Скачу за радугой - Юзеф Принцев

— Мы сами ковбои! — отмахнулся Тяпа.

— А все-таки?

— Благородные люди, — застенчиво сказал Шурик.

— Чем же они занимаются? — улыбнулся ему Вениамин.

— Мало ли… — пожал плечами Пахомчик.

— Ковбои — это пастухи, ребятки! — Вениамин попробовал встать и, охнув, опустился на землю.

— Это ты брось! — возмутился Тяпа.

— Точно! — Вениамин дотянулся до ольховника и выломал ветку потолще. — Коров пасут. Только на лошадях. А вы пистолетами в спину тычете. Какие же вы ковбои? Гангстеры! Маски еще нацепите!

— Никто вам в спину стрелять не собирался, — с холодной вежливостью дипломата заявил Генка.

— Благодарю! — согнул голову в чопорном поклоне Вениамин. — Вы, случайно, не из лагеря?

— Нет, — не моргнув глазом соврал Тяпа. — Мы — дачники.

— А чего ж в землянке обитаете? — поинтересовался Вениамин. — Неважно с жилищными условиями?

— Да нет… — замялся Тяпа. — Ничего.

— Это не землянка, — быстро сказал Генка. — Погреб. Капусту здесь держат и эти… огурцы соленые!

— Деревня вон где, а погреб здесь? — прикинул Вениамин. — Далековато!

— А это чтоб дачники овощи не сперли, — объяснил Тяпа.

— Ну-ну! — с подозрительной легкостью согласился Вениамин и, опираясь на палку, встал. — Счастливо, братья-разбойнички!

Припадая на поврежденную ногу, Вениамин двинулся к просеке. «Ковбои» молча смотрели ему вслед. Потом Тяпа обеспокоенно сказал:

— К лагерю ковыляет!

— А может, к речке? — возразил Конь. — Примочки делать?

Ему никто не ответил. Все смотрели на Генку. Он сидел хмурый и задумчивый.

— Ген! — осторожно спросил Шурик. — А это правда про пастухов?

— Свист! — решительно заявил Тяпа. — Сам он пастух!

— Про маски он вякал, — напомнил Пахомчик. — Вот что подозрительно! А, Ген?

Генка молчал. От реки потянуло сыростью. Стало так тихо, что, когда в лагере затрубили в горн, все вздрогнули: казалось, что трубят совсем рядом.

— На ужин горнят! — сообщил Тяпа, вопросительно поглядывая на Генку.

— Идите, — кивнул ему Генка.

— А ты? — забеспокоилась Оля.

— Сказал — идите! — повысил голос Генка. — Никуда я не денусь!

— Ты не кричи, пожалуйста! — Голос у Оли дрогнул. Она встала и, сначала не спеша, а потом все быстрей и быстрей пошла по просеке.

— Двинули, что ли? — не то спрашивая, не то торопя, буркнул Тяпа и, не ожидая ответа, побежал за Олей.

За ним медленно потянулись остальные.

Зашумел и стих ветер. Тяжело хлопая крыльями, с рвалась с ветки какая-то ночная птица и пролетела прямо над Генкиной головой. Он сидел и смотрел, как исчезают за деревьями фигуры мальчишек.

IV

Новый вожатый появился в лагере перед самым отбоем. Прошла вечерняя линейка, спустили флаг, погасили свет в спальнях у малышей. Ребята из старших отрядов толпились у умывальников и, пересмеиваясь, тянули время: прийти в спальню после горна на сои считалось особым шиком. Людмила нервничала и отчитывала отрядных вожатых, те покрикивали на ребят, я возня у умывальников постепенно стихала. Не расходились только самые отчаянные. Делая вид, что старательно моют шею, они направляли струю воды на соседей, те визжали и окатывали зачинщиков, а заодно прибежавшую на шум вожатую.

Никто не заметил юношу в очках, присевшего на клубное крыльцо. Только когда протяжно и хрипло отзвучал горн и вожатые, мокрые и веселые, разогнали ребят по спальням, Людмила увидела незнакомого парня.

— Почему в лагере посторонние? — крикнула она дежурной вожатой.

— Я не посторонний, — парень вынул какую-то бумажку и протянул ее Людмиле. — Здравствуйте.

Людмила посветила фонариком и пробежала глазами бумажку.

— Имя-то какое длинное! — уже мягче сказала она. — Вениамин, да?

— Можно Веня, — привычно ответил парень и встал, тяжело опираясь на палку.

— Людмила Петровна, — представилась старшая вожатая и засмеялась. — Можно — Люся! Что с ногой?

— Оступился.

— Надо врачу показать.

— Обойдется, — махнул рукой Вениамин.

— Идите в столовую, — сошла с крыльца Людмила. — С отрядом я вас завтра познакомлю. На линейке.

Она вдруг замерла в охотничьей стойке, бросилась в кусты и выволокла оттуда растерянного Тяпу.

— Вот! — победоносно взглянула она на нового вожатого. — Полюбуйтесь! Вячеслав Тяпунов — ваш подопечный. Почему разгуливаешь после отбоя, Тяпунов?

— Я ноги мыл, — посмотрел на свои давно не мытые ноги Тяпа.

— А распорядок дня для тебя не существует? — голосом диктора вещала Людмила. — Ты выше этого?

— Почему выше? — уныло тянул Тяпа. — Ничего не выше!..

— Очень остроумно! — смерила его уничтожающим взглядом Людмила и, потеряв всякий интерес к Тяпе, опять коршуном бросилась в кусты. На этот раз ее жертвой оказался Шурик.

— Ты тоже ноги мыл, Озеров? — демонстрировала вон педагогический опыт Людмила. — Или шею?

— Ноги, — пролепетал Шурик, тараща глаза на Вениамина. — И шею тоже.

— Поразительная чистоплотность! — отвернулась от него Людмила и скомандовала: — Орешкин, Пахомов, Коновалов, Мачерет, Травина — ко мне! Выходите, выходите… Я вас все равно видела!

Первым из кустов появился Генка. За ним — остальные.

Людмила стояла в позе укротителя хищных животных, который только что проделал опаснейший трюк и ждет аплодисментов.

— Второе звено первого отряда! — объявила она. — Наше несчастье!

«Наше несчастье» помалкивало.

— А это ваш новый вожатый! — эффектно провела концовку номера Людмила и сделала шаг в сторону.

Аплодисментов не было. Второе звено враждебно молчало.

— Здравствуйте, — шагнул к ним новый вожатый. — Меня зовут Вениамин.

— Можно — Веня, — угрюмо сказал Генка.

В горле у Людмилы что-то пискнуло. Она откашлялась и растерянно спросила:

— Вы что?.. Вы его знаете?

— В первый раз вижу, — серьезно ответил Вениамин.

Людмила подозрительно посмотрела на него, не зная, как расценить происшедшее, привычно начала:

— А ты, Орешкин… — потом махнула рукой и устало сказала: — Марш спать!

Генкина койка стояла у стены, прямо против окна, и, засыпая, он всегда видел темный прямоугольник неба и лохматую ветку ели. Ветка была похожа ни лапу какого-то огромного зверя. В ветреную погоду она тихонько раскачивалась и царапала стекло, будто просилась в дом. Генка смотрел на нее и думал о том, что теперь-то наверняка вылетит из лагеря. Людмила, конечно, расскажет этому очкарику о пропаже плафонов, а тот немедленно выложит, что видел их в землянке. Расставаться с лагерем Генке было не очень жалко. Он доживал здесь вторую смену, и лагерная жизнь ему порядком надоела. В городе можно прошвырнуться в киношку, поесть вдоволь мороженого, сгонять в футбол, смотаться с ребятами на Петропавловку и в ЦПКиО. Вот только мать!

Генка представил себе, как она сначала испугается, увидев его дома, потом запричитает и будет ходить по квартире с заплаканными глазами, а он не сможет ни объяснить случившегося, ни сказать ей что-нибудь в утешение и будет только бубнить: «Да брось ты, мам!» Генка перевернулся на живот и уткнулся головой в подушку.

— Не спишь? — услышал он голос Тяпы.

— Жарко, — буркнул Генка.

— Хочешь сухарика?

— Отстань!

— Соленые! — захрустел в темноте Тяпа.

— Днем мнешь, ночью мнешь, — подал голос Пахомчик. — Лопнешь!

— Не лопну! — успокоил его Тяпа. — Кинуть один?

— После них пить охота.

— Бак-то в коридоре!

— Ну давай! — согласился Пахомчик.

Теперь они захрустели вдвоем.

— Дадите вы спать или нет?! — закричал Генка. — Хрумкают, как лошади!

— Нервы у тебя! — заметил Тяпа и опять захрустел сухарем.

Генка присел на койке, собираясь встать и выдать Тяпе по шее, но раздумал и снова улегся на спину.

— А может, не скажет? — спросил Генка. — А, Тяпа?

— Витамин-то? — подхватил Тяпа. — Скажет! Ему выгоды нет скрывать!

— Выгоды? — растерялся Генка.

— Ну?! — подтвердил Тяпа. — Людмила ему кто? Начальство! А мы ему кто? Никто! Доложит и сразу в авторитете. Это и ежику пьяному понятно!

В уверенном голосе Тяпы звучало такое неприкрытое злорадство, что Генке стало не по себе.

— А ты вроде и ни при чем? — спросил он.

— А что я? — спокойно ответил Тяпа. — Мне сказали, я пошел. — И, нисколько не сомневаясь в своей правоте, деловито добавил: — Всех из лагеря не попрут: че-пе. А одного разрешается. Для профилактики!

— И все-то ты знаешь, Тяпа! — не то с сожалением, не то с угрозой сказал Генка и отвернулся к стене.

Обшитая еще не крашенной вагонкой, она пахла смолой и лесом. Прямо перед Генкиным лицом чернели два сучка. Генка прищурился, и сучки превратились в два черных глаза, сверкающих в прорезях белой маски. И сразу почему-то вспомнилось, как презрительно и брезгливо сказал про маски этот длинный парень, новый вожатый. Много он знает! Генка откинулся на подушку и, закрыв глаза, мысленно прокрутил самые захватывающие кадры любимого фильма. Скачут… Отстреливаются… Спасают… Мстят… Масок не было! Нигде! Ни одной! Генка в растерянности сел на койке. Неужели у него смешалось в голове все, что он видел в фильме и что придумывал сам? Выходит, прав был новый вожатый: ковбои не носят масок. А значит, и вся затея с плафонами была ни к чему?! Генка замычал и саданул кулаком подушку.