Дважды рожденный - Федор Богданов

А ведь уже давно, очень давно вода перестала просачиваться по каплям сюда. Как ни вслушивались исследователи, нигде не слышно было ни одного звука от падения капли, царила могильная тишина. Чувствовалась целительная сухость и чистота воздуха. Казалось, здесь не может быть ни одного микроба.

— Смотрите-ка! — закричал один из помощников профессора, поднимая с полу медно-красный кусок породы, — разве это не самородная медь?

— Да, это кристалл самородной меди, — согласился профессор. — Этот кусок потянет не меньше двух килограммов. А какая красота! Что же, где-нибудь рядом есть и залежи меди. Я вот уже минут десять смотрю на этот выступ, и если мне мои старые глаза не изменяют, то эта глыба не что иное, как медный колчедан.

У всех вырвалось громкое восклицание: глыба при ближайшем осмотре действительно оказалась медным колчеданом. Колчедан залегал здесь в виде громадного штока. Трудно было сейчас сказать, как далеко этот шток уходил вверх и вниз, но размеры его вдоль стены пещеры были громадны,

Профессор несколько раз сам лично измерял шагами расстояние от начала и конца штока и не мог притти в себя от восхищения: уж очень велики должны были быть запасы меди здесь.

— Никак не меньше 15% чистой меди, — говорил он. — Хорошая находка, великолепная! Наверное тут есть не один шток этого колчедана: это один из многих.

Он уселся на камень, поставил на выступ фонарь и вытер лицо платком. Не меньше его были взволнованы и его спутники: ведь это какая честь — найти такие залежи необходимейшего продукта!

— Итак, — сказал профессор, — тайна пещеры, хранимая в сердце горы в течение тысячелетий, раскрыта. И мы ее раскрыли. А сколько еще тайн хранится в недрах гор и пучинах морей! Но это — для грядущих поколений. Кстати, молодое поколение зарисовало вход пещеры?

Помощники Мартынова должны были смущенно признаться, что это ими было упущено. Один из них быстро пошел к выходу пещеры, чтобы оттуда начать съемку плана.

Через четверть часа он уже был на лужайке и с удовольствием снова увидел солнце, горы, долины.

— Уф! — вздохнул он. — Как ни заманчиво там, в пещере, а все-таки здесь лучше.

В этот самый момент он заметил в небе к югу отсюда черную точку, которая стала быстро расти, и уже через пять минут можно было сказать, что эта точка не что иное, как аэроплан.

Он быстро несся прямо на гору, но не по прямой, а по чрезвычайно кривой линии. Получалось такое впечатление, словно машиной никто не управлял: она «ныряла» и несколько раз пыталась взять то в одну, то в другую сторону.

Молодой человек с ужасом увидел, что это был тяжелый бомбовоз не совсем знакомой конструкции.

— Неужели американский? — прошептал он. — И управляется по радио, может быть, с Черного моря? А вдруг на нем десяток баллонов с этим проклятым «гидраргеном»?

Не успел он как следует вдуматься в эту последнюю мысль, как гигантская птица с шумом и свистом грохнулась перед самой пещерой.

Вслед затем наступил хаос, который, может быть, походил на тот, которым сопровождалось образование первозданной коры земли. Раздался чудовищный гул, треск, шипение — целое море звуков, которые звучали здесь только во время вздыбания гор. Гора была потрясена до основания, почти половина ее обрушилась, поднялась туча пыли и мелких обломков, глыбы и камни засыпали пещеру, заполнили всю площадку перед ней, погребли под собой деревья и большой лавиной скатились вниз. Образовались вихри во всех направлениях, которые подхватывали большие камни и бросали их точно бомбы. Грохот и свист был подхвачен эхом ущелий, тысячу раз отражен и мощной волной разнесся по окрестностям.

Если бы здесь было землетрясение, то разрушение не могло бы быть больше.

Такова сила нескольких тонн взрывчатых веществ.

Невольный свидетель этой катастрофы, помощник Мартынова, был подхвачен воздушным вихрем, несколько раз перевернут и затем сброшен с площадки. Задыхаясь от воздушного давления, теряя последние проблески сознания, он на один короткий миг видел, как белесные клубы газа с силой устремились в пещеру, затем действительность от него скрылась.

Последней его мыслью было:

— А как же профессор? Неужели заживо погребен? Отравлен «гидраргеном»?

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

В ПОДВОДНОМ ДВОРЦЕ

Странный сон в не менее странном месте

Он медленно приходил в себя. Неясные образы, коротенькие обрывки мыслей появлялись на миг в его голове и затем исчезали.

Надолго осталось у него в голове впечатление о бесконечных, уходящих в даль зеленых блестящих стенах и таком же зеленом сводчатом потолке, терявшемся где-то вверху, в зеленом полумраке.

Над ним склонялись какие-то странные человеческие лица с громадными немигающими глазами, и вновь он впадал в забытье.

Особенно запомнилось ему одно слегка сморщенное лицо, вытянутое вперед, с косо поставленными глазами.

— Какой-то китаец, — мелькнула в его голове первая мысль.

Это лицо чаще других склонялось над ним, все же другие, которые удержала его память, удивительно были похожи одно на другое, вытянутые, с непомерно большими глазами.

— Это не люди, это рыбы, — резюмировал он как-то в просыпавшемся сознании свои впечатления от них.

Третьей его мыслью была следующая:

— Где я и что со мной?

Как, велики были промежутки между этими тремя мыслями, появлявшимися последовательно, он не мог восстановить даже впоследствии. Сопоставив ряд обстоятельств, он спустя долгое время решил, что эти три конкретных мысли вышли из его сознания на протяжении трех-четырех месяцев.

Затем просыпание мозговых клеток началось несколько быстрее, мысли стали задерживаться в голове на более долгие промежутки времени, впечатления об окружающем стали тверже и отчетливее.

Следующим ощутимым, оставшимся у него на всю жизнь впечатлением, был страшный шум и стук в нем самом.

— Как будто паровоз идет в груди, — подумал он.

Но спустя некоторое время он перерешил:

— Это всего только бьется сердце. Повидимому, я был долго без сознания.

Мартынов сделал, как ему показалось, движение рукой, и вновь улетучились проблески его сознания.

Затем он пришел в себя с ощущением голода. Ему страшно хотелось есть, он делал движения конечностями и затем открыл глаза.

Вверху, очень высоко, зеленел красивый сводчатый потолок. Насколько профессор мог видеть, стены тоже были зеленые и вообще все, что у него было перед глазами, было окрашено в зеленый цвет. Из каких-то неведомых источников лился чрезвычайно мягкий свет. Уж не он ли и окрашивал все в цвет выколашивающейся ржи?