Лягушка под зонтом - Вера Копейко

Прошел в кабинет, вынул ключ из шкатулки с разным мусором – так он называл все, что сбрасывал туда не думая. Открыл замок стенного шкафа.

Вот они, печальные сидельцы-затворники из прикамских лесов. Христос с восточным лицом – узкие раскосые глаза, высокие скулы. Рядом – Никола Можайский, но лицо у него такое же широкое, и в нем, как говорят, проглядывает татарин.

На самом деле это языческие идолы под христианским обличьем. Они появились в ответ на запрещающий указ 1722 года иметь скульптуры в церквях. Как часто находится ответ на приказ, хотя должен бы – на вопрос, но это уже из области рассуждений другого свойства, одернул себя Никита.

Коми-пермяки, которые жили в тех лесах, куда снаряжали экспедиции его дед и отец, вырезали похожих на себя святых. Они одаривали их не только собственными чертами, но даже выражением лица: страдание, терпение, покорность.

Верхом на коне дед Никиты объехал Верхнекамье, Чердынь. Он назвал найденные скульптуры «пермскими богами» – Никита не знал, сам он нашел это определение или повторил следом за кем-то. Но все остальные услышали от него, его считали автором. Дед не отказывался.

Скульптуры ввели сначала деда, а потом отца в тот круг, из которого выпал Никита. Боги жили рядом с ним, в квартире на Тверской улице в Москве, но не открывались ему. Они вели свою тайную жизнь, как прежде – в уральских лесах.

Никита смотрел на пермских богов, они – на него. Европейские музеи почли бы за благо иметь их, а частные коллекционеры бестрепетно открывали бы свои кошельки, уверенные, что вкладывают деньги с будущей прибылью, причем она увеличится с годами в геометрической прогрессии.

Так чего ради он, Никита Дроздов, внук профессора истории, сын академика, сидит в ангаре? Чем-то не пришелся ко двору этой жизни, вот почему. Что-то было не так в ней с самого начала, а что – он не знал. Он много раз пытался найти причину, но до сих пор тщетно. Не объяснять же переменами во внешней жизни? Все главные перемены происходят в тебе самом. Это по крайней мере он понял.

Мазаев позвонил в домофон ровно в девять, как будто стоял перед дверью подъезда и смотрел на часы. Рюкзак все так же круглил его фигуру.

Никита впустил его, он вошел, придерживая свой живот.

Никита, засучив рукава белой рубашки, протянул руки к гостю.

– Вы прямо как акушер, готовый принять роды, – захихикал Мазаев.

Никита тоже засмеялся.

– Держите, – сказал Мазаев. – Поскольку я понял, что являет собой эта фигурка, соизвольте дать мне письменное заключение, Никита Тимофеевич. А если перед этим вы мне дадите чаю, я буду премного благодарен. – Он выдохнул, как после долгой пробежки. – Я обезвожен и чувствую себя сушеным фруктом. Чем-то вроде фиги, то есть сушеного инжира.

Никита едва удержался, чтобы не рассмеяться. Впрочем, всяк о себе сам все знает.

– Я побывал даже в Музее народов Востока. – Мазаев многозначительно поднял кустики бровей. – Вас там помнят, о вас хорошо говорят.

– Спасибо, – бросил Никита и пошел за чаем. Он уже успел заварить чай, нарезать лимон, даже насыпать горстку мелких печеньиц в хрустальную вазочку. Более того, он вспомнил, что у него есть абрикосовое варенье. – Могу даже с вареньем, – крикнул Никита из кухни.

– Буду по-гурмански счастлив, – тотчас отозвался Мазаев.

Никита вернулся с серебряным подносом. Мазаев с трудом отлепился от шкафа.

– Потрясающие экземпляры, – прошептал он.

– О чем вы? – Никита вздрогнул.

Он не закрыл шкаф? Но, в сумеречном свете поймав взгляд гостя, он понял, что Мазаев смотрит на полку с куклами.

Отец привозил их матери отовсюду. Может быть, он видел в ней маленькую девочку. На фоне его лет она и была ею – внучкой по возрасту.

Случай не такой редкий, торопливо напомнил себе Никита, заглушая всегдашнее волнение. Оно возникало каждый раз, стоило ему вспомнить о своей семье. Сколько стариков ученых женится на своих аспирантках? Или иначе – сколько юных аспиранток становятся учеными дамами через замужество со стариком руководителем?

Надо отдать должное матери – Ирина Михайловна выполнила свою программу, а она у нее была, несомненно. Она составила ее с крестьянской скрупулезностью, как настоящий землепашец, который точно знает, когда бросать семена, когда прореживать всходы, когда окучивать, когда убирать урожай.

Не-ет, Ирина Михайловна не перепутала сроки сева и жатвы, как однажды посмеялся самый близкий друг отца. Он не любил мать Никиты, а когда узнал, что она обосновалась в Таиланде и держит гостиницу для сотрудников Академии наук, которые туда приезжают, так и сказал.

Никита не спорил, он давно все себе объяснил. А именно: отцу нужен был наследник, ему родили его. У отца была первая жена, любимая Нина, она умерла молодой. Под конец жизни Тимофей Никитич Дроздов женился с определенной целью. Он получил то, что хотел.

Но такого ли качества, которое он хотел, Никите неизвестно. Отцу тоже, слава Богу: он умер, когда Никита еще не ходил в школу.

– Вам нравятся куклы? – спросил Никита, желая отделаться от навязчивых мыслей. Завистливый вздох Мазаева вернул его к реальности. Он щелкнул выключателем, в приглушенном свете торшера куклы словно ожили. Их лица блестели, глаза сияли, а платья были как будто только что из бутика за углом дома. Не важно, что там кукольные платья не продают, только человеческие. Хотя среди них полно кукол, ядовито отметил Никита. Его бывшая жена хотела одеваться там.

Мазаев причмокнул. Никита посмотрел на него. Чрезвычайно яркие, похожие на кукольные, губы Владилена Павловича собрались в трубочку. Они словно приготовились поцеловать – такие же, неживые. Внезапно пришла в голову дурацкая мысль – этот мужчина если целовал кого-то, то кукол.

– Безумно, – услышал Никита. – Вы знаете, какой это бизнес? То, что у вас, – бесценно. – Он подался к Никите. – Я вам это говорю, человек, который мечтал стать восточным Тэмером.

– Восточным Тимором? – переспросил Никита. – Я знаю остров Тимор в Юго-Восточной Азии. Простите, не понял.

– Я говорю о Франсуа Тэмере. Человеке, который проводит аукционы старинных игрушек. Он главный эксперт по истории французских кукол. Написал несколько энциклопедий.

– Не слышал. – Никита покачал головой.

Мазаев продолжал:

– Он держал лавку старинных игрушек на Монмартре, в Париже. Чинил куклы, устраивал кукольные фестивали, даже издавал журнал по истории игрушки. Но когда я захотел купить у него куклу, оказалось, что она стоит двести тысяч долларов. Я понял, что не готов. – Мазаев шумно вздохнул. – Но пока мы живы, живы наши желания. А это значит, не умерли и наши возможности. – Он хмыкнул. – Я был на Севере в свое время, один знакомый ненец сказал то, с чем я буду согласен всегда. Хотите услышать?

– Конечно, – отозвался Никита. Он с возрастающим интересом слушал и разглядывал гостя.

– Мать родит голову, время – ум, а ум – все остальное. Скажите – разве не мудро?

Никита молчал, осмысливая услышанное, потом рассмеялся.

– Мудро.

– А если так, – Мазаев резко повернулся к нему, – пишите заключение. Я хочу, чтобы моя вещь, этот идол, помог моему уму дать мне то, что я хочу.

– Повысить в цене вашего идола, – хмыкнул Никита. – Это вы предлагаете? Но кто я? Продавец зонтиков. Официально – менеджер фирмы «Милый дождик».

Мазаев ухмыльнулся:

– Вы – брэнд. Вы Дроздов Никита Тимофеевич, сын великого Тимофея Никитича Дроздова, внук не менее великого, а то и более – Никиты Тимофеевича Дроздова. Полное повторение имени. Вы напишете, поставите свое имя. У меня есть человек, который напишет внизу: «Согласен с оценкой» – и шлепнет печать.

– Но это не по форме... – начал было Никита.

Мазаев перебил его:

– Это – по содержанию. Сейчас за форму мало кто платит, начало девяностых прошло. Тогда все деньги были еще чужие. А сейчас они уже свои. Понимаете, о чем я? – Он повернулся к Никите и умолк. Никита кивнул. – Те, кто покупает сокровища сегодня, хотят создать собственный остров сокровищ, а не корзину бумаг с печатями.

Никита открыл ноутбук. Он написал немало экспертных заключений, когда работал в музее и на музей. Скоро из принтера выполз лист бумаги.

Мазаев прочитал и сказал:

– Если вы не питаете какой-то особенной страсти к... предмету вашей торговли. Ведь не питаете? Нет? – Он подался к Никите. Тот свел брови, чувствуя по его интонации какой-то скрытый вопрос. Но какой, до него пока не дошло. – Видимо, нет, – ответил за него Мазаев. – Иначе вы сразу догадались бы, что я о зонтиках, ха-ха. Я, конечно, не сомневался, что вы там просто так сидите, не из любви к этому виду прикладного искусства. Но мало ли – бывают всякие страсти. Я готов оценить любые из них, лишь бы человек не скучал на этой земле. – Мазаев махнул рукой. Никита заметил тонкое серебряное кольцо на мизинце правой руки. – Я готов предложить вам работать вместе со мной. – Он вынул из кармана бумажник. – Сколько я вам должен прямо сейчас?