Бедный Енох - Алексей Тарасенко

Я же возвращаюсь к этому странному телефонному звонку:

— Кто вы? — снова раздраженно кричу я в трубку, и мой голос тонет в гуле отправляющегося поезда — откуда у вас мой номер?

Но из-за шума ничего не разобрать, и в ответ я слышу лишь какие-то обрывки фраз: «ты был», «вспомни», «ты же ходил к нему не раз», «обращался», «раньше мог» и «Енох».

И затем — конец связи, и я стою, разочарованный, на платформе, и мне кажется, что во всем этом пустом сейчас мне мире я — один одинешенек, единственный, кто остался в живых.

Грустно всё это! Я сажусь в вагон, и, хоть мне и вскоре выходить на пересадку — засыпаю, нет, даже не засыпаю, а проваливаюсь в какое-то забытье в считанные секунды.

Мне снятся молнии и сильный, ураганный ветер, несущий в каком-то странном ночном лесу по дороге всяческую грязь — ветки деревьев, пожухлую листву и громко квакающих, трагически так, лягушек. Мне снится какое-то болото, с камышом по берегу, с глубокой, темной, но при этом прозрачной водой, дающей возможность видеть дальнее песчаное, из золотого с грязью, дно.

Болото вдруг изнутри, из глубины своей начинает сиять теплым, желтым, но не сильным светом, вода парит, пар, клубясь жидкими и прозрачными ветвями начинает, как руками, хватать воздух, и вот, в этом сиянии, тепле и свете на берег, словно Венера из моря, величаво и чинно выхожу я. На мне — резиновый, с большим стоящим воротником плащ, цвета серого с зеленым, на ногах — мной так ненавидимые сапоги-казаки, из каких-то крупных и золотых чешуек, моё лицо светится, а глаза, не как у меня, а зеленого, не моего цвета — сияют блестками радости и гордости. Я тихо улыбаюсь.

От такого ужаса я проснулся, сплющенный страхом, мощным его новым порывом — и, как оказалось, вовремя, потому как поезд подъезжал к моей пересадочной станции.

Не смотря на испытанный мною наплыв сильного страха во сне, после этого короткого забытия я все же почувствовал себя отдохнувшим — быстро взбежав по лестнице к эскалатору я уже в минуту пересек переход и уже вскоре был на другой платформе — станции на моей прямой ветке метро к моему дому.

Сев в поезд, я какое-то время пытаюсь читать распечатанную на принтере, скаченную из Интернета книжку господина Бздежинскаго «Большая шашечная партия» — книгу, настоль мне интересную, настолько же и умеющую меня быстро убаюкать.

Короче, я вновь засыпаю, уже во второй раз пробудившись вдруг неожиданно прозвучавшими, явно и сильно в моей голове голосами, кричавшими мне какую-то невнятную сумятицу, дескать, что я забыл что-то, но вот раньше, не как сейчас, мог и помочь кому-то, и поговорить с кем надо, и защитить каких-то «несчастных» и «отвергнутых» и то ли «забытых», то ли, что более вероятно, но тем не менее все равно не понятно «забывших».

— Мамо! — говорю я сам себе, уже идя от метро к себе домой и раскуривая сигарету — что б я еще раз пил много в духоте? А потом на свежий воздух? Нет уж! Уж лучше прям там, в духоте этой остаться спать. Смысл-то? Нарваться на неприятности?

Как бы то ни было, но мое состояние вдруг начало меня сильно тревожить.

Дома же, как получилось, я оказался уже выспавшимся и полным сил. Какая-то волна энергии, в том числе и отрезвляя меня, жгла меня от груди, наполняя невнятной, но сильной и непонятно для каких дел нужной энергией, впрочем, свою ночную деятельность я решил ограничить безобидным просмотром кино на компьютере и чаепитием.

За чаем каким-то образом в голову всё лезла Сестра, с её странными закидонами и эта её фотография не понятно какой молодой девушки. Я вспоминал как однажды Сестра, уже давным-давно, как кажется, превратилась для меня именно в Сестру: мы были выехавшими в Петербург знакомыми знакомых, в компании проводивших веселые каникулы студентов, а вернулись странными даже друг для друга не-разлей-вода друзьями, англосаксы бы это назвали «партнерством». Да! Так оно, наверное, и было — партнерство. Я бы даже, несколько передразнивая различные американские лозунги назвал бы эти наши все с Сестрой дела «Партнерством во имя секса».

Мы какое-то время очень помогали друг другу перетрахаться, в том случае, если на каком-то направлении личной жизни у нас возникали либо трудности, либо затишья, но после, где-то через полгода стали друг для друга единственными и неповторимыми. Впрочем, все равно — всего лишь партнерами.

Сестра, не зная откуда эта цитата, часто повторяла, прижавшись ко мне, притиснувшись, либо вообще обняв:

— Сестра! Дык! Ёлы-палы! Сестра! — и оттого стала для меня именно Сестрой. С тех пор я стал ее так называть.

Она часто, но плохо играла и пела разные песенки на чужих, обычно очень дешевых и очень раздолбанных гитарах, и ее подолгу немытые волосы запутывались в струнах.

Но прошли годы и она изменилась, превратившись в очень серьезную и презентабельную женщину. О немытых патлах уже не могло быть и речи, но это сейчас, а всего несколько лет назад, пока она еще проходила трансформацию от полухипушки с плохо вымытыми волосами к презентабельной даме средних лет вдруг начались проблемы, как мне представляется, и извращения: стали появляться какие-то подруги и подруги подруг. В конце концов у нее оставалось на меня слишком мало времени, я стал протестовать, но когда обо все догадался — ушел сам, громко хлопнув дверью.

Полгода я ей не звонил и не писал, но потом не выдержал. Сестра тогда предложила мне «остаться друзьями», впрочем, все еще иногда помогая «пережить очередной кризис в личной жизни», а потом…. Потом как-то все успокоилось. Я на два года сильно отвлекся на другую, после расстался и с ней, но, уже расставшись с этой последней, вдруг ощутил, что пока не хочу никак и ни с кем. Просто надо сделать перерыв, тем более в ситуации когда и секс приелся и уже не вызывал былых восторгов и энтузиазма.

И тут, когда казалось бы наступила комфортная в душевном понимании комфорта временная полоса — умер Илья. Снова эмоциональная встряска и потрясение!

Я пытаюсь посмотреть «Последнее танго в Париже», но от всех этих сексуальных сцен меня чуть ли не выворачивает. Я выключаю компьютер и иду спать, и уже на сей раз мне ничего не снится.

Утром я проснусь отдохнувшим и бодреньким.

Где-то в десять утра звонит мама. Я давно уже на ногах и даже позавтракал (что мне обычно в столь ранний час не свойственно) но, как бы то ни было, мама спрашивает, что же я буду делать дальше:

— Тебе-то от твоего издательства хоть какие-то деньги еще положены-не положены? — спрашивает она первым делом.