Все сначала - Пенни Джордан

Откинув голову, она закрыла глаза, предаваясь свободному течению мыслей. Девчонкой ее часто упрекали в том, что она витает в облаках, но сейчас она в облаках парить не собиралась. Ей надо было трезво обдумать сложившуюся ситуацию. Почему все получилось именно так?

Она грустно улыбнулась – себе самой. Сегодня утром она сказала Хедер чистую правду: ее жизнь до встречи с Джеймсом была ограждена от треволнений.

Впервые она встретила его, когда выходила из магазина: задев щеколду, вскрикнула от острой боли и угодила, можно сказать, прямо ему в объятия.

Он ей оказал первую помощь – нагнулся и произвел вполне профессиональный массаж ушиба. А когда выпрямился и поинтересовался ее самочувствием, она не сразу нашлась с ответом – так была изумлена его видом.

Никогда она не видела столь безупречно сложенного и столь элегантного мужчины. Высокий, густые темно-каштановые волосы, загорелый. Пальцы на руке, только что поглаживавшей ее щиколотку, длинные; ногти ровные, ухоженные. На шее – тяжелая цепочка ручной работы, одет в кожаную куртку, такую мягкую, что ей захотелось дотронуться до нее, ощутить ее нежную бархатистость.

Удивленный ее молчанием, он внимательно взглянул на нее. Глаза у него были золотистого цвета, очень напоминающие тигриные. У Вин сразу перехватило дыхание, она испытала сильное, до того ей неведомое волнение и решила с ходу: это любовь.

Едва ли она помнила, как он поднял ее сумки и проводил к своей машине. Сказал, что довезет ее до дома, она была согласна, с ним она была готова лететь хоть на луну. Поддерживая пострадавшую под руку, Джеймс довел ее до парковки.

По дороге они разговорились, и Вин узнала, что он только что сдал экзамен на магистерский диплом в Гарварде и мечтал открыть свое дело, связанное с микрокомпьютерами, но пока что устраивался на временную работу не по специальности – из-за родителей.

Он спросил, как ее зовут, и, услышав ее дрогнувший от волнения голос, задумчиво повторил:

– Винтер[1] – странное имя.

– Я родилась зимой, в самую стужу, – смущенно пояснила она. Ей всегда приходилось оправдываться за свое имя, посему она предпочитала сокращенный вариант – Вин.

– Холодное имя, вам не подходит, – заметил он. – Вы излучаете тепло. – Во время разговора он, слегка наклонившись, коснулся ее распущенных волос, водопадом струившихся по плечам. На лбу их придерживал изящный обруч. Стиль явно детский, Вин давно хотелось подстричься покороче, сделать замысловатую прическу, но братья ее усиленно отговаривали – дескать, слишком она юна, чтобы изображать из себя матрону. Перечить старшим в их семействе не полагалось.

По странной случайности в это лето братья отсутствовали. Гарет, старший, уехал в Новую Зеландию – знакомиться с семьей невесты; близнецы Саймон и Филип проводили каникулы в Штатах, а Джонатан, который заканчивал университет, отправился со своими приятелями в археологическую экспедицию. Вин осталась без опеки впервые.

Ее родителям Джеймс пришелся по нраву. Он был старше, опытнее… рассудительнее, с пониманием относился к ее невинности – или, как позднее призналась ее мать, она, во всяком случае, верила в это.

Невинность… Разумеется, Вин была невинна, но она полюбила впервые и вовсе не намеревалась скрывать свои чувства от Джеймса. В первый раз, когда он ее поцеловал, она прильнула к нему всем телом, оплетя стан руками и приоткрыв рот. Чувствуя, как сердце готово выпрыгнуть из груди, вся дрожала в его сильных объятиях, пылко доверяясь его языку, проскользнувшему в ее рот. А потом она подглядывала за ним исподтишка, чуть приоткрыв веки, – кроме всего прочего, ее томило жгучее любопытство. Под тонким широким блузоном упруго напряглись груди с затвердевшими сосками. Джеймс легонько прикоснулся к одному, кончиком пальца очертил кружок. При этом на его щеках появился еле заметный румянец, и он произнес низким голосом:

– Следующий раз я поцелую тебя вот сюда, и тогда ты узнаешь, что такое настоящее возбуждение.

Она влюбилась в него безоглядно, даже не пытаясь поставить барьер мощному порыву чувственности. Теперь, по прошествии стольких лет, она вынуждена была признать горькую правду: кроме постели, их с Джеймсом ничего не связывало. Она желала его так сильно, что все остальное переставало для нее существовать, и по своей дремучей наивности путала чувственность с любовью.

Да и откуда ей было знать, что и у мужчин, и у женщин сексуальное влечение может быть одинаково сильным? При одной только мысли о Джеймсе тело ее наполнялось истомой. Да, она полагала, что любит его без памяти, она безутешно рыдала, когда мать заявила, что все это плохо кончится, что влюбленность не есть любовь, что она слишком молода, чтобы думать о постоянной связи, – такие ранние связи никогда добром не кончаются.

Ей уже исполнилось восемнадцать, и родители не могли воспрепятствовать браку, отчего тревожились еще пуще.

– А как же университет? – выходили они из себя. – Как же будущее?

– Джеймс – мое будущее, – твердо отвечала Вин.

Впрочем, Джеймс тоже осторожненько предложил повременить, но она тут же разрыдалась, обвиняя его в равнодушии. Он, само собой, принялся ее утешать, и через несколько секунд она очутилась в его объятиях…

Как-то – они стали уже любовниками – Вин призналась, что, несмотря на обещание, все еще не принимает контрацептивные таблетки. Джеймс разволновался, настаивал, чтобы они вместе сходили в консультацию: ребенок совершенно нежелателен на этой стадии их отношений, да и вообще в ближайшие годы он обзаводиться детьми не намерен.

– Ты так молода, – стонал он, разглядывая ее полудетское личико. – Иногда я думаю, твои родители правы, зря мы поторопились, но я так хочу тебя…

Два месяца спустя они поженились вопреки нежеланию ее родителей. Церемония венчания прошла весьма скромно, но заветная мечта Вин исполнилась: она стала женой Джеймса.

Они купили небольшой, но крепкий каменный коттедж на окраине города, и какое-то время, очень и очень краткое, Вин была необыкновенно счастлива. Джеймс – нежный, заботливый любовник – постепенно открывал ей все новые стороны интимной жизни, и только годы спустя, уже после их развода, она по-настоящему осознала, сколько терпения и даже самоотверженности проявлял он в то время.

О себе он тогда не думая, баловал и лелеял ее. Подшучивал, когда у нее что-то подгорало на плите, сам гладил свои рубашки. Стыдливо краснея, она временами спрашивала, не раскаивается ли он в том, что женился на такой неумехе. Он нежно обнимал ее и говорил, что стряпуха – вовсе не его идеал жены.

– Ты же, – вкрадчиво шептал он ей на ухо, – после Рождества начнешь заниматься в колледже, и на приготовление еды и глажку у тебя просто не будет времени.