Подчини волну! - Катерина Снежинская

По крайней мере, Вейр это движение головой восприняла именно как приказ. Потому что «темные» не то чтобы забегали, но как-то рассредоточились по офису, переставая изображать собой толпу.

— Все совсем не просто. И никаких гарантий я вам дать не могу, — она сунула стиснутые кулаки в карманы жакета.

И задрала голову, потому что только в таком положении могла заглянуть в лицо каркающему. Доктор никогда не обладала модельным ростом. Да еще и этот человек действительно отличался внушительными габаритами. Не секвойя, конечно. Но дуб точно.

Только вот о внешности его Вейр все равно ничего сказать не могла. Она просто не видела черт его лица. То есть, нос, рот, два глаза — все было на месте. Но «смотреть» и «видеть» — вещи разные. Все же, действительно, ее состояние было слишком далеко от спокойствия.

— А я у вас их и не прошу. Сделайте то, что в ваших силах, — он как-то задумчиво, словно что-то прикидывая, рассматривал ее. При этом слегка похлопывая себя по ноге опущенным, наконец-то, пистолетом. Это похлопывание Вейр нервировало даже больше, чем наставленный на нее ствол. — Вы же будете давать ему какие-то лекарства, верно?

— Не знаю, по обстоятельствам. Тяжесть состояния больного я не оценивала. Да и еще раз повторяю, никаких особых препаратов я в своем офисе не храню. Если только что-то в пробниках есть и…

— Он — акшара[2], — спокойно заявил Каркун.

— Хорошо, я учту… — по инерции согласилась Вейр, направляясь в смотровую. И застыла на месте. — Кто?

— Акшара, — не менее спокойно подтвердил командир.

И вот тут доктору все стало предельно ясно. На тот свет ее проводят не просто террористы, а самые натуральные психи. Впрочем, почему бы людям, пытающимся добиться каких-то там завиральных целей с помощью размахивания оружием и подрыва поездов, не быть сумасшедшими? Скорее вопрос стоял по-другому: разве они могут быть нормальными? Кто-то считает себя воплощением Бога. Кто-то, более скромный, объявляет себя божественным войском. А эти вот, пожалуйста — акшары.

— Так, хорошо, — кивнула Вейр, — акшара так акшара. Спасибо, что предупредили.

Каркун как-то нехорошо усмехнулся, огляделся, словно искал что-то и, потеснив доктора с дороги, шагнул вперед. Его заинтересовала вешалка для верхней одежды. Когда-то Вейр оценила эту конструкцию именно за ее монументальность — толстую стальную трубу на литом основании сшибить было непросто. А ее пациенты частенько отличались грацией слонят. И примерно их же способностью сносить все на своем пути.

Вот эту вешалку и взял командир, предварительно аккуратно сняв и положив в кресло халат секретарши, одиноко болтавшийся на стальном роге. Взял он ее так, словно стойка вообще ничего не весила. Внимательно оглядел, хмыкнул… и завязал узлом. Про завязывание узлом кочерги Вейр слышала. Про такой же фокус, проделанный с трубой толщиной с ее запястье — нет.

— Акшара, — повторил Каркун, протягивая вешалку доктору.

В ответ она только головой покачала, отказываясь от подарка. И судорожно пытаясь припомнить все, что когда-нибудь об акшара слышала.

— Игры с генетикой, дорогие мои, весьма опасные игры, — вещал седенький профессор, возбуждено посверкивая очками.

Впрочем, в аудитории он был единственным возбуждённым. Общую теорию генетики преподавали едва ли не факультативно. И не получить по ней зачет мог только очень, ну очень ленивый студент. А смысл изучать предмет углубленно, если все исследования в этом направлении закрыты добрых полвека назад? И даже к термину «генетические заболевания» относятся с такой осторожностью, что вслух его не каждый рискнет произнести.

Собственно, из всех «генетических заболеваний» в отечественной медицине один синдром Дауна и остался. Все же остальные патологии кокетливо называли «наследственными». То есть, вроде как, к генам отношения не имеющими. Мало ли как они там по наследству передаются? Может, с помощью магии крови?

— Задумайтесь! Всего каких-нибудь три века назад был настоящий бум генной инженерии. Ученые пытались перекроить геном не только растений и животных, но и человека. И вдруг, буквально в один прекрасный день, в большинстве государств на них наложили вето. Почему, кто мне ответит?

— Эксперименты с генетикой не отвечают общепринятым этическим нормам, — подала голос староста группы.

Не потому, что ее интересовала генетика, а потому что она всегда и везде отвечала.

— А каким именно нормам они не отвечают? — прищурился профессор.

— Ну… Нельзя вмешиваться в природу человека, — растерялась девица.

— Вот как? Значит, пластическая хирургия неэтична? Собственно, удаление воспаленного аппендикса тоже с такой точки зрения недопустимо. Это ведь процесс, который вписывается в «природу человека». Молчите? Вот тот же! Не задумываетесь вы, молодые, над такими проблемами.

Профессор навалился грудью на кафедру, как будто стараясь дотянуться до аудитории.

— Основные этические вопросы, касающиеся генномодифицированных людей, в отсутствии однозначных определений. Человек это или уже не человек? Гражданин государства или нет? А знаете, откуда растут ноги у данной дилеммы? Акшара!

Преподаватель поднял палец вверх, акцентируя внимание на этом термине. Впрочем, в акценте необходимости не было. Аудитория проснулась и с готовностью ему внимала. Сказки любят все дети. Особенно, если сказка страшная. Первокурсники от этой любви еще не успели избавиться. И, в принципе, с одинаковым удовольствием послушали бы и про акшара, и про человека-паука. И тот и другой — плод генетических изменений. И тот, и другой — герои комиксов. Разница только в том, что акшара на самом деле существовали. Вроде бы. Когда-то. Давно. Хотя, кто сказал, что человека-паука никогда не было?

— А скажите-ка мне, кто больше всего был заинтересован в экспериментах с человеческим геномом? — плутовато прищелкнул пальцами преподаватель.

— Военные! — уверенно выкрикнул кто-то с места.

— Конечно, военные! Идея эдакого «универсального солдата» мучила милитаризированные умы, наверное, с тех пор, как появилось само понятие «воин». Магические декокты, эликсиры, увеличивающие силу. Амулеты, дающие суперспособности. Впрочем, о таких артефактах вы можете рассказать куда больше моего. Но все сводится к одному. Точнее, к четырем, превосходящим нормы, характеристикам: сила, выносливость, скорость и регенерация. То есть, цели, для генной инженерии вполне достижимые.

— Подождите, профессор, — в третьем ряду поднялся студент, явно принадлежащий к категории, изменяющей со временем свое название, но не меняющей сути — «ботан». — Вы говорите о временах, когда отдельная боевая единица, а тем более человек, солдат, утеряла свое значение. Упор делался на развитие техники и дистанционное поражение.

— Безусловно, мальчик мой, безусловно! — пребывая почти в экстазе, всплеснул руками профессор. — Конечно, мы говорим сейчас не об армии супер-солдат — она и вправду никому не была нужна. Речь идет, скорее, о спецподразделениях. Разведчики, диверсанты, снайпера, прочие узкоспециализированные профессии. Где-то больше силы, где-то больше ловкости. И везде, заметьте, везде нужны именно человеческие мозги. С ними ни один компьютер сравниться не может. Так что, можно сказать, что человечество было обречено на появление акшара.

Преподаватель откашлялся и залпом выпил стакан воды. Аудитория молчала, терпеливо дожидаясь продолжения сказки.

— Геном акшара шлифовался почти двести лет. На это потребовались колоссальные усилия и средства. И результат — очень хороший и показательный результат — был достигнут. Более того, начались проводиться эксперименты по наследованию данного генома. То есть, мужчина и женщина акшара должны были автоматически, без вмешательства генетиков, родить ребенка, подобного себе. Но…

Профессор взял паузу, хитровато прищурившись, обводя студентов взглядом.

— Но акшара все еще оставались людьми. И у них стали возникать вполне закономерные вопросы. Главными из которых стали два. Первый: почему мы обязаны служить? Почему мы не можем выбирать свою судьбу? И второй: если я лучше человека, то почему он мной правит, а не я им? Я уже упоминал, что идея создать универсального солдата стара, как мир. И в эту мечту закладывается еще один принцип — безусловное подчинение. Но его, увы, генетически вывести невозможно.

— Но возможно воспитать! — выкрикнул кто-то с места.

— Конечно, возможно, — кивнул седой головой профессор. — И, поверьте, акшаров так и воспитывали. Более того, рискну предположить, что в данном вопросе можно говорить не только о воспитании, но и психокодировке. Но любые блоки можно обойти — дело в мотивации. И, надо думать, желание иметь право на самоопределение плюс, вполне обоснованные, амбиции и не совсем обоснованное чувство превосходства может послужить великолепной мотивацией. К счастью, до открытой войны дело не дошло. Бунт подавили в зародыше.