Первая красотка в городе - Чарльз Буковски

– Бруно, я пыталась! Чесслово, ей-бо, пыталась, Бруно!

– Блядина ты грязная!

Я знал этот звук хорошо. Не пошечина. Хорошим сутенерам по большинству не безразлично, есть бланш на лице или нет. Они бьют по шеке, у самой челюсти, подальше от глаза и рта. У Бруно, должно быть, тут большая конюшня. То определенно был удар кулака о голову. Она взвыла, ударилась о стену, а братец Бруно заехал ей еше разок – так, что стена вздрогнула. Так она и отскакивала, то от стены, то от кулаков, и орала, а я потягивался в постели и думал: н-да, жизнь иногда – действительно штука интересная, но что-то не очень мне хочется все это слушать. Если б я знал, что так все обернется, я б ей кусочек уделил.

Потом я заснул.

Наутро я встал, оделся. Естественно, оделся. Но просраться по-прежнему не получалось. Поэтому я вышел на улицу и стал искать мастерские фотографии. Зашел в первую.

– Слушаю вас, сэр? Хотите сняться на карточку?

Она неплохо выглядела – рыжие волосы, улыбается мне снизу вверх.

– С такой-то рожей – зачем мне на карточку сниматься? Я ишу Глорию Вестхэвен.

– Я Глория Вестхэвен, – ответила она, закинула одну ногу на другую и поддернула юбку. А я думал, нужно сдохнуть, чтобы попасть в рай.

– Что это с вами такое? – спросил я ее. – Какая вы Глория Вестхэвен? Я познакомился с Глорией Вестхэвен в автобусе из Лос-Анжелеса.

– А у нее тут что?

– Ну, я слыхал, что у ее матери тут фотостудия. Пытаюсь ее найти. В автобусе между нами кое-что было.

– Хотите сказать, что в автобусе между вами ничего не было?

– Мы с нею познакомились. Когда она выходила, у нее слезы в глазах стояли. Я доехал до самого Нового Орлеана, потом поймал автобус обратно. Ни одна женщина раньше из-за меня не плакала.

– Может, она плакала из-за чего-то другого.

– Я тоже так думал, пока все остальные пассажиры не начали меня материть.

– И вы знаете только, что у ее матери тут фотостудия?

– Только это и знаю.

– Ладно, послушайте, я знакома с редактором главной газеты в этом городе.

– Меня это не удивляет, – заметил я, глядя на ее ноги.

– Хорошо, запишите мне, как вас зовут и где вы остановились. Я позвоню ему и расскажу, что с вами случилось, только придется кое-что изменить. Вы познакомились в самолете, понятно? Любовь в небесах. Теперь вы расстались и потеряли друг друга, понятно? И прилетели аж из самого Нового Орлеана, зная только, что у ее матери тут фотостудия. Ясно? Завтра утром напечатают в колонке “М-- К--”. Договорились?

– Договорились, – ответил я. Кинул прощальный взгляд на эти ноги и вышел, когда она уже начала набирать номер. Вот я во 2-ом или З-ем крупнейшем городе Техаса – и он уже у моих ног. Я направился к ближайшему бару…

Внутри было довольно людно для такого времени суток. Я устроился на единственном свободном табурете. Ну, не совсем, потому что свободных табурета было два – по обе стороны от какого-то здоровенного парняги. Лет 25-ти, больше 6 футов росту и чистого весу фунтов 270. Значит, сел я на один из табуретов и заказал себе пива.

Опорожнил стакан и заказал другой.

– Вот когда так пьют, мне нравится, – произнес парняга. – А то эти задроты тут сидят, один стакан часами сосут. Мне нравится, как ты себя держишь, чужак.

Чем занимаешься и откуда ты?

– Ничем не занимаюсь, – ответил я, – и я из Калифорнии.

– Думаешь чем-нибудь заняться?

– Не-а, не думаю. Тусуюсь вот.

Я выпил половину своего второго стакана.

– Ты мне нравишься, чужак, – сказал парняга, – поэтому я тебе доверюсь. Но скажу я тебе на ушко, потому что хоть я и здоровый бык, боюсь, что перевес слегка не на нашей стороне.

– Запуливай, – сказал я.

Парняга склонился к моему уху:

– Техасцы – говно, – прошептал он.

Я огляделся и тихонько кивнул: да, мол.

Когда его кулак завершил свой размах, я очутился под одним из тех столиков, которые по вечерам обслуживает официантка. Я выполз, вытер рот платком, посмотрел, как весь бар грегочет, и вышел наружу….

В гостиницу я войти не смог. Из-под двери торчала газета, а сама дверь была чуть-чуть приотворена.

– Эй, впустите меня, – сказал я.

– Ты кто? – спросили меня.

– Из 102-го. Уплачено за неделю вперед. Фамилия Буковски.

– А ты не в сапогах, а?

– В сапогах? С какой стати?

– Рейнджеры.

– Рейнджеры? Это еше что такое?

– Тогда заходи, – ответили мне….

Не провел я в своем номере и десяти минут, как уже лежал в постели, подобрав вокруг себя всю эту сетку. Вся кровать – причем, немалая, да еше и с крышей – была обмотана сеткой. Я ее подобрал с краев и улегся в самой середине – а сетка вокруг меня. От этого я себя прямо педрилой каким-то почувствовал, но, учитывая ход событий, педрилой я себя мог чувствовать так же, как и кем-нибудь другим.

Мало того – в двери повернулся ключ, и она отворилась. На сей раз вошла приземистая и широкая негритянка с довольно-таки доброй физиономией и совершенно необъятным задом.

И вот эта большая добрая черная деваха откидывает мою педрильную сетку и воркует:

– Дорогуша, пора простынки менять.

А я ей:

– Так я же вчера только заехал.

– Дорогуша, мы тут не по твоему распорядку простынки меняем. Давай, вытаскивай оттуда свою розовую попку и не мешай мне работать.

– Угу, – сказал я и выпрыгнул из постели в чем мама родила. Ее это, кажется, не смутило.

– Хорошая у тебя тут кроватка, дорогуша, – сообщила она мне. – У тебя во всем отеле самый лучший номер и самая лучшая кровать.

– Наверное, мне повезло.

Расправляет она простыни, а сама мне весь свой зад на обозрение выставила.

Продемонстрировала, значит, потом поворачивается и спрашивает:

– Ладно, дорогуша, простыни я постелила. Что-нибудь еше надо?

– Ну, 12-15 кварт пивка бы не помешали.

– Принесу. Только денежки – вперед.

Я дал ей денег и прикинул: ну, всё. Лег, педрильно подоткнул под себя со всех сторон эту сетку и решил: утро вечера мудренее. Но широкая черная горничная вернулась, я снова откинул сетку, и мы сидели, болтали и пили пиво.

– Расскажи мне о себе, – попросил я.

Она рассмеялась и рассказала. Конечно, в жизни ей пришлось несладко. Уж и не знаю, сколько мы так пили. В конце концов, она вскарабкалась на эту мою постель и выебла меня так, как мне редко в жизни доводилось…

На следующий день я поднялся, прошелся по улице и купил газету: вот она, в колонке популярного обозревателя. Упоминалось и мое имя. Чарльз Буковски, прозаик, журналист, путешественник. Мы познакомились в воздухе, милая дамочка и я, и она приземлилась в Техасе, а я отправился дальше в Новый Орлеан выполнять задание редакции. Но прилетел обратно, поскольку милая дамочка не лезла у меня из головы. Зная только, что у ее матери здесь – фотостудия.

Я вернулся в гостиницу, раздобыл пинту виски и 5 или 6 кварт пива и наконец просрался – что за радостное действо! Должно быть, газетная колонка повлияла.

Я снова забрался под сетку. Тут зазвонил телефон. Я выпростал руку и снял трубку.

– Вам звонят, мистер Буковски. Редактор “----”. Разговаривать будете?

– Буду, – ответил я, – алё.

– Вы – Чарльз Буковски?

– Да.

– Как вы оказались в такой дыре?

– Что вы имеете в виду? Я обнаружил, что люди здесь довольно славные.

– Это самый паршивый бордель в городе. Мы уже 15 лет пытаемся выжить их отсюда.

Что вас туда привело?

– Было холодно. Я поселился в первой попавшейся гостинице. Сошел с автобуса, а тут холодища.

– Вы прилетели на самолете. Не забыли?

– Не забыл.

– Хорошо, у меня есть адрес вашей дамочки. Надо?

– Надо, если не возражаете. Если не хотите мне его давать, ну его на фиг.

– Я просто не понимаю, зачем вы живете в таком месте.

– Ладно, вы – редактор самой большой газеты в этом городе и разговариваете со мной по телефону, а я живу в техасском борделе. Слушайте, давайте просто расстанемся и обо всем забудем. Барышня плакала или что-то в этом роде; мне это запало в душу. Я уеду отсюда первым же автобусом.

– Подождите!

– Чего ждать?

– Я дам вам ее адрес. Она прочла колонку. Прочла между строк. Позвонила мне.

Она хочет вас увидеть. Я ей не сказал, где вы остановились. У нас тут в Техасе – народ гостеприимный.

– Да, я как-то вечером зашел в один ваш бар. На себе это почувствовал.

– Вы еще и пьете?

– Не просто пью – запоем.

– Мне кажется, я не должен давать вам адрес этой девушки.

– Так забудьте тогда про все это к ебеней матери, – сказал я и повесил трубку.

Телефон зазвонил снова.

– Вам звонок, мистер Буковски, от редактора “----”.

– Давайте его сюда.

– Слушайте, мистер Буковски, нам нужно продолжение вашей истории. Многие читатели интересуются.

– Скажите своему обозревателю, чтобы черпал из своего воображения.