Горячее сердце - Александр Островский

Матрена. Попутал меня, ох, попутал! Накинула я себе петлю на шею! Вымотал он всю мою душеньку из бела тела. Ноженьки-то мои с места не двигаются. Точно меня громом ошарашил! Кабы эту чаду где бревном придавило, кажется бы в Киев сходила по обещанию.

Выходит Параша.

Матрена и Параша.

Матрена. Куда ты, куда выскочила?

Параша. Иди скорей, батюшка зовет.

Матрена. Ступай передом, я за тобой.

Параша. Я не барабанщик, впереди тебя ходить. (Сходит с крыльца.)

Матрена. Куда норовишь? Не бывать же по-твоему, не пущу я тебя ночью шляться по двору.

Параша. Ну, так ведь уйду же и на улицу, коли ты стала разговаривать. И не зачем уйти, а уйду. Иди домой, кличет, говорят тебе.

Матрена. Разорвусь пополам, а на своем поставлю.

Параша. Вынула ты из меня все сердце, вынула. Что тебе нужно от меня? (Становится прямо против нее.)

Матрена. Как что нужно, как что нужно? Первый мой долг, я тебя соблюдать должна!

Параша. Себя соблюдай!

Матрена. Ты мне не указ.

Параша. И ты мне не указ.

Матрена. Мне за тебя, за дрянь, да перед отцом отвечать…

Параша. Нечего тебе придумывать-то, чего быть не может. Не в чем тебе отвечать, сама ты знаешь; только ненависть тебя разжигает. Что, я мешаю тебе, что ли, что на дворе погуляю. Ведь я девушка! Только и отрады у нас, что летним делом погулять вечерком, подышать на воле. Понимаешь ли ты, на воле, на своей воле, как мне хочется.

Матрена. Знаю я, зачем ты вышла-то; недаром Наркис-то говорил.

Параша. Ты б стыдилась об Наркисе-то и поминать. Матрена. Так вот нет же…

Голос Курослепова: «Матрена!»

О! Чтоб вам пусто было! Измучили вы меня! В гроб вы меня вгоните!

Параша. За что ты надо мной тиранствуешь? У зверя лесного, и у того чувство есть. Много ль у нас воли-то в нашей жизни в девичьей! Много ли времени я сама своя-то? А то ведь я – все чужая, все чужая. Молода – так отцу с матерью работница, а выросла да замуж отдали, так мужнина, мужнина раба беспрекословная. Так отдам ли я тебе эту волюшку, дорогую, короткую. Все, все отнимите у меня, а воли я не отдам… На нож пойду за нее!

Матрена. Ах, убьет она меня! Ах, убьет!

Курослепов выходит на крыльцо, Силан в ворота.

Матрена, Параша, Курослепов, Силан.

Курослепов. Матрена! Что тебя не дозовешься!

Матрена. Уйми дочь-то, уйми! Зарезать меня хочет.

Параша. Нечего меня унимать, я и так смирна.

Матрена. Попала я в семейку, в каторжную. Лучше бы я у родителя в девичестве пребывала.

Курослепов. Эк, хватилась!

Матрена. Там меня любили, там нежили, там и по сю пору обо мне убиваются.

Силан. Ты кричи шибче! И так почитай весь город у ворот, не пожар ли, мол.

Курослепов. А ты метлой-то ее!

Матрена (Силану). И сохрани тебя господи! Что я с тобой… (Курослепову.) Ты дочь избаловал, ты! У вас один умысел, погубить вы меня хотите. Вели дочери покориться! С места не сойду.

Курослепов. Прасковья, покорись!

Параша. Да в чем покориться-то? Я по двору погулять вышла, а она меня гонит. Что она обо мне думает? Зачем она меня порочит? Я честней ее! Мне это обида. Горькая обида!

Матрена. Говори, лохматый шут…

Курослепов. Метлой-то ее!

Матрена. Тебя метлой-то! Говори, заспанные твои буркалы: мое дело беречь ее?

Параша. Нечего того беречь, кто сам себя бережет! Не говори ты мне таких слов!

Курослепов. Ну, что тут еще! Что за базар! Покорись, тебе говорят.

Параша. И ты говоришь: покорись? Ну, изволь… Я покорюсь. (Матрене.) Я покорюсь, только вот я тебе при отце говорю – это в последний раз, – запомни ты мои слова! Вперед я, когда хочу и куда хочу, туда и пойду. А коли ты меня станешь останавливать, так докажу я вам, что значит у девки волю отнимать. Слушай ты, батюшка! Не часто мне с тобой говорить приходится, так уж скажу я тебе зараз. Вы меня, девушку, обидели. Браниться мне с тобой совесть не велит, а молчать силы нет; я после хоть год буду молчать, а тебе вот что скажу. Не отнимай ты моей воли дорогой, не марай мою честь девичью, не ставь за мной сторожей! Коли я себе добра хочу, – я сама себя уберегу, а коли вы меня беречь станете… Не уберечь вам меня! (Уходит.)

Курослепов уходит за ней, потупя голову. Матрена за ним, ворчит и бранится про себя.

Силан (стучит в доску). Посматривай!

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Курослепов.

Матрена.

Параша.

Серапион Мардарьич Градобоев, городничий.

Вася Шустрый.

Гаврило.

Силан.

Сидоренко, полицейский унтер-офицер, он же и письмоводитель городничего.

Жигунов, будочник.

Девушка.

Рабочие Курослепова.

Декорация первого действия. 10-й час. К концу действия на сцене темно.

Градобоев, Силан, Сидоренко и Житунов входят в ворота.

Градобоев. Что, человек божий, хозяева не спят еще?

Силан. Надо быть, нет; ужинать хотят.

Градобоев. Что поздно?.

Силан. Да все раздор; бранятся подолгу, вот и опаздывают.

Градобоев. А как дело?

Силан. Мне что! Говори с хозяином!

Градобоев. Сидоренко, Жигунов, вы подождите меня у ворот.

Сидоренко и Жигунов. Слушаем, ваше высокоблагородие.

Градобоев уходит на крыльцо.

Сидоренко (Силану, подавая табакерку). Березинского!

Силан. С золой?

Сидоренко. Малость.

Силан. А стекла толченого?

Сидоренко. Кладу по пропорции.

Силан. Что нюхать, что нюхать, братец ты мой? Стар стал, ничего не действует; не доходит. Ежели ты мне, – так стекла клади больше, – чтоб он бодрил… встряхивал, – а это что! Нет, ты мне, чтоб куражил, до мозгов доходил.

Уходят в ворота. С крыльца сходит Параша.

Параша. Тихо… Никого… А как душа-то тает. Васи нет, должно быть. Не с кем часок скоротать, не с кем сердечко погреть! (Садится под деревом.) Сяду я да подумаю, как люди на воле живут, счастливые. Эх, да много ль счастливых-то? Уж не то чтобы счастия, а хоть бы жить-то полюдски… Вон звездочка падает. Куда это она? А где-то моя звездочка, что-то с ней будет? Неужто ж опять терпеть? Где это человек столько терпенья берет? (Задумывается, потом запевает):

Ах ты, воля, моя воля, воля дорогая,Воля дорогая, девка молодая –Девка по торгу гуляла…

Входят Вася и Гаврило.

Параша, Вася, Гаврило.

Гаврило. Погулять вышли?

Параша. Погулять, Гаврюша. Дома-то душно.

Гаврило. Теперь самое такое время, что гулять-с, и для разговору с девушками это время самое для сердца приятное. Так-с, точно мечта какая али сон волшебный-с. По моим замечаниям, вы, Прасковья Павлиновна, меня любить не желаете-с?

Параша. Послушай, Гаврюша, ведь этак можно и надоесть! Который ты раз меня спрашиваешь! Ведь ты знаешь, что я другого люблю, так чего ж тебе?

Гаврило. Так-с. Я полагаю, что мне и напредки в ожидании не быть-с.

Параша. А напредки, голубчик, что будет, один бог знает; разве я в своем сердце вольна? Только, пока я Васю люблю, уж тебе нечего приставать. Ты погляди-ка лучше, не подошел бы кто, мне с ним поговорить нужно…

Гаврило. Оченно могу-с. Потому желаю от всего моего чувствительного сердца хотя даже этакой малостью быть вам приятным. (Отходит.)

Параша. Ну, вот молодец! (Васе.) Вася, когда же?

Вася. Дела-то у нас с тятенькой пораестроились.

Параша. Знаю. Да ведь вы живете; значит, жить можно; больше ничего и не надобно.

Вася. Так-то так…

Параша. Ну, так что ж? Ты знаешь, в здешнем городе такой обычай, чтобы невест увозить. Конечно, это делается больше по согласию родителей, а ведь много и без согласия увозят; здесь к этому привыкли, разговору никакого не будет, одно только и беда: отец, пожалуй, денег не даст.