймленный горными вершинами. Как только глохнут моторы и возвращается природная тишина, размер, масштаб и величие ландшафта приобретают неописуемый характер. На Шпицбергене не растут деревья, а посему птицы встречаются только на самом берегу, и девственные снега, покрывающие раскинувшуюся под нами долину, создают атмосферу величественного покоя.

Переезд через ледник на снегомобилях до Лонгьирбюена, Шпицберген

Скоро мы проходим перевал и направляем снегоходы вниз по столь крутому снежному склону, что нас просят не пользоваться тормозами. Мера эта предназначена для того, чтобы прицеп не свалился вперед, не перевернул сам снегоход и чтобы водитель не покатился вниз в груде обломков, хотя проводники не говорят нам всей правды. Мы крутим и вертим по опасным расщелинам, которые Роджер называет Стенами смерти.

С той стороны перевала открывается другая эпическая зимняя панорама — берега Энгелсбукта, «Английского залива», в котором в 1607 г. укрывался английский китобойный флот под командованием Генри Гудзона во время поисков северо-восточного прохода. Большая часть бухты еще не растаяла, и мы видим первых тюленей — пока всего лишь крохотные черные пятнышки, — дежурящих возле своих отверстий во льду. Белая куропатка в своем зимнем пере с любопытством поглядывает на нас с верхушки скалы, пара гаг пролетает невысоко над заливом.

Мы направляемся к широкому и ровному леднику мимо бледно-голубых утесов, возраст которых исчисляется миллионами лет, но все еще не утративших подвижности. Очевидно, их цвет вызван присутствием воздуха внутри льда.

После головоломного перевала передвижение по леднику происходит достаточно быстро и комфортно. Я еду на заднем сиденье за спиной Дэвида и, если не считать коротких мгновений на растирание оцепеневших от холода рук, получаю превосходную возможность откинуться назад и насладиться великолепием этого просторного и безлюдного ландшафта. По склону бредет парочка свальбардских северных оленей, ростом не выше крупной собаки. Бог весть, чем они питаются здесь.