Берег Скардара - Владимир Корн

Вот же ляпнул так ляпнул, местный год несколько длиннее земного. Это на Земле пятьсот, а тут вполне может быть такое, что на миллион, а то и на все десять миллионов меньше. Ничего, долго же ему придется проверять мои слова. Все остальное правда, при условии, что в калейдоскопе будет двадцать бусинок и осколков цветного стекла. Помню, я сам поразился такому факту, прочитав о нем.

— Представляете, сколько новых идей может извлечь из этого магического прибора ювелир! Бесценное приобретение для любого из них.

Гростар продолжал меня слушать, даже не пытаясь закрыть рот. Я переложил калейдоскоп в левую руку и отвел ее далеко в сторону. Затем произвел обратную манипуляцию. Бедный Альбрехт как сомнамбула переводил свой взгляд из стороны в сторону.

— Сам я приобрел это чудо за двадцать тысяч, но вам уступлю всего лишь за один щелчок по тому месту, которое вы считаете вместилищем своего ума.

Здесь я снял с трубы ткань, развернул плотную бумагу и высыпал на стол перед его носом все эти стекляшки, бусинки и полоски зеркал.

— И не забудьте внимательно прочитать заклинание — уже с порога заявил я.

Заклинание было необходимо, потому что в нем я написал примерно следующее:

«Я, Альбрехт Гростар, клянусь никогда не морочить голову серьезным людям, особенно в совершенно неподходящее для этого время. Кроме того, обязуюсь изготовить эту штуку в подарочном исполнении, заменив осколки стекляшек и бусинки жемчугом, лалами, яхонтами, диамантами и прочими смарагдами».

Яне калейдоскоп очень понравился. Она взяла его с собой на какое-то важное заседание. Время от времени, она заглядывала в него, когда думала, что на нее никто не обращает внимание. В конце концов, кто-то все же решился поинтересоваться, что же такое она там рассматривает. В итоге, заседание было сорвано.

Калейдоскопы сразу же приобрели бешеную популярность. Поэты о них слагали стихи, а ученые писали научные работы. Словом, произошло все то, что когда-то случилось и на Земле.

Скоро они и здесь станут детскими игрушками, но до этого еще долгие десятки лет.

А Гростар был мною позорно посрамлен, хотя это и осталось между нами. Я никогда не напоминал ему об этом событии, лишь изредка называя его магическим магистром…

Как когда то и обещал, Коллайн нашел мне мастера Гобелли, одного из лучших оружейных мастеров Империи, лет пять назад ушедшего на покой.

Маэстро проживал на побережье недалеко от Гроугента в небольшом имении. Принял он меня в своем кабинете, и я сразу решил взять быка за рога, поинтересовавшись, где я могу продемонстрировать опытный образец оружия нового поколения.

Гобелли любезно распахнул одно из окон кабинета, ведущее в сад и указал на высохшее дерево, стоявшее метров в десяти. Ствол дерева был в весьма плачевном состоянии, видимо по той причине, что его с завидной регулярностью нашпиговывали свинцом.

Я снарядил каморы барабана патронами, стараясь чтобы Гоббелли было хорошо видно мое занятие. Затем взвел курок и выпустил все шесть пуль в бедное растение.

Револьвер был выполнен по самой простейшей схеме, при которой рама его не переламывалась, или барабан откидывался в сторону. В этом случае заряжание, как и экстрагирование гильз, требовало больше времени, но повышалась общая надежность. Схема полностью соответствовала револьверу системы Наган. Когда то в царской России изготавливались два варианта револьверов этой системы. Солдатский и так называемый офицерский револьверы. Офицерский считался самовзводом, то есть при нажатии на спусковой крючок проворачивался барабан, взводился курок… В солдатском варианте для каждого выстрела необходимо было взвести курок. Технологически они не сложнее друг друга, и разница между ними была сделана потому, что считалось, самовзводный вариант в руках нижних чинов приведет к повышенному расходу боеприпасов.

Мой «Уродец» был выполнен по самовзводной системе, и от Нагана отличался только тем, что имел шесть камор в барабане и действительно уродский вид. Калибр у него был… черт его знает, какой, но мизинец входил в ствол до первого сустава. А количество камор пришлось уменьшить из-за качества металла, на мой взгляд, довольно низкого.

Всего было изготовлено четыре экземпляра, из которых произвели по пятьдесят выстрелов. Один револьвер погиб из-за плохой обтюрации, один остался в Стенборо, моем имении, которое мне когда-то пришла в голову мысль превратить в центр инновационных технологий. Еще один экземпляр был отдан Коллайну, страстному любителю огнестрельного оружия, а с последним я заявился к Гобелли….

Его кабинет наполнился дымом. Мой химик, Капсом, все не мог сделать порох бездымным, хотя и находился на верном пути. Правда, шел он по нему уже достаточно давно.

Когда дым немного рассеялся, я вопросительно посмотрел на оружейника.

— Впечатляюще, — произнес тот, хотя лицо его оставалось самым обычным. — И чтобы вы от меня хотели?

Вместо ответа я извлек двуствольный пистолет с кремневым замком и положил его на стол рядом с «Уродцем». Получилось очень наглядно, но дело было даже не в том, что уродство револьвера в сравнении с работой Гобелли выросло в несколько раз. На пистолете было очень интересное решение кремневого замка, что говорило о Гобелли, как о талантливом инженере.

— А, Марта — заявил Гобелли, увидев его — Как он вам достался?

Заметив мой недоумевающий взгляд, он пояснил:

— Это одна из моих последних работ, и я назвал ее «Мартой».

Что ж, теперь и мне нужно отвечать на его вопрос.

— Пистолет мне подарила одна замечательная женщина. И я бесконечно благодарен и ей, и его создателю.

Я сполна расплатился за подарок Аманды, но рассказ сейчас не об этом.

— Маэстро, вы мне нужны. Недалеко от Дрондера у меня есть имение. Так вот, я мечтаю собрать в нем лучшие умы Империи. Нет, не талантливых математиков или великих философов, а практиков. Таких на данный момент в Стенборо уже около двадцати человек. Не сомневаюсь, там вам будет очень интересно.

Скажите, что вам нужно, и я постараюсь сделать это незамедлительно. Титул, золото, дюжину молоденьких наложниц… Все что угодно.

Гобелли, сухой высокий старик с глубоко запавшими глазами, дребезжаще рассмеялся.

— Хочу быть герцогом, господин де Койн.

— Нет, мастер, герцогом я вас сделать не смогу — и я с сожалением развел руками. Всему есть свой предел. Бароном, быть может даже графом, вероятно получится. Надеюсь, я смогу уговорить Янианну. Гобелли дворянин, и личность в Империи известная. Но чтобы герцогом…

Гобелли рассмеялся вновь:

— Не нужен мне герцогский титул. Поверьте, я уже не в том возрасте, чтобы обращать внимание на такие мелочи.

Говоря это, он рассматривал револьвер. Чтобы разобраться, ему не потребовалось и пары минут. Причем мне даже не пришлось ему ничего подсказывать. Он внимательно рассматривал механизм, что-то неслышно бормоча себе под нос. Мне удалось расслышать лишь одну его фразу:

— Господи, как все просто — при этом Гобелли посмотрел на меня.

Я развел руками, увы, все это не моя заслуга.

А затем у нас пошел замечательный разговор, закончившийся далеко за полночь.

— … Вот тут вы не правы, маэстро. Такое вполне устранимо. Достаточно одеть ствол в водяную рубашку и все проблемы с теплоотдачей будут решены. Вот так это будет выглядеть на рисунке.

— В водяную рубашку говорите? А ведь верно…

— … Полноте вам, господин де Койн. Зачем все усложнять? Не проще ли будет сделать ход шептала чуточку длиннее?…

Устройство и преимущества унитарного патрона он понял мгновенно. Да и не удивительно, это я человек, нахватавшийся обрывков чужих знаний. Он же мастер, маэстро.

… Понимаете, господин Гобелли. Я думаю, что проблема с бездымным порохом будет решена в ближайшее время — заявил я с уверенностью, которую совсем не испытывал. Не знаю почему, но у Капсома с этим вопросом определенно не ладилось.

Гобелли поставил на стол тигель, насыпал в него немного мелкого серого порошка и поднес лучинку, подожженную от свечи. Комната озарилась яркой вспышкой, поднявшей к потолку слабую струйку дыма.

Гобелли победно посмотрел на меня и сказал с улыбкой:

— Что вы там говорили о дюжине молоденьких наложниц….?

От воспоминаний меня отвлек звонкий голосок Мириам:

— Ваша светлость, похлебка готова.

Не очень-то я сейчас похож на его светлость. С заплывшим глазом, по-прежнему босой, с распухшим лицом и плохо застиранными пятнами крови на белой рубашке. А похлебка у нее удалась на славу.

За ужином мы и вели неспешный разговор.

— Так, — произнес я голосом, от которого Мириам непроизвольно съежилась. — Ты зачем его развязала? Я же сказал тебе ударить его по голове, если он начнет шевелиться.

Девушка съежилась еще больше: