Эксперт № 40 (2014) - Эксперт Эксперт

— Принесла ли эта покупка вам какие-то новые знания в плане технологий?

— Нет, все эти технологии мы хорошо знаем и давно используем. Больше того, этот завод, на который мы когда-то приезжали учиться работать, сегодня во многом отстал от наших российских предприятий как раз из-за того, что работал на небольшой рынок, не с полной отдачей. Там не обновлялись технологические линии — в этом не было большой нужды, тогда как промышленность уже предлагает более современные и эффективные решения по энергосбережению, например. По производительности он также сильно отстает от наших линий — примерно в полтора раза, у нас даже механический конструктив многих узлов сильно изменился, скорость работы линий выросла. Все это будет реконструироваться и модернизироваться по необходимости, после наращивания продаж.

По плану уже в следующем году этот завод должен выйти на точку безубыточности, а возврат инвестиций планируется в срок от трех до пяти лет. Хотя маржинальность продуктов в ближайшее время там будет ниже, чем в России, из-за более острой конкуренции.

— Насколько это сложно — покупать активы в Европе? Как выиграли тендер? Как происходило общение с властями?

— С властями общаться там гораздо проще, чем в России. По срокам прохождения официальных процедур не приходится даже сравнивать с местными порядками. Причем там была применена довольно интересная схема: после того как была достигнута договоренность п цене (после банкротства завода договаривались уже как раз с местными властями), мы почти сразу приступили к работе на заводе на правах аренды, и арендные платежи входят в сумму сделки. По сути, мы уже с января этого года работаем на заводе, выдаем продукцию, хотя официально все процедуры по покупке предприятия были закрыты только в начале осени. Власти были заинтересованы в том, чтобы предприятие не останавливало работу, налоги платились, рабочие получали зарплату, и все сделали для этого. К примеру, почти аналогичная ситуация у нас была в Казахстане — там мы тоже пытались купить обанкротившееся предприятие, которое фактически уже принадлежит госбанку, но так и не смогли ни о чем договориться. В итоге предприятие закрылось, а мы будем строить новое, собственное. Вот она, наглядная разница подходов.

Еще интересная деталь: чтобы купить завод, нам пришлось провести длительные переговоры с местными профсоюзами о численности производственного персонала, об их доходах — такого в России, конечно, вообще нет, не очень привычная ситуация. До банкротства на заводе в производстве работало 75 человек, мы договорились на том, что останется 30, хотя реально хватило бы еще раза в два меньше. Но профсоюзы больше на уступки не шли, пришлось соглашаться. Впрочем, мы планируем наращивать производство, а значит, и число рабочих тоже будет расти. Тридцати человек, по нашим прикидкам, хватит года на два.

Что до тендера, то на актив пыталось претендовать еще некое объединение локальных производителей под лозунгом типа «Не пустим чужаков», но по факту у них не было средств на эту покупку, поэтому мы остались безальтернативным вариантом.

— Изменилось ли отношение к вам в Италии, после того как началось политическое охлаждение между Россией и ЕС на почве украинских событий?

— На украинском бизнесе, естественно, эти события отразились, но на европейском — нет. Журналисты, и итальянские тоже, всегда задают этот вопрос, но на бизнесе это никак не сказывается. Потому что на самом деле все понимают, что политика и бизнес — вещи разные.

Живительная EBITDA Евгений Огородников

В борьбе между госбанками и Игорем Зюзиным за «Мечел» наступил кульминационный момент. Банкротство компании невыгодно ни одной из сторон: через несколько лет предприятие может стать очень прибыльным

section class="box-today"

Сюжеты

Дела судебные:

Шаг к банкротству

Оправданный директор

/section section class="tags"

Теги

Дела судебные

Экономика

/section

Акции «Мечела» падают неделю подряд, и без того низкая капитализация компании снизилась почти втрое. Впервые холдинг, имеющий около 300 млрд рублей выручки и 25 млрд рублей EBITDA, стоит на рынке меньше 8 млрд рублей. Причиной распродаж стало обсуждение судьбы «Мечела» президентом Владимиром Путиным и главой банка ВТБ Андреем Костиным . Костин заметил, что не все клиенты его банка отличаются дисциплиной — кое-кто слишком закредитован и пытается обратиться за госпомощью либо получить особые условия от банковского сектора. «Все-таки очень важно, чтобы дисциплина банковская существовала и каждый отвечал бы за себя», — сказал Костин. «Это абсолютно ключевая вещь, — согласился глава государства. — Этого должны придерживаться все участники экономической деятельности». Рынок воспринял диалог как сигнал о том, что «Мечел» пойдет на банкротство и понесет «полную ответственность» за свое кредитное бремя в 8,3 млрд долларов.

Глава ВТБ Андрей Костин считает, что «Мечелу» не хватает дисциплины

В конце минувшей недели ВТБ подал иск в Московский арбитражный суд, требуя взыскать с компании «Мечел» 2,99 млрд рублей. Поводом для подачи иска стало то, что «Мечел» не сумел выплатить проценты по взятым ранее кредитам. Костин отметил, что оснований для списания кредита нет, а реструктуризация долгов «Мечела» существенно не улучшит положение компании.

Тем не менее разговоры о банкротстве «Мечела» — это разговоры ни о чем. «Мечел», что называется, «too big to fail», это огромная компания, и запуск процедуры ее банкротства принесет колоссальные убытки как кредиторам, так и всей экономике страны.

Не аргумент

«Мечел» — огромный горно-металлургический холдинг полного цикла, он объединяет производителей угля, железной руды, стали, проката, ферросплавов, тепло- и электроэнергии. «Мечел» — один из ведущих мировых игроков на рынке коксующегося угля: он второй в мире по запасам, пятый по добыче, входит в десятку мировых экспортеров этого товара.

Кроме того, «Мечел» — это не только комплекс предприятий, но и инфраструктура, их обслуживающая: железные дороги и вагоны, автодороги и машины, порты и суда. От благополучия компании зависит жизнь в нескольких городах страны. Напрямую на «Мечел» трудится 72 тыс. работников, в том числе в Казахстане, Литве, на Украине и в США. Но основной бизнес находится в России. Здесь у компании не только все ключевые активы, но и стратегические вложения, и, как следствие, масса подрядчиков. В итоге вся деятельность «Мечела» кормит порядка полумиллиона человек.

figure class="banner-right"

var rnd = Math.floor((Math.random() * 2) + 1); if (rnd == 1) { (adsbygoogle = window.adsbygoogle []).push({}); document.getElementById("google_ads").style.display="block"; } else { }

figcaption class="cutline" Реклама /figcaption /figure

Сам «Мечел», с его выручкой в 8,6 млрд долларов, в масштабах экономики дает порядка 0,35% ВВП. Еще столько же производят его смежники и в сопоставимую сумму складываются его долги. В итоге падение компании способно нанести серьезный удар по экономике: всего мы можем потерять около 1% ВВП. И это будет только прямой убыток. Но есть и косвенный: у «Мечела» открыты кредитные линии в 47 банковских организациях по всему миру. В случае банкротства под эти долги «Мечела» банкам придется создавать стопроцентные резервы. Для большой тройки российских банков (на ВТБ приходится 1,8 млрд долларов из долга «Мечела», на Сбербанк 1,32 млрд и на Газпромбанк 2,35 млрд) это удар по собственному капиталу на 5,5 млрд долларов. Поскольку банки обязаны создавать резервы, другими словами замораживать часть капитала на счетах ЦБ, так как работают с плечом 1 к 10, это будет означать 55 млрд долларов кредитов, не выданных реальному сектору экономики. Все вместе это уже тянет на 2–3% ВВП.

Но предположим, что все эти расчеты будут проигнорированы банками, и они добьются банкротства «Мечела». Взамен кредиторы получат миноритарные доли в «Мечел майнинге» и других «дочках» компании, заложенные по кредитным договорам. Пока банки разберутся что да как, установят контроль и назначат управленцев, может пройти несколько месяцев. «Дочкам» «Мечела» это грозит перебоями с финансированием и остановкой предприятий. Но такие объекты, как доменные печи или коксохимические установки, после приостановки своей деятельности потребуют капитального ремонта. Например, восстановление трех доменных печей обойдется в 300 млн долларов. Остановка угольных карьеров влечет за собой невыполнение контрактов — это штрафы, с одной стороны, и потеря рынков — с другой. Таким образом, рассуждения о банкротстве предприятия выглядят не то чтобы натянутыми — любому здравомыслящему человеку понятно, что банкротство «Мечела» — тупиковый вариант, способный столкнуть не только компанию, но и значительную часть экономики страны в пропасть.