Пионерский гамбит-2 - Саша Фишер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она его подпоила и выведала, что оказывается, его на дороге машиной сбило, а водитель его просто в канаву оттащил и уехал. А на том свете ему предложили вернуться на землю и отправить туда вместо себя всяких других людей. По какому-то принципу, но это не точно. Может и просто мстить можно, а может у него была какая-то разнарядка. И когда жертв становится достаточно, глаза снова становятся одного цвета.
— Олежа, да не обижайся ты, — примирительно сказал я. — Мы же убежали. И даже следы запутали, так что если он за нами пошел, то подумал, что мы из дома отдыха, а не из лагеря.
— А еще твоя тетка тоже с ним разговаривала, но до сих пор жива, — сказал Мамонов.
— Надо в милицию позвонить, — подал свой рассудительный голос толстячок. — Мертвец он там или нет, но зачем он вокруг лагеря шляется?
В дверь тихонько поскреблись.
— Мальчики, а можно к вам? — на пороге стояла Ниночка, обнимая подушку. — Мне там страшно одной в палате, а вы тут истории рассказываете…
— После наших историй тебе еще страшнее будет, одной-то, — сказа Марчуков и злодейски захохотал.
— Ну зачем ты так? — обиженно насупилась девочка. — У меня конфеты есть. Вот.
Он потрясла шуршащим кульком. — И я страшные истории страсть как люблю! Хоть и заснуть потом не могу.
Болтали полночи. Спорили, рассказывали страшные истории. Смеялись.
Утром нас никто будить не торопился, так что завтрак мы проспали. Я виновато посмотрел в сторону стадиона, где спортивный отряд выполнял какие-то свои упражнения. Подумал, что надо будет сегодня обязательно пойти побегать.
— Явились, понеры, — буркнула «тетя Люба», вытирая стол тряпкой. — Тут не ресторан, чтобы я по десять раз вам накрывала!
— Так что нам теперь голодными ходить? — расстроенно протянул Марчуков. — Горна нет, часов у нас тоже нету…
— А вот и походили бы голодные, в следующий раз думали бы, прежде чем опаздывать, — «тетя Люба», переваливаясь по-утиному направилась в сторону кухни. — Остыла уже каша-то! Все равно будете?
— Да! — хором сказали мы.
Как на самом деле звали «тетю Любу», я так и не запомнил. Так что просто каждый раз мысленно подставлял к слову «тетя» любое женское имя. Не уверен, что я вообще отличал кухонных работниц друг от друга. Они все были дородные, непонятного возраста, когда бабушкой называть еще рано, а девушкой — уже поздно.
«Тетя Люба» шмякнула на белые тарелки с голубой каймой по куску застывшей манной каши, выловила из чана несколько кубиков сливочного масла и отпластала огромным ножом несколько кусков хлеба от буханки.
— Какао сами нальете, вон там в чайнике вроде осталось, — сказала она, поставив тарелки со всеми этими яствами на раздачу.
— Эх, вареньем бы полить, — мечтательно проговорил Марчуков, ковыряясь большой алюминиевой ложкой в своем куске каши. — И получился бы пудинг, как в Англии.
— Алиса, это пудинг, пудинг, это Алиса, — пробормотал я, убеждая себя, что такой завтрак все-таки лучше, чем никакой завтрак.
— А, вот вы где! — раздался звонкий голос Елены Евгеньевны. — А я вас везде ищу! Доедайте и приходите в клуб!
— Что, опять матрасы таскать или плакаты вешать? — вздохнул Марчуков.
— Надо покрасить стенд олимпиады и нарезать языки пламени для олимпийского огня, — сказала вожатая. — Таскать сегодня ничего будет не надо. А вечером будет чаепитие с тортом.
Насчет «ничего не надо будет таскать» — это Елена Евгеньевна лукавила. Пришлось перетащить еще несколько кроватей, потом сделать перестановку в помещениях всяких кружков и секций, разгрузить какие-то коробки… В общем, до вечера нам так и не удалось нигде спрятаться. За нами все время следила то сама наша вожатая, то длинный сутулый тип в полосатой футболке. Вожатый то ли восьмого, то ли девятого отряда.
А торт оказался самодельным. Из уложенного слоями печенья, промазанного кремом из сгущенки и сливочного масла. У вожатых сегодня был особенный день — завтра приезжают пионеры, значит сегодня надо отпраздновать последний свободный вечер. Нам выдали по куску торта и выпроводили из клуба. Мол, пионеров эта вечеринка не касается, маленькие еще.
Мы доплелись до своего медпункта и остановились на крыльце. Дрищ, толстячок и Ниночка тоже остановились и топтались рядом с нами. Им тоже выдали по куску торта, заврнутому в газету. Было видно, что им вроде как не терпится побыстрее вкусняху сожрать, но еще больше хочется тереться рядом с нами. Как же, чуть ли не единственная возможность чем-то заниматься со старшаками, даже если эти старшаки просто пинают балду и травят байки.
— Ну чего встали? — Марчуков дернул подбородком. — Хиляйте давайте по кроваткам, вам спать давно пора!
Спорить наши «младшие товарищи» не рискнули. Только тощий дрищ, которому было уже тринадцать, просто из-за своей общей «ботанистости» он выглядел совсем еще младшеклассником, что-то пробурчал себе под нос о том, что «где хочу, там и стою…»
— Айда позырим, что там у вожатых творится? — громким шепотом предложил Марчуков. Глаза его азартно заблестели.
— А торт? — спросил я, критично оглядывая липко-сладко-жирный кусочек.
— По дороге съедим… — Марчуков махнул рукой. — Или нет! Айда сначала в столовку, попросим у поварих чаю. Или может еще компот от ужина остался. А потом — к вожатым!
Пока мы уговаривали поварих налить поделиться с нами чаем, а потом торопливо запихивали к себя смесь курабье, сгущенки и масла, вожатые из клуба уже куда-то делись. Только Марина Климовна перебирала что-то разложенное
