По ту сторону - Сергей Щипанов

– Was ist dort? Gib mir! (Что там у тебя? Дай сюда!)

Он потянулся своей лапищей к моему карману. Хам. Гопник неумытый.

Отдать Ларочкин смартфон за который она, поди, сумму, равную нескольким моим зарплатам, выложила?! Как же! Да по какому праву…

Я толчком сбросила его руку с плеча, сказав:

– Отвали, козел! – и добавила на немецком. – Шайзе!

Это, последнее, я зря, конечно. Сама не знаю, как вырвалось. «Козла» он бы мне, наверное, простил, по незнанию, а вот то, что я назвала его «дерьмом»…

Верзила прорычал нечленораздельно и, ухватив за обшлага куртки, так тряхнул, что голова моя едва не оторвалась от шеи. Тут уж у меня сработал бойцовский рефлекс. Я, по всем правилам, резко, одним движением рук освободилась от захвата, одновременно саданув носком сапога под колено парню. Тот охнул и согнулся, ухватившись за ушибленную ногу.

Со стороны, наверное, казалось, что его пырнули ножом в брюхо. Во всяком случае, дружки этого обалдуя повскакивали с мест и направились в мою сторону, явно с недобрыми намерениями. Оба держали в руках что-то колюще-режущее, вроде ножей для разделки мяса, только кривых.

Блеск стали лишь в кино выглядит красиво. В реальности же, когда видишь направленное на тебя, на твою незащищённую плоть, лезвие кинжала, делается не просто страшно – жутко до умопомрачения. Всё у меня внутри оборвалось, я буквально прочувствовала, как холодная сталь вонзается мне в живот, разрывая мышцы и сосуды, пронзает печень, или селезёнку, достаёт до позвоночника… Ой, мамочка!

Странно, но паники не было. Я только отпрянула и прижалась спиной к ближайшей стене, приготовившись биться до последней возможности – ногами, руками, зубами, ногтями – как защищается загнанная в угол дикая кошка.

Шансов уцелеть, если эти трое решат расправиться со мной, не было вовсе. Меня могло спасти лишь чудо. И оно произошло!

Сидевшие за большим столом мужики, до сего момента остававшиеся пассивными наблюдателями, решили вмешаться. Трое из них поднялись, один при этом лихо перемахнул через стол, и закрыли меня от нападавших. Нежданные защитники были вооружены короткими и широкими, устрашающего вида саблями.

Шестеро вооружённых людей – трое на трое (ушибленный мною тоже достал из ножен кинжал).

Вот тут-то мне стало совсем страшно. Уже не безрассудный ужас владел мною, а осознанный, «разумный» страх, появляющийся, как мне думается, именно в тот момент, когда чётко осознаешь весь кошмар происходящего, и не можешь ничего с этим поделать.

Что-то сейчас начнётся!

2

Хвала Всевышнему, обошлось. Гопники (мысленно я так именовала пытавшихся расправиться со мной) струсили, отступили без боя, поспешно, я бы сказала, позорно бежали вон. Собственно, «бежали», это я так, для красного словца – они, пятясь задом, ретировались через входную дверь наружу, оставив победителям трофей – двух «очаровашек».

Девицы, как и я, перепугались не на шутку. Даже повизгивали, увидев оружие. Но когда дружков их и след простыл, успокоились и перешли на сторону победителей, предлагая им за умеренную, по-видимому, плату долю любовных ласк. А вот женщина, что стояла у очага, сорвалась с места и бросилась вслед за удирающими.

Скоро она вернулась довольная, позвякивая в кулаке монетами – получила, должно быть, причитающееся за выпивку. Мальчишка же, как открыл от удивления рот, так и стоял, хлопая восхищёнными глазами.

А я на спасителей смотрела в полной прострации. Хотела поблагодарить, но не знала, как. И вообще – как вести себя здесь.

Где «здесь», непонятно. Куда же, чёрт побери, меня занесло-то? На съёмки исторического фильма, где актёры так вжились в роли, что продолжают играть, даже когда рядом нет оператора с камерой? А вдруг это малина воровская со своими порядками? Чур меня, чур… Или эти люди – «ролевики»? У меня папа раньше увлекался историческими реконструкциями. Пару раз и меня с собой брал на «рыцарские турниры». Было очень интересно. Тогда. А сейчас внутренний голос упорно твердил: это не игра!

Очень уж естественно они держались. Таким актёрам сам Станиславский кричал бы: «Верю!». Невооружённым глазом, как говорится, видно: для них случившееся – обыденность. И дерутся тут самыми настоящими кинжалами и саблями, а не хватаются за «травматику» и газовые баллончики.

Кто же они такие?

Прямо скажем, странные люди. Вон тот – щерит рот в беззубой улыбке, не иначе, под хоккеиста Овечкина «косит». И запашок от них от всех… В последний раз такое «амбре» я чувствовала, когда двум бомжам, сбитым машиной, первую помощь оказывала. Только эти не бомжи – по глазам видно: взгляд твёрдый, гордый даже. И сила в них – прямо так и веет силой. Тот, что постарше, на нашего инспектора по противопожарной безопасности, Владимира Семёновича, отставного майора, похож. Если б не «шкиперская» бородка и длинные, до плеч, волосы – один в один. Лет за шестьдесят, но лицо крепкое, как кирпич. Да и фигурой смахивает на короткую железобетонную сваю. А товарищи его – не намного старше меня, максимум, лет на семь.

И чему, спрашивается, радуются? Один без зубов, у другого шрам на весь подбородок – под скальпель пластического хирурга просится. Оба рослые, под метр девяносто, чернокудрые, с короткими бородами и поломанными носами. Ох, если бы не шрам… Так они, кажется, близнецы?! Два Овечкиных… Нет, если вот этому зубами обзавестись, то… Ха! Где Ларка? Я ей вот того, со шрамом уступила бы…

– Чей будешь, друже? Чей человек: польский ли, литовский, аль рускый?

– А то! Русские мы.

Слава тебе господи, хоть кто-то почти нормально заговорил.

– О! Я-то сразу признал, а Офоня, братец, вот, сумлевается – непонятно, мол, баишь, не по-нашему… Ну, греби за наш стол коромыслом! С нами не пропадёшь!

«Овечкин со шрамом», довольный, видимо, маленькой победой над братцем, подмигнул ему, захохотал и добродушно хлопнул меня по плечу. Слон. Как дубиной огрел.

А тот, что постарше – мысленно я его Майором назвала – осклабился и прохрипел:

– Гут. Карош. По-германски говришь? Шпрехен зи дойч? Датски? Шведски?

Я только головой мотала: нет, мол. А полиглот Майор продолжал:

– Спик инглиш?

– Йес, сэр, – ответила я, и добавила скромно: – бат вэри бэд.

На самом деле я неплохо знаю английский, даром, что ли, мама меня натаскивала. Она у меня учительница английского. Вот за произношение не ручаюсь – языковой практики почти что и не было. Но дело не в произношении. Внутренний голос нашёптывал: осторожность, и ещё раз осторожность. Сначала подумай, потом скажи. Как говорится, каждое ваше слово может быть использовано против вас.

Майор смотрел в упор, бесцеремонно шаря глазами по моей фигуре сверху донизу. Остановился взглядом на руках, задумался, потёр подбородок, подёргал бородку. Чего он там увидал? Руки как руки. Ну, неухоженные, да. При моей профессии это неизбежно – йод, нашатырь, хлорка, да ещё постоянное мытье, тут не до маникюра…

Глаза строгого дядьки рентгеном просветили – такое осталось ощущение от «осмотра». Не знаю, какой уж он вывод сделал, относительно моей персоны, только не сказав больше ни слова, уселся обратно за стол, жестом пригласив присоединиться к компании. «Овечкины» шумно поддержали:

– Садись, земляк! Надо познакомиться да по чарке выпить.

– Ага, давай, друже, выпьем за знакомство! Я Ивашка, а то брат родный – Офоня, прозывается Сомом, ха-ха-ха! Зубов-то, яко рыбина, лишён, с отрочества ещё – кобыла копытом обласкала. Рябовы мы, близнецы. А се кормчий наш, Роде, – уважительно кивнул на «майора» Ивашка, – по-ихнему – капитан Карстен, мы же, команда, его Рысью кличем. А тебя как звать-величать?

– Джек Воробей, – ответила я бодро. Всегда можно на шутку списать, ежели что.

На «Джека» новые знакомые никак не отреагировали, а вот «воробей» их позабавил.

– Ха-ха! Воробей! Похож. А то мы бы тебя Ершом распрозвали – уж больно ершист.

Выговор у братцев напоминал волжский, каким его в кино изображают (в действительности, так уже, наверное, никто не говорит). Напирали на «о», да ещё слова коверкали, что не сразу и поймёшь, о чём толкуют.

Из братьев, тот, что назвался Ивашкой, побойчее был, шумлив, балагурист. Афоня, хоть и улыбался широко, во весь беззубый рот, вёл себя куда сдержанней, говорил мало, не реготал, как брат, «на всю Ивановскую». Назвал «майора» капитаном. Выходит, они моряки? Ну и ну…

Ивашка представил мне и трёх других участников застолья, мужчин, не принявших участия в избавлении меня от гопников (я на них нисколько не обиделась). Двоих, угрюмых мужиков, назвал по кличкам: Бес и Лис, а толстенького круглоголового коротышку по имени – Карл, добавив: немчура, костоправ.

Не забыли про выпивку. Ивашка, обращаясь к женщине у очага, крикнул:

– Эй, фру! Нойн бир! Шнель!

Женщина кивнула, сказала что-то мальчишке и, вместе с ним, отправилась выполнять заказ.

Разговор продолжался, но я не слушала, поддакивала машинально, пытаясь разобраться с сумбуром мыслей, крутившихся в моей почти ничего не соображающей голове.