Ваших бьют! - Александр Попов

Почуяв мой запах, нюхач бросился на ограждение, едва не снеся его. НОС-1 являлся важнейшим прибором в розыске дурно пахнущей банды похитителей Тимошки, и, хотя он представлял собой огромный, в метр высотой, человеческий нос, вел он себя как соскучившаяся по хозяину собака. Он трепетал ноздрями, тыкаясь в мою руку, вилял своим телом и всем видом показывал, как ему скучно взаперти в музее без дорогих его волшебной организации людей. Я погладил его горбинку, отчего довольный НОС будто немного уменьшился, припав к полу, и вдруг почувствовал укол вины. Это преданное создание, кстати тоже выполненное девочками на основе папье-маше, было нами оставлено и забыто на крыше многоэтажки, когда мы с его помощью определили направление, куда двинулся отряд чертей. Но, как и всякое домашнее животное, обладающее отменным нюхом (читай: собака), нюхач был незлопамятен.

Я оглядел вольер. Странно, но его собрата НОСИКа нигде не было видно. Дело в том, что сестры изготовили два магических прибора, чувствительных к запахам, и НОСИК являлся не чем иным, как Нюхачом Особым Стационарным Идентичным Карманному. Я подумал, что мое предположение, что в музее выставлены предметы, не имеющие практического применения, подтверждается. Видимо, карманная модель, как наиболее компактная, пусть и с меньшей чувствительностью, и сейчас используется в каких-нибудь поисках.

Еще раз потрепав давнего помощника, я встал, чтобы заметить на лицах остальной группы недоумение, смешанное с некоторой долей зависти. Не каждому удается в неведомой стране встретить старого знакомого, который мало того что оказывается исполинским носом, но еще и безумно рад видеть тебя. Но экскурсовод уже двигалась в мою сторону с ясно выраженными намерениями отчитать меня за нарушение первейшей заповеди большинства скучных музеев: «Руками не трогать!» А я ведь бывал и в таких, где на многих табличках, если переводить на русский, написано: «Пожалуйста, трогайте!» И какое было удовольствие покрутить ручку старинного телефона и, поднеся трубку к уху, услышать треск линии или залезть в кабину самого настоящего самолета, чтобы, высунувшись, наблюдать, как послушно отзываются крылья каждому движению штурвала. Но этот музей был не из таких, поэтому я торопливо сделал самое невинное, на которое был способен, выражение лица, незаметно вынул из заднего кармана платок и бросил его своему проверенному помощнику. Может, это и было похоже на сюжет из романов Дюма, где прекрасная дама, чтобы поощрить своего кавалера, при прощании выбрасывает ему надушенный платок из кареты, но чем я еще мог порадовать нюхача? И когда я быстрым шагом отошел от вольера, успокаивая экскурсовода, смотревшую на меня с осуждением, НОС уже накатился на платок и блаженно расслабился. Взяв с себя обещание непременно навестить нюхача вместе с девочками, я присоединился к группе и продолжил скучное занятие: обозревать остальные неказистые экспонаты.

Двор гостиницы, где нас поселили, тоже не вызывал особого интереса. Это было вполне современное здание, немного стилизованное под старину, расположенное на окраине небольшого поселка. Мой номер, оказавшийся на первом этаже, не отличался изысканностью, но обладал предельной функциональностью. Единственное, что мне не нравилось, так это отсутствие верхнего света. Два высоких торшера в гостиной и две лампы на прикроватных тумбочках в спальне — вот и все освещение. В некоторых ситуациях мягкий свет торшеров пришелся бы очень кстати, но так как мне ничего такого все равно не грозило, перспектива постоянно находиться в полумраке казалась даже немного неприятной, но все остальное было великолепно. Здесь можно было бы вполне приятно проводить время, услаждая душу множеством книг, взятых в холле гостиницы, и читать их перед камином в кресле-качалке, укрывшись мягким пледом. Или взвизгивать от восторга при просмотре новейших, классических и даже утраченных фильмов, сидя на диване перед огромным экраном, окруженным великолепным звуком, и используя функцию генерации запахов, благодаря которой многие современные фильмы здесь не пользовались успехом. Встроенный в стену глубокий шкаф радовал обилием костюмов, но для праздного шатания в окрестностях гостиницы хватало и обычных джинсов. Можно было расслабить свое тело в небольшой сауне и даже спуститься в медицинский кабинет, где квалифицированный врач с огромными руками и чем-то похожий на тролля сделал бы массаж. Но зачем все это, если находишься на территории таинственной Школы магии, такой таинственной, что, в укор другим таинственным организациям, о ней не знал никто до тех пор, пока она сама не решала заявить конкретному человеку о себе?

Не лучшим образом соответствовали магической структуре этого места и окрестности. На деревьях, растущих в разбитом около гостиницы саду, не росли яблоки — ни молодильные, ни отравленные злыми колдуньями. Не гукали пугающе филины, не скакал Серый Волк, и, даже нагнувшись к самой земле, в траве я не обнаружил ни одного гнома. Пчела, на которую я наткнулся в поисках маленького народца, не заговорила человеческим голосом, а чувствительно ужалила меня в ладонь и полетела умирать, даже не всплакнув о своей горькой участи. Прогуливаясь, я не раз бросал взгляд на небо, но нигде не было заметно приближающегося трехголового дракона, бумажная копия головы которого являлась одной из жемчужин местного Исторического музея.

Короче, отблагодарив меня поездкой в Школу магии, руководство никоим образом не хотело, чтобы гости из обычного мира хоть что-нибудь да увидели, а индивидуальные программы пребывания не оставляли возможности встретиться всем вместе и устроить что-нибудь типа забастовки. Поэтому единственным развлечением, которое я нашел здесь перед периодом тренировок, было испытание на себе самой настоящей магии, установленной для того, чтобы любопытные кураторы не разбегались по территории. В первый раз, направляясь к живописному утесу, выглядывающему из-за кромки леса, который расположился недалеко от гостиницы и на вид был достаточно устрашающим, я был немало удивлен, когда в течение двух часов, шагая по укатанной луговой дороге, так и не добрался до цели своей прогулки, хотя на вид до скалы было не более чем два километра. Решив, что это всего лишь зрительная галлюцинация, я закрыл глаза и сделал еще несколько шагов вперед, а когда открыл, то увидел, что иду в обратную сторону и что, оказывается, отмахал уже так много, что гостиницы, как и поселка, почти не видно. Сразу позабыв про злосчастный утес, я быстро пошел назад и очень обрадовался, когда заметил, что здания все-таки приближаются. С тех пор свободное время я проводил, исследуя окрестности моего временного жилища. В результате многочасовых прогулок оказалось, что предел моего свободного перемещения ограничен полутора километрами от границ нашего не более чем километр в диаметре поселения.

Самое удивительное, что поначалу меня забавляли такие прогулки, как забавляют зрителей, окруживших наперсточника, попытки разгадать, как у него получается дурачить очередную жертву, склонившуюся над его ловкими руками. Я пытался обмануть магическую преграду, цепляясь взглядом за какой-нибудь близлежащий предмет, и действительно шел вперед, но, приблизившись к рубежу, наблюдал, как этот предмет начинал с регулярностью попадаться в поле зрения, что говорило о том, что каким-то образом я путешествую по кругу. Походив так пару дней, я устал от попыток разглядеть момент моего «одурачивания» и стал откровенно злиться. Мне все чаще стали приходить в голову мысли устроить какой-нибудь показательный диверсионный акт. Только я не знал, с чего начать: то ли раскрасить здание музея завитушками из аэрозоля, то ли разобрать штакетник около гостиницы и запалить такой костер, чтобы маги-инквизиторы от зависти зубами заскрипели. Или хотя бы разбить экран жидкокристаллической панели в номере, чтобы убедиться, жидкие ли кристаллы на самом деле и уместятся ли они в этом случае в трехлитровую банку.

Пару дней я гулял по поселку, придумывая всевозможные пакости, которые я могу устроить руководству за пренебрежительное к себе отношение. Судя по мрачным физиономиям других гостей, с которыми мне изредка доводилось встречаться в гостинице (паскудные маги постарались, чтобы мы как можно реже попадались друг другу на глаза), они испытывали подобные чувства. Некоторые, проходя по холлу, нехорошо улыбались, пинали двери и даже сплевывали на пол. У всех возникло стойкое впечатление, что мы находимся под своеобразным домашним арестом.

Назревал бунт, и тут за нас взялся Федор Иванович. Может, нам что-то подсыпали в еду, но все как один загорелись бешеным энтузиазмом и до седьмого пота гонялись за мячом на футбольном поле. Безжалостный тренер словно издевался над подопечными, но, так как он был «из наших», а «нашим» хотелось наподдать местным, держащим нас взаперти, мы беспрекословно его слушались. Да и послушать было что: наше футбольное поле не покрывал никакой магический щит, поэтому каждое сказанное Иванычем мудрое слово только прибавляло нам прыти. И уже через несколько дней мы чувствовали себя вполне способными порвать на части команду преподавателей, которые, судя по количеству сыгранных с разнообразными командами кураторов матчей, были сильнейшим противником. Радовало еще и то, что наблюдать за нашими тренировками приходили постепенно все больше местных, активно болевших за нас, и это вселяло уверенность, что и на ежегодном товарищеском матче по футболу между командой преподавателей Школы и командой кураторов «Наши Ваших бьют» у нас будет немало фанатов.