Глиняный папуас - Геннадий Гор

Выглядел Витька замечательно. Он стал уже знаменитым человеком. Как и следовало ожидать, Коровин молчал. Ему не хотелось хвастаться и рассказывать, как к нему в больницу приходил журналист из пионерской газеты и старая детская писательница, приносившая с собой то яблоки, то апельсины. И журналист, молодой паренек, интересовался больше папуасом и теорией вероятности, чем Витькой, но зато седая писательница интересовалась исключительно Витькой и его семьей, которая его воспитала, как будто, родись Витька в другой семье и будь плохо воспитан, у папуаса не отломился бы случайно палец.

Витька словно воды в рот набрал. Он не рассказывал, что детская писательница заходила к нему в больницу еще три раза, папуасом интересовалась мало, а все больше витькиной семьей и его воспитанием. Я узнал об этом от Витьки, когда ходил его навещать. Но он просил никому не говорить, может из скромности, а скорей всего из-за того, что семья здесь ни при чем, и не семью выбрала папуасская стрела, а его, Витьку. Папуас мог вообще ничего не знать о семье и воспитанием совсем не интересоваться.

Витькину семью я знал хорошо, особенно мать и младшую сестренку Верочку. Верочка ничего собой не представляла, а только мешала нам с Витькой играть в шахматы. А мать была солидная женщина очень большого роста и носила пенсне, хотя уже полвека пенсне никто не носит. Я очень интересовался, где она их достает, ведь теперь продают исключительно очки, а пенсне можно увидеть только на старинных фотографиях. Что я еще могу сказать о Витькиной матери? Почти ничего. Дома она ходила в старых шлепанцах, работала на табачной фабрике помощницей главного бухгалтера и Витькиному воспитанию уделяла не так уж много времени. Ведь, кроме фабрики, ей нужно было еще заниматься домашней работой. Отца у Витьки не было, вернее, он был, но где-то отсутствовал, и по уважительной причине, а потом завел на стороне еще одну семью.

И вот детская писательница повадилась ходить к Витькиной матери и расспрашивать о ее методах воспитания и дарить свои книжки, разумеется, с автографом. Потом она сказала Витькиной матери по секрету, что собирается написать о ней толстую книжку, именно о ней, а не о Витьке, потому что в Витьке она пока ничего особенного не видит. Об этом я узнал не от Витьки, а от его сестренки Верочки. Я не стал огорчать Витьку и не сказал ему, что детская писательница собирается писать не о нем, а только о его матери и ее воспитательном таланте.

А теперь хватит о Витькиной семье. Я лучше расскажу о самом Витьке. Случай со стрелой не прошел для него бесследно. На Витькиной груди остался заметный шрам, веское доказательство необычайного происшествия. Но к Витькиной чести нужно сказать, что он этим доказательством пользовался крайне редко, никому, кроме меня, свой шрам не предъявлял, даже старшеклассникам, которые выражали сомнение. Среди сомневающихся особенно выделялся Валерий Девяткин из десятого класса, длинный такой, с довольно заметными рыжими усиками.

— Утка, — утверждал он, — и обывательские слухи. Музейная стрела не может никого ранить. Натяжение тетивы не то…

— То! — стал возражать я.

— Нет, не то! — настаивал Девяткин.

Меня это возмутило до глубины души. Ведь я своими глазами видел, как стрела вонзилась в Витькину грудь, И вылетела она не откуда-нибудь, а из рук глиняного папуаса. Но попробуй спорить с десятиклассником!

Я сказал Витьке тихо, чтобы никто, кроме него, не слышал:

— Предъяви ему доказательство.

— Какое?

— Шрам.

— Дурак, — сказал Витька.

— Кто дурак?

— Не он, конечно, а ты. Разве на шраме написано, что от стрелы?

— А ты стрелу покажи. Она у тебя с собой?

— Хватит, — сказал Витька. — Не смеши. Мне даже нравится, что Девяткин сомневается. Ни в чем не сомневаются только хвастуны и недалекие люди.

Я обиделся, но виду не показал, а только подумал про себя: неужели Витька считает не Девяткина, а меня хвастуном и недалеким человеком?

Но будет о Девяткине, тем более, что в десятом «А», кроме Девяткина, есть еще и Десяткин тоже.

Как-то я прихожу к Коровину и на столе у него вижу толстую книгу в позолоченной обложке, явно научно-фантастический роман.

— Кто же это читает? — спросил я Витьку. — Верочка?

— Да, будет Верочка читать!

— А кто?

Витька оставил мой вопрос без ответа. Ясно, что он читал. Я хотел ему напомнить о научных фантастах, которые подробно описывают далекие миры, ни разу там не побывав, но раздумал.

Однако же книга в позолоченной обложке дразнила мое любопытство.

— Интересная? — спросил я у Коровина.

— Ничего, — ответил Витька. — Читать можно. Но необыкновенного маловато. Действие происходит на другой планете, а описано все, как на Земле. Даже в телевизор по вечерам смотрят.

— А откуда ты знаешь, что там нет телевизоров?

— Знаю.

В Витькином голосе прозвучало нечто таинственное и загадочное, словно он действительно что-то знал о далекой планете.

5

В десятом классе двое было сомневающихся: Девяткин и Десяткин. Десяткин не имел никакого отношения к Девяткину. Он, кажется, даже не был однофамильцем. Просто у них была очень похожая фамилия, и учителя их часто путали, хотя один был очень длинный и рыжеватый, а другой наоборот. А сейчас они оказались единомышленниками, и оба сомневались, что Витька получил травму в музее от стрелы по неосторожности и легкомыслию стоявшего там глиняного экспоната.

— Такое явление противоречит фактам, — приставали к Витьке Девяткин и Десяткин.

— Хорошо, — кивал им Витька. — А такое явление, что в одном и том же десятом «А» учатся сразу Девяткин и Десяткин, разве не противоречит фактам?

Это было здорово подмечено, так здорово, что Девяткин и Десяткин уже больше не приставали. Странно только, что Витька подружился с ними и стал даже обмениваться марками и вести споры насчет разумных существ на других планетах и галактиках. Раньше Коровин считал, что на других планетах высокоразумных существ нет никаких, но теперь он стал придерживаться другого мнения.

Я часто стал встречать Витьку вместе с Девяткиным и Десяткиным. Однажды я встретил их возле памятника Добролюбову в скверике, где на скамейке обычно сидят старухи и о чем-то размышляют.

Витька и его новые приятели вели беседу о высокоразумных существах на других планетах и галактиках. Мы остановились возле памятника и от нечего делать стали его рассматривать.

Девяткин и Десяткин стали хвалить памятник и особенно работу скульптора, вытесавшего такую выразительную фигуру. Но я вспомнил про другого скульптора, доверившего глиняному экспонату настоящий лук с острой стрелой и не догадавшемуся, что это опасно, и стал возражать.