Некроманты (сборник) - Вячеслав Бакулин

Ходил я совсем недолго, тётя ещё оставалась в библиотеке, так что я пошёл к себе, раскрыл дневник и со всеми подробностями описал сегодняшнее приключение, постаравшись, как мог лучше, начертить план оврага и старого кладбища.

Потом вернулась с рынка Стёша, пришёл «пить чай» Иван, тётя закончила уборку в библиотеке. И не успел я глазом моргнуть, как наступило время обеда, а потом все разошлись почивать, а ещё потом пришёл черёд полдника… В общем, я добрался до прадедовой библиотеки, когда уже почти стемнело.

Горели лампы, гостеприимно поблёскивали стёкла книжных шкапов, лесенка, казалось, так и просила, чтобы на неё взобрались. Мне на голову свалились такие сокровища, что глаза разбегались, я не мог выбрать, с чего начать.

Потом решил сыграть в нашу с сестрой Таней любимую игру – зажмуриваешься и наугад вытягиваешь книгу с полки.

Так и сделал.

Тёплые и твёрдые корешки под пальцами. Разные – чуть пониже, чуть повыше, с тиснением и валиками. Я медленно вёл рукой вдоль ряда томов – в «Невероятных приключениях Квентина, мага королевских мушкетёров» посланный ему сборник волшебных заклинаний чуть не отхватил главному герою пальцы, чтобы только обратить на себя внимание. Нет, конечно, я знал, что любимый мой, читаный-перечитаный «Квентин» – сказка, но…

Показалось, будто я схватился за свёрток, только что принесённый с ледника. Вздрогнул, открыл глаза – пальцы мои лежали на ничем не примечательном томике, не толстом и не тонком, среднем, в обычной коричневатой коже с полустёртым тиснением и осыпающейся позолотой букв.

На русском. «Теория и практика некромантии, по изложениям Парацельса, Бена Бецалеля и Джона Ди, издание С.-Петербургского университета, факультет оккультизма, 1805 год».

Надо же… А я и не знал, что в папином университете есть такой факультет. Или был? Сто лет прошло, как-никак. Однако никакой тайны из этого никто, как видно, не делал…

Страницы в книге были хоть и пожелтевшие, но ровные, чистые, гладкие – полное впечатление, что листы разрезали, но больше ни разу не открывали.

Я сел листать – написано было тяжким, старинным слогом, выспренно и длинно, никакого сравнения с тем же «Квентином». Папины лекции слушать было куда интереснее.

Но всё-таки почему мне почудился этот холод? Сейчас-то книга на ощупь ничем не отличалась от обычной.

Я пожал плечами. Эркюль Пуаро, наверное, указал бы на нервность, что порой заставляет людей чувствовать или даже видеть совершенно невероятные вещи – а потом твердокаменно верить в увиденное. Ну, вроде нашего дьячка на даче, совершенно убеждённого, что ему явился призрак, хотя это была всего лишь простыня с расчалками и «волшебный фонарь».

Мы с Танькой тогда ухохотались до слёз.

Здесь, правда, никаких простыней мне никто не показывал, но…

Я сдвинул брови, взял остро очиненный карандаш и с головой погрузился в детальнейшие – хоть и нудноватые – описания «первичного ритуала некромагической практики, долженствующего остановить распространение тления по свежему трупу».

Бррр. Некоторые мальчишки у нас в классе жить не могли без ночных походов на кладбища. А мне было более интересно понять – это что же, все сотни лет множество людей верили в некромантию, в оживление мёртвых, в общение с призраками, в вызов духов, писали на эту тему целые трактаты – а всё оказалось, как стало ясно в наш просвещённый век, полной ерундой и «суеверьями»? Как и с философским камнем? Целые века работы, целые библиотеки книг – и никто так и не догадался, что, мол, всё это чепуховая чепуха?

Папа утверждал в своих лекциях, что, мол, алхимики таким образом шифровали истинные свои рецепты, но я опять же не понимал. Шифровать есть смысл, только если ты на самом деле нашёл философский камень. А коль не нашёл, то зачем Егору забор, как говорится? «Дом продадим, ворота купим, будем закрываться», – как говаривала моя нянюшка.

Описания поражали детальностью. Точно сообщалось, что именно и как надлежит делать, дабы «остановить разложение и реставрировать ткань», особо подчёркивалось, как сохранить «естественный румянец кожи, буде молодые девицы от утраты оного особо страдают».

Признаться, мне стало разом и скучновато, и страшновато. Возиться с «приданием трупу исконно присущего блеска и цвета глаз» мне как-то совсем не хотелось.

Я пролистнул ещё несколько страниц, а потом хлопнул себя по лбу и полез в оглавление.

Все малоаппетитные манипуляции с «трупами свежими, а также первой, второй и третьей степенями разложения» я, поёжившись, пропустил. Куда больше обе-щал второй раздел, «об общении с духами». Это вроде бы проходило по ведомству спиритизма, но, выходит, в старину его не различали с некромантией…

Это оказалось куда интереснее. Я читал о самых разных духах, что, по разным причинам, не смогли отправиться тропой небесных мытарств. С ними-то в первую очередь и можно было поговорить, для начала выяснив, куда точно угодила та душа, что тебе нужна.

Это было сложно. И страшно. На самом деле. Требовалось множество самых диковинных ингредиентов, вроде «толчёной кости левого мизинца повешенного» и прочее. Требовалось раскапывать могилы и добывать из них… бррр, меня снова замутило. Правда, и награда за труды выходила неимоверная – можно было точно узнать, где, скажем, твой любимый дедушка и, если он почему-то задержался среди живых, поговорить.

Но ещё интереснее оказался раздел третий. О путешествиях живых в мир мёртвых. О том, кого там можно встретить и кому помочь. Ибо душа, как писалось там, даже во время небесных мытарств остаётся наедине с бесами, кои стараются сбить её с пути, завлечь, поразить укорами в совершённых прегрешениях, и только лишь святые – небесные заступники – могут облегчить участь несчастной; однако это не так. Живые мастера некромантии тоже могут оказаться «на ближнем краю того света», подавая оттуда помощь, отгоняя бесов и укрепляя душу в её решимости и твёрдости. Дело это очень рискованное – раздосадованные бесы могут наброситься на смельчака, стараясь умертвить и разлучить его собственную душу с телом; однако такое заступничество, самоотверженное и самоотрешённое, тоже может помочь духу усопшего благополучно добраться до небесных врат.

«Этот мир – мир ушедших, но задержавшихся – рядом с нами, – говорилось в книге. – Мы порой замечаем усопших – краем глаза, странные тени в простенках, исчезающие, стоит лишь всмотреться пристальнее. Нам слышны порой их голоса – на старых погостах, в церковных оградах, особенно – возле заброшенных и опустевших храмов. Сила креста охраняет добрые души и отгоняет злые, те, что могут сделаться ночными убийцами, что способны входить в мёртвые давно тела, придавая им жуткую видимость бытия – ненадолго, но и этого хватит, чтобы оборвать нить чьей-то жизни».

Было всё это захватывающе интересно, но и жутко. Я читал, читал, и сам не заметил, как подобрался вечер – библиотека была ярко освещена, а за дверью сгустилась темнота. Признаюсь, я с большим облегчением услыхал шарканье Ивана, тащившегося по длинному коридору и зажигавшего лампы – электричество, давно ставшее обыденностью у нас в Петербурге, сюда ещё так и не провели.

– Барчук? Эвон где вы, а барыня-то ужинать зовёт… – заглянул кучер в библиотеку.

Я как мог аккуратно, сохраняя в то же время вид слегка скучающий и независимый, поставил книгу в шкап, закрыл стеклянную дверцу. Она никуда не денется. Лето у меня впереди длинное.

За ужином тётя говорила о каких-то пустяках, расспрашивала о маме, о папе, сестрёнках, хвалила Танины успехи – но глаза оставались ужасно, ужасно грустными.

Я не задавал лишних вопросов – ни про маленькое старое кладбище буквально у нас на заднем дворе, ни про следы от двух снятых картинок; не сказал и о недомогании там, в овраге, на берегу ручья.

Не знаю, заваривала ли Стёша вечером какие-нибудь травы, но спал я, противо всему, крепко. Ничего не снилось, хотя и начитался, как говорит мама, «всяких ужастей», твёрдо решив наутро дообследовать дом, а потом взяться как следует за библиотеку. Одну книгу я там уже нашёл, но, как говаривал папа, не хватайся за первое попавшееся, осмотрись сперва как следует! То, что ты нашёл, от тебя уже не денется – ну, разумеется, если ты не на палубе тонущего пиратского брига.

Следующий день начался точно так же. Только теперь на рынок вместе со Стёшей уехала и тётя, сославшись на какие-то дела в уездном казначействе. Я остался один.

Нет, я, конечно же, не испугался. Оставался и раньше один, и даже на даче, где ночевали мы вдвоём с Танькой. Но… как-то стало неприятно. «Недобро и выжидающе глядел на меня дом многочисленными окнами», как сказал бы, наверное, Джеймс Уортон, герой «Тайной изнанки Лондона».