Венецианская маска - Рафаэль Сабатини

Он передал дела в руки своего управляющего, Камиля Лебеля, — молодого адвоката, обученного под его личным попечением, — доверившись теперь этому человеку, которого он поднял из грязи до мантии. Он со спокойной душой оставил его распоряжаться судьбой владений в Соле в опасных политических водоворотах того времени.

После смерти отца, не спасовав перед характером событий во Франции, подбадриваемый своей матерью — англичанкой, которая ставила долг выше всяких прочих соображений, — Марк-Антуан пересек Ла-Манш, чтобы привести в порядок дела в Соле.

Его владения, как и владения большинства эмигрировавших дворян, были конфискованы государством и переданы народу. Однако, их за бесценок приобрел Камиль Лебель на деньги де Меллевилля, которые перешли в его руки, как к управляющему имением. Сомнения не смутили душу Марка-Антуана даже тогда, когда он обнаружил, что Лебель был в Турине весьма влиятельным республиканцем — председателем Революционного Трибунала в Туре. Он предположил, что это служило прикрытием для верного слуги ради наилучшего исполнения обязанностей управляющего. Просветление пришло лишь тогда, когда, обвиненный и арестованный, именно Лебелем он был приговорен к смерти.

Однако, в отличие от других дворян, Марк-Антуан имел серьезную выгоду в этом безнадежном положении. У него оставалось богатство, и сохранилось оно в Англии, откуда могло быть доставлено. Он понял, насколько продажными были эти заморыши нового режима, каких масштабов достигла здесь коррупция. Он послал за нанятым адвокатом, о котором Лебель самонадеянно забыл, и склонил его к тому, чтобы вовлечь в сделку и общественного прозектора. Сделав свое дело, Лебель покинул Тур ради хозяйства в Соле, что и предоставило шанс на осуществление плана, предложенного Марком-Антуаном. За его торжественное обещание и расписку на несколько тысяч фунтов золотом, выплаченных в Лондоне, его имя было внесено в список казненных, а сам он тайно исчез из тюрьмы и получил паспорт, который позволял ему благополучно пересечь Ла-Манш.

До случайной встречи той ночью на постоялом дворе «Белый крест» в Турине Лебель пребывал в уверенности, что не существует наследного владельца поместий в Соле, который мог бы появиться и потребовать их в случае реставрации монархии.

Марк-Антуан и не предполагал, что встреча, которую он сначала посчитал катастрофой, так повлияет на его дальнейшие намерения, пока не приступил к внимательному изучению бумаг Лебеля.

Это случилось в Кресчентино. Он приехал сюда к полуночи и, поскольку форейтор сообщил о крайней усталости лошадей, нашел приют в запущенном доме, принадлежавшем почтмейстеру. Несмотря на позднее время и усталость, он принялся при свете двух сальных свечей изучать содержимое курьерской сумки Лебеля. Теперь ему стало ясно, что Лебель проделал лишь часть своего пути к моменту их встречи, и, кроме того, выяснилась истинная цель его миссии в Венеции.

При бегстве из Франции в девяносто третьем году Марк-Антуан увозил с собой плоды проницательных наблюдений и благодаря этому мог сообщить предусмотрительному правительству короля Георга сведения из первых рук. Авторитет его общественного положения, ясность изложения и проницательность в интерпретации фактов привлекли внимание мистера Питта. Министр не один раз посылал за ним, когда известия с другого берега Ла-Манша тревожили больше обычного и требовали совета человека, подобно Марку-Антуану хорошо разбиравшегося в делах Франции.

Это привело к тому, что весной 1796 года, когда личные дела виконта призвали его в Венецию, мистер Питт оказал ему доверие, предложив выполнить поручение, которому британское правительство придавало огромное значение.

Успехи итальянской кампании Бонапарта внушали министру серьезные опасения своей чрезвычайной неожиданностью. Кто перед лицом фактов мог предположить, что сущий мальчишка без опыта руководства, сопровождаемый оборванной, изнуренной толпой, недостаточной количественно, не имея необходимого оснащения, сможет успешно противостоять Пьемонской коалиции с закаленной армией Империи под командованием опытнейших генералов? Это было столь же тревожным, сколь и фантастическим. Если молодой корсиканец продолжит в том же духе, то результатом может стать избавление Французской Республики от банкротства, на грани которого, к удовольствию мистера Питта, она сейчас оказалась. Не только истощенная французская казна вновь наполнялась в результате этих побед, но и пошатнувшееся доверие народа к своим правителям восстанавливалось, а слабеющая воля к продолжению борьбы воскресала.

Республиканское движение, на деле оказавшееся почти культом, воспряло и стало движением, представляющим угрозу всей Европе и всем тем институтам, которые европейская цивилизация считала неприкосновенными и неотъемлемыми для своего благосостояния.

С самого начала Вильям Питт кропотливо трудился над созданием коалиции европейских государств, которая явилась бы прочной, неуязвимой преградой для выпадов анархии. Выход Испании из этого альянса был для него первой серьезной неудачей.[8] А быстрые победы Итальянской[9] Армии под командованием Бонапарта, закончившиеся перемирием в Чераско, превратили явную неприятность в сильнейшую тревогу. Не имело смысла уповать на то, что успехи молодого корсиканца, в результате закулисных операций партии Барраса поставленного во главе Итальянской армии, объясняются лишь любезностью фортуны. Появился грозный военный гений, и, если Европа хочет избежать смертельной чумы якобизма, необходимо бросить на чашу весов все остатки имеющихся сил.

Невооруженный нейтралитет, провозглашенный Республикой Венеции, был более недопустим. Было недостаточно того, что Австрия могла собрать и пустить в дело свежие войска, более грозные, чем те, которые Бонапарт уже разгромил. Венеция, хотя и утратила былую силу и славу, еще была способна выставить на поле боя армию в шестьдесят тысяч человек. Поэтому Венецию необходимо было убедить отказаться от ее нейтралитета. До сей поры Самая Светлая Республика встречала все предложения выступить против поработителей Италии тем возражением, что уже выставленные против французов силы вполне достаточны для отпора. Теперь, когда события доказали ошибочность этого утверждения, надо было, чтобы она осознала грозящую ей самой опасность дальнейшего промедления и объединилась хотя бы из духа самосохранения, если не из более возвышенных побуждений, с теми, кто с оружием в руках противостоит общей опасности.

В этом заключалась миссия виконта де Сола. Существовавшие в Венеции законы запрещали любые частные контакты между официальным послом и дожем[10] или кем-нибудь из членов Сената[11]. В сущности, виконт ехал как тайный чрезвычайный посланник, располагающий возможностью, парадоксально запрещенной для официально аккредитованного посла сутью его действительной службы. И в дальнейшем эта возможность казалась ему все более важной, поскольку Бонапарт нанес сокрушительное поражение войскам империи под Лоди.

Лебель, как явствовало из бумаг, изучаемых Марком-Антуаном с возрастающим интересом и вниманием, имел ту же конечную цель и ехал в Венецию прежде всего в качестве представителя французских интересов.

Тщательно разработанные откровенные замечания инструкций, написанных лично Баррасом, подтверждали полное доверие к Лебелю, о полномочиях которого уже было сказано.

Первое поручение, данное Лебелю, касалось Бонапарта, которому следовало прекратить свое сумасбродство. Баррас считал, и признаки этого были налицо, что успехами Бонапарт обязан своему таланту. Если Бонапарт проявит чрезвычайную самонадеянность, Лебель должен напомнить ему, что рука, поднявшая его, умирающего от голода, из сточной канавы, может с такой же легкостью возвратить его туда же.

Имелись подробные инструкции относительно дальнейшего ведения итальянской кампании, но не очень детальные в том, что касалось Венеции. Баррас указывал, что Венеция угрожающе колеблется не столько в выборе между вооруженным или невооруженным нейтралитетом, но между нейтралитетом и враждебностью. Следовало оказать на нее давление. Имеются признаки, свидетельствующие, что Питт — монстр вероломства и лицемерия — замешан в это дело. Просчет мог бы теперь толкнуть Венецию в руки Австрии с последствиями, печальными для Итальянской Армии.

Смысл этого разъяснялся в подробном описании сил Венеции на суше и на море.

В задачу Лебеля входило потребовать от Бонапарта — и проследить за выполнением этого требования, — чтобы Венеция была успокоена торжественными заверениями в дружбе, пока не придет время разделаться с ней. Это произойдет, когда австрийское сопротивление будет настолько подорвано, что альянс с Венецией не поможет уже ни одной из них.