Сотворение мира за счет ограничения пространства, занимаемого Богом - Ханох Левин

Когда Геверл вернулся в гостиную, Лотра стояла нагнувшись, задом к нему, и возилась с пластинкой. Поставив ее на проигрыватель, она выпрямилась, обернулась и улыбнулась ему своей мерзкой улыбочкой. Веселость Геверла достигла предела. Идиотка несчастная. Улыбается ему, смотрит на него с любовью, заискивает перед ним и даже не подозревает, что дочь ее барахтается в этот момент в его моче. О, как чудно устроен этот мир! Часть людей знает нечто такое, о чем другая часть человечества даже не догадывается. Те, кто знают, сидят и покатываются со смеху, а те, кто не знают, не могут понять, в чем дело. Но поскольку им тоже хочется принять участие в общем веселье, то с неуверенными улыбками на лицах они робко пытаются присоединиться к смеху посвященных.

При виде удивленного лица Лотры, не понимавшей причин его неожиданной веселости, Геверл почувствовал, что больше не в силах сдерживаться, рухнул на диван и захохотал, как сумасшедший. Больше всего его смешила даже не собственная выходка, а глупость и неведение Лотры. Время от времени он бросал взгляд на ее физиономию, на ее удивленно поднятые брови, на ее неуверенную улыбку, как бы спрашивавшую у него разрешения посмеяться вместе с ним, хотя она и не знает почему, и это смешило его еще больше. Из глаз потоком струились слезы. «Ха-ха-ха! — смеялся Геверл, согнувшись пополам и зажимая живот руками. — Хо-хо-хо! Ху-ху-ху!» Дай Бог, чтобы на его собственных похоронах пролилось столько слез.

Лотра не вызывала у него ничего, кроме презрения, зато от себя он был в полном восторге. Он был абсолютно уверен, что такого отчаянного поступка в нашем безумном мире не совершал еще никто. Нет, помочиться на человека — такое, конечно, бывало. Люди уже мочились на своих ближних и не перестанут мочиться на них впредь. Но вот чтобы мужчина помочился на грудного ребенка, да еще в самый разгар любовных шашней с его матерью, и все лишь потому, что ошибся дверью, — такого еще не было. Даже в Древнем Риме. Он — первый. Первопроходец, шагающий во главе колонны со знаменем в руке! А на знамени вышито золотыми буквами: «Я помочился на дочку и трахнул мамашу».

Лотра продолжала смотреть на него, не понимая, что означает его смех, смущенно улыбалась и умоляющим голосом снова и снова просила его: «Ну скажи мне, над чем ты так смеешься?» Однако он не обращал на нее внимания и продолжал хохотать. Из глаз у него текли слезы, нос заложило, живот свело. При каждом новом взрыве хохота он топал ногами и хлопал себя руками по коленкам, пытаясь направить хотя бы часть сконцентрированной в его смехе энергии в хлопанье, топанье и «смотрение» на Лотру, но каждый новый взгляд на нее вызывал очередной приступ смеха, криков, стонов и бульканья в горле. Лотра сидела рядом и своей мягкой улыбкой как бы аккомпанировала его смеху. Кроме нее, в комнате была еще одна женщина, аккомпанировавшая Геверлу, — негритянская певица. Тоже дура набитая. Поет себе внутри проигрывателя и ничего не знает о его отчаянной выходке. Лотра — дура, певица — дура, соседи — дураки, весь мир — дурак, и только он, Геверл, — умен и остроумен.

Насмеявшись вдоволь, Геверл почувствовал, что ему надо передохнуть, и, тяжело вздохнув, устало откинулся на спинку дивана. Время от времени из горла у него по инерции все еще вырывались короткие смешки, но постепенно они стали сходить на нет и в конце концов прекратились. Геверл сидел молча и утирал рукавом остатки слез. Вид у него был ужасно довольный.

Лотра поняла, что Геверл посмотрел в своем воображении целый спектакль, по-видимому, комедию, которую ей, к сожалению, увидеть не суждено, и заскучала подобно тому, как скучает человек, стоящий у входа в театр и слышащий доносящиеся изнутри взрывы смеха. Поначалу он еще улыбается, хихикает вместе со зрителями, но через какое-то время, не имея достаточной причины для смеха, начинает скучать и переключает свое внимание на другие потребности организма, главным образом физиологические. То же самое произошло и с Лотрой. Она тоже переключилась на свои потребности и обнаружила, что ее мочевой пузырь переполнился. Между тем ее живот вскоре должен был посетить гость, и она решила воспользоваться паузой, образовавшейся между раскатами громового хохота Геверла и предстоящими любовными утехами, чтобы сходить в туалет и освободить свой живот от излишнего давления и накопившихся там отходов.

— Мне надо в туалет, я быстро, — сказала Лотра, смущенно улыбнувшись, и встала с дивана. Но Геверл неожиданно схватил ее за руку.

Нет. Сейчас он ее никуда не отпустит. Во-первых, именно в этот момент его колбасообразный орган снова начал напрягаться, и он не мог ей позволить улизнуть даже на минутку. Мерзкие бабы, думал он. Оставляют нас и исчезают как раз в тот момент, когда семенная жидкость доходит до середины канала. Семя засыхает и превращается в пробку. По прошествии часа или двух мы пытаемся помочиться, но уретра оказывается закупоренной. Давление мочи начинает разрывать стенки канала, пробка вылетает и причиняет такую боль, как будто тебя режут ножом. Иногда даже вытекает капелька крови. И еще: а что, если Лотра обратила внимание на то, что, помочившись, он не спустил воду? Что, если у нее зародились какие-то подозрения? А вдруг она собирается пойти в туалет, чтобы проверить воду в унитазе? Зайдет, увидит, что вода абсолютно чистая, поймет, что он не мочился в унитаз, и отправится на поиски его мочи. А может быть, она собирается заглянуть в комнату Тупиц? Возможно, даже без всякой задней мысли. Например, проверить, хорошо ли дочь укрыта. Моча ведь еще не успела полностью впитаться в матрас. Лотра заметит, что мочи для грудного ребенка слишком много, и заподозрит неладное. Да и вообще. Он не хочет, чтобы она сейчас уходила. Не хочет, и все тут. Он уже достаточно отдохнул, и именно сейчас ему хочется перейти к романтической части вечера. То есть раздеть Лотру и вставить ей. Так что, если даже Лотре и хочется в туалет, пусть терпит. Ибо сейчас здесь командует он. Он, и никто другой. Обсуждению это не подлежит.

Продолжая держать Лотру за руку, Геверл начал ее не спеша раздевать. В самому деле, куда ему было спешить? Он-то ведь уже помочился. Мочевой пузырь у него был пустой и легкий.

— Но я же никуда не убегу, — умоляла его Лотра, стыдливо улыбаясь. — Я только на одну минуточку. Туда и обратно. В туалет.

Однако Геверл был неумолим. Закончив раздевать Лотру, он немножко пощупал ее в разных местах, затем разделся сам, повалил Лотру на спину, улегся на нее и придавил ей живот. Теперь мочевой пузырь Лотры испытывал давление не только изнутри, но и снаружи. Если раньше она не понимала, почему он помирает со смеху, то сейчас никак не могла взять в толк, почему он не дает ей сходить в туалет. Геверл же тем временем неторопливо изучил каждую часть ее тела, проверил, насколько менее гладкой и упругой стала ее кожа, медленно вставил в нее свой колбасообразный орган, подвигал им взад-вперед, вынул, перевернул Лотру, как блин на сковородке, на живот, поставил ее на колени и снова вошел в нее, теперь уже сзади.

Как блин, переворачиваемый и поджариваемый ленивым поваром, Лотра оказывалась то в одной позе, то в другой, и все это во имя какого-то сомнительного удовольствия, которое становилось все более и более сомнительным по мере того, как желание помочиться усиливалось. Геверл же, напротив, был очень доволен собой. Сначала пописал на дочку, теперь вставляет мамаше. Обеим сегодня суждено принять в себя одну из жидкостей, произведенных его телом. Геверл улыбнулся. Ему уже не хотелось хохотать, как раньше, но он по-прежнему был ужасно доволен.

«Сейчас, — думал он, — когда я вставляю ей сзади, она стоит на четвереньках и очень похожа на низенький столик в ее собственной гостиной. Осталось только поставить ей на спину тарелку с колбасой, соленые огурцы, хлеб с маслом, рюмку коньяка, повязать салфетку на шею — и можно будет отлично закусить на этом человекообразном столе, не прекращая при этом сексуальной активности». Он закрыл глаза и представил, как будет есть на спине у Лотры. «Надо, — подумал он, — положить также немного лука. Будет, конечно, вонять изо рта. Ну и что? Я же сейчас нахожусь не напротив рта, расположенного у Лотры на лице, а напротив плотно сжатого „рта“, расположенного на ее заднице. А этот „рот“ — хи-хи-хи, — похоже, тоже съел пару луковиц. А может быть — ха-ха-ха, — и что-нибудь еще…» Он не удержался и засмеялся вслух.

Лотра дернулась, пытаясь высвободиться, однако Геверл крепко держал ее за талию. Когда он охвачен страстью, руки у него становятся сильными. «Если бы руки у Лотры были сейчас свободными, — продолжал он прясть нить своих размышлений, глядя на стоящую под ним на четвереньках Лотру, — то, пока я закусываю и трахаю ее, она вполне могла бы вязать мне теплый свитер на зиму, хо-хо-хо-хо-хо…»

Однако в реальности не было ни колбасы, ни огурцов, ни лука, ни коньяка. Только монотонные движения его тела. Взад — вперед, взад — вперед, взад — вперед. Геверл закрыл глаза, как верующий во время молитвы, еще сильнее обхватил Лотру за талию и начал быстро грести к желанному берегу. Хоп-хоп — греб он, — хоп-хоп, хоп-хоп. Лицо его налилось кровью и исказилось, будто усиливающееся наслаждение причиняло ему мучения. Он жадно лизал и целовал тело Лотры, его губы словно приросли к ее спине, и на какое-то мгновение Лотра показалась ему вдруг прекрасной. Он пришел в такой восторг, что у него даже промелькнула мысль: «А почему бы мне и в самом деле не связать свою судьбу с этой очаровательной женщиной?» Но именно в этот момент он достиг пика наслаждения, взвизгнул по-поросячьи, и волна выбросила его на берег.