По мосту через пропасть - Лора Брантуэйт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
День этот, конечно, может быть интересным, но после него хорошо бы иметь еще один выходной. А по вторникам Анна работала.
Когда у нее спрашивали, почему она не наймет себе помощника или помощницу, Анна отшучивалась, что она, мол, тиран и узурпатор и властью своей ни с кем делиться не собирается, а еще она самовлюбленный узурпатор и потому не верит, что кто-то может варить кофе так же, как она.
В принципе она была не так уж далека от правды, по крайней мере, в последнем утверждении, потому что с кофе у нее действительно были отношения явно магического свойства. Она варила его, как никто другой. Наверное, дело в том, что она была влюблена в кофе — во всех его проявлениях.
А как известно, две трети удовольствия от чашки кофе — в процессе ее приготовления.
Анна размышляла об этом ранним утром понедельника, делая ревизию в своих запасах — в тайной надежде, что можно будет перенести поездку в столицу на следующую неделю.
Результаты осмотра оказались неутешительными — почти закончился необжаренный кофе, зеленого чая осталось на донышке банки, какао явно не хватит — в такую промозглую погоду он пользуется необыкновенной популярностью… Красный перец, конечно, можно купить и в местном супермаркете, но будет не то. А Анна привыкла делать все только по высшему классу.
— Трудно быть перфекционисткой, — назидательно произнесла она, глядя в зеркальную дверцу навесного шкафчика на свое отражение.
Отражение было вполне приятным — не классической красотой красивое лицо с большими темно-карими глазами и весьма ветреным разлетом бровей, высокая шея с изящным изгибом… Больше тридцати никак не дашь. А то и просто двадцать шесть. Но под глазами залегли тени — трудно работать до полуночи. Ох, как нужен этот выходной!
Анна попробовала пойти на компромисс с собой — поехать побыстрее, купить всего и побольше, чтобы надолго забыть об этой проблеме, и вечер провести в жарко натопленной спальне у горящего камина и с самой романтичной книжкой в руках.
Тело отозвалось слабеньким протестом — почему-то не хотело мириться с перспективой единственного на неделе вечера отдыха. Лин сказала, что Анна похудела. Что ж, вполне возможно. Она никогда не отличалась пышностью форм, а при таком-то темпе жизни…
Черт, что за малодушные мысли?! Темп — самый лучший. Жизнь — именно такая, какую Анна хочет. С любимым делом, которое не оставляет времени на всякие глупости вроде слишком умных мыслей, беспричинной хандры или тоски о несбывшемся.
В машине было зябко, и сыро, и вообще неприятно. Впрочем, если бы на улице в холодном воздухе колыхалась не менее холодная водяная взвесь, а в машине с отказавшим обогревателем царила благодать, это было бы против всех законов природы.
Но законы природы не так уж беспомощны, как воображают иногда мечтатели, писатели и художники.
Анна везла на заднем сиденье несметные сокровища гурмана. Если бы не гнусная атмосфера в салоне, которая заставляла ее глубже втягивать голову в плечи, точнее шею в вязаный шарф цвета верблюжьей шерсти, и покусывать синеющие губы, чтобы не пугаться самой себя в зеркале заднего вида, то все было бы отлично. «Рейс» выдался на редкость удачный — ни в одном из магазинов, где она отоваривалась, ей ни в чем не отказали, и не пришлось объезжать пять мест в поисках двух пачек какого-нибудь молочного оолонга.
Анна пыталась разбавить промозглую серость дня веселыми песенками, обильно льющимися из динамиков — радио, по счастью, работало вполне исправно. Анна петь любила, но делала это всегда только в гордом одиночестве — боялась смутить чей-нибудь тонкий слух своими сомнительными вокальными данными. А сейчас, опять же по счастью, она и пребывала в гордом одиночестве, поэтому, отстукивая ритм по рулю пальцами, вместе с какой-то неизвестной ей сладкоголосой девчонкой выводила: «Потому что любишь, любишь, любишь ты меня!»
Эшингтон встретил ее привычной гладкостью дорог, полуголой желтизной аллей и чистенькими фасадами двухэтажных домиков. Анна торопилась домой, предвкушая горячую ванну и долгий, теплый вечер блаженного безделья. На углу Гринвиллидж-стрит и Мейсон-роуд она заметила Марджори Смит, с которой дружила совсем малышкой. Марджори отличалась редким обаянием и совершенно девчачьей наивностью. Она мечтала выйти замуж за военного, а еще лучше — за офицера морского флота, ну на худой конец — за полицейского. И в этот момент она как раз шагала под руку с каким-то высоким мужчиной в форме, вот только трудно разглядеть какой. Анна ахнула от удивления и, повинуясь сильному, исключительно женскому инстинкту, повернулась, чтобы лучше рассмотреть.
А когда она, так и не удовлетворив своего любопытства, вновь посмотрела, куда положено, то есть на дорогу, менять что-либо было уже поздно. Перед ней возник человек, и он уже сошел с тротуара на мостовую, а мостовая была мокрой, а он как будто тоже растерялся от внезапного появления машины и не знал, куда метнуться — вперед, назад… Анна вдавила педаль тормоза в пол изо всех сил, которые у нее были. Но на скользком от влаги асфальте машина не вняла ее отчаянному приказу и под визг тормозов продолжила свое опасное движение.
Никогда еще Анна не испытывала такого страха. «Сделай же что-нибудь!» — беззвучно крикнула он то ли себе, то ли пешеходу. Резко вывернула руль. Машину развернуло. Тело сжалось, как пружина под прессом этого невыносимого — сейчас она его убьет. Откуда столько мыслей и как они уместились в эти секунды?
Удар. Анна все-таки вскрикнула. Напряжение отдалось в теле болью — будто это ее сейчас послало мощной массой железа на асфальт. В глазах потемнело. Она хватала воздух ртом и дрожащими руками дергала ручку дверцы. Человека видно не было.
Когда заевшая дверца наконец поддалась и Анна с силой толкнула ее наружу, она услышала вполне явственное «ой!». Ей потребовалось три секунды, чтобы сообразить, что ее жертва угодила в неприятно прямом смысле под машину, под крыло, и удар дверцей по голове вряд ли прибавил несчастному радости жизни.
— Простите! Я сейчас! — Анна с трудом удерживалась, чтобы не заплакать, и ощущала себя на редкость беспомощной, как в вязком кошмаре, когда тебе грозит что-то страшное, все движения застревают в густом воздухе — не выбраться. А «страшное» тянет и все не наступает и не наступает.
Анна испытала мгновенное и совершенно идиотское колебание — а не вылезти ли ей через дверцу со стороны пассажирского места, чтобы не травмировать и без того пострадавшего человека. А потом все-таки и вправду перелезла через сиденье — благо надела джинсы и путаться было не в чем — и выбралась из машины. Обежала спереди. Мельком отметила, что Марджори со своим злополучным кавалером стоят в сторонке и не решаются подойти. Марджори цепко придерживала мужчину под локоть. Наверное, помня о старой дружбе, не хотела оказаться главным свидетелем аварии, которую устроила Анна, и потом давать показания в суде. Вероятно, если бы тело под машиной лежало неподвижно, она и вовсе увела бы своего приятеля в форме с места преступления. Тьфу, что за чушь в голову лезет?!