Шаманы крови и костей - Айя Субботина

  Когда стемнело, Многоликий выбрался из своего убежища, перед этим обрядившись в тряпки незнакомца. В темноте царевна не сразу разглядит подмену, а это даст ему несколько мгновений, чтоб обездвижить ее. Так и случилось. Охрана спала мертвецким сном, а Яфа бросилась на него, даже не удосужившись заглянуть под капюшон. Многоликий ловко надавил ей на шею, и девушка уставилась на него помутневшим взором. Мальчишка затащил ее в комнату, положил на постель. Внутри пахло цветочной водой и маслом для ароматических ламп, на столе стоял приготовленный кувшин с хмелем и пара кубков. Многоликий обернулся на Яфу: царевна лежала в постели, обмякшая, будто в полудреме. Ее завитые ресницы дрогнули лишь раз, когда она увидала кинжал в руке своего убийцы. Многоликий перерезал ей горло, стараясь держаться так, чтоб фонтан крови не брызнул ему в лицо. В другое время он бы многое отдал, лишь бы позабавиться с жертвой, но сегодня время не было ему союзником. Пока принцесса доходила, мальчишка бегло привел комнату в нужный ему вид: разбросал одежды, бросил у кровати один мужской сапог, разлил немного вина и наполнил один из кубков. Теперь все выглядело так, будто царевна и вправду провела ночь не одна.

  Убедившись, что беспорядок в покоях Яфы "говорит" то, что нужно, мальчишка покинул комнату. Охранники, как и прежде, похрапывали. Многоликий подумал, что они доживают последние часы своей жизни: рхельский царь, как положено, велит предать обоих пыткам, и после, когда они признаются в том, о чем знать не знают и сами начнут молить о смерти, их обезглавят. Унылая кончина для тех, кто ее заслуживает.

  Многоликий вернулся в потайную комнату и опять переоделся в одежду невольников из прислуги. Кинжал брать не стал - для него этот кусок заточенного железа, хоть и был подделкой, стал напоминанием о собственной небезопасной жизни. Может выйти так, что в это самое мгновение кто-то из братьев глядит на него. Невидимый и молчаливый убийца, готовый предать смерти всякого, кто нарушил священные обеты. Мальчишка невольно обернулся, чувствуя пристальный взгляд в затылок. Никого. Только мертвяк, от которого уже сочился едва уловимый гадкий запах.

  В той части дворца, где ютилась прислуга, раздавался разноголосый храп. Мальчишка улегся на одну из свободных лежанок: наморенные хлопотами рабы спали точно убитые. Но до самого рассвета он так и не сомкнул глаз. Встал только, когда подняли остальных. Не составило большого труда, чтобы затеряться с кем-то из одногодок, и очутиться во внутреннем дворе. Солнце еще только начинало выбираться из-за горизонта, а во дворце вовсю бурлила жизнь. А дальше стало и вовсе просто: здесь затаиться, тут нырнуть на телегу, что выезжает за ворота, груженая пустыми бочонками да мешками. Еще до рассвета Многоликий нашел себе пристанище с отбывающим караваном, притаившись среди ковров и мотков тканей. К тому времени, должно быть, уже обнаружили мертвую царевну, но в этой части рхельской столицы, ничто не нарушало привычный лад. Вереница телег покинула Баттар-Хор, и мальчишка спрыгнул с обоза, как только городские стены уменьшились вдвое. Можно было скоротать время и проехать дальше - дорога здесь была всего одна, и она проходила через те земли, в которых таремцы расположили один из своих торговых порталов. Но если пуститься погоня - Многоликий не сомневался, что так и станется - караванщика обыщут всего, даже в глотку ему заглянут, если потребуется. Мальчишка помнил главное наставление братьев Послесвета: тот, кто торопится, бежит навстречу вестникам смерти, а тот, кто умеет ждать, остается для них незамеченным.

  С того времени, как он вернулся в Тарем, минуло почти два десятка дней, но мальчишка постоянно возвращался мыслями к фальшивому кинжалу. Он не стал говорить о находке Катарине, зная, что ее расспросы не принесут ничего, кроме вреда. Госпоже придется не по нраву его поспешность. Многоликому не хотелось давать таремке еще один повод злиться. В конце концов, неизвестно в угоду какой забаве любовник Яфы таскал при себе поддельный клинок. Но сегодня, как никогда сильно, мысли мальчишки то и дело возвращались к тому кинжалу, словно высшая сила нарочно тыкала его носом.

  - Ты на себя не похож, - растревожил Многоликого голос Катарины. Они уже достаточно углубились в джунгли, и женщина выглядела раздраженной из-за назойливой мошкары.

  - Не нравится мне здесь, - скал угрюмо.

  - Терпи, - осадила она его, и хлестко шлепнула себя по щеке. На коже появился размазанный кровавый след и пара крылышек - все, что осталось от насекомого. Таремка прошептала ругательство и крикнула наемникам, чтоб поторапливались. - Я приехала сюда, чтоб выведать про потерянную принцессу, и мы останемся здесь, пока я не найду ответов.

  Про себя мальчишка подумал, что ему вовсе не по нутру сидеть в сырых джунглях в окружении пиратов, но виду не подал, только смиренно улыбнулся своей госпоже. Из всякого положения нужно извлекать выгоду - так гласила третья заповедь братьев Послесвета. Пока что Многоликий не знал, в чем была выгода этой поездки для него самого, но собирался найти ее в ближайшее время. Ему не было дела до интриг Катарины, он лишь послушно исполнял просьбы таремки, но чувствовал: здесь, на Та-Дорто, она не прикажет ему потрошить своих врагов. А, значит, предстояло отыскать занятие, чтоб не зачахнуть с тоски. Мальчишка почти с тоской вспоминал дни, проведенные в братстве, когда каждый рассвет приносил новые поручения и азарт от предстоящего убийства горячил кровь.

  Джунгли кончились раньше, чем он думал. Деревья вдруг расступились, выпуская своих пленников на широкое плато. Солнце позолотило здесь все, каждый камень и каждый клок земли, даже чахлая трава под ногами лошадей казалась отлитой из драгоценного металла, а листья на кучерявых папоротниках - филигранной работой мастеров-ювелиров. Многоликий никогда прежде не видел столько народа в одном месте. Даже в Тареме, в дни больших ярмарок не собиралось такое бесчисленное количество караванщиков со всего Эзершата. Смуглые иджальцы черненые солнцем эфратийцы, таремцы, все в дорогих халатах и расшитых кафтанах. Были здесь и дшиверские варвары - рослые, могучие мужчины, длинноволосые, разукрашенные руническими татуировками чуть не с головы до ног. Только дасирийцев не было: из-за поветрия, которое уже успели прозвать "хохотуньей", всякого дасирийца, если ему хватало ума покинуть пределы своего государства, убивали без жалости. До Тарема доползли слухи, будто хворь уже забрала жизнь одного из Верховных служителей Храма всех богов.

  - Не смотри этим варварам в глаза без надобности, тем более не заводи разговоров первым, - предупредила Катарина.