Реалити-шоу «Властелин мира» (сборник) - Мария Фомальгаут

– Откуда животные?

– Оттуда, – он тычет пальцем в небо.

– А поконкретнее нельзя?

– Нельзя.

– Это вас теперь привлечь можно… за жестокое обращение с животными. С очень редкими животными.

– Какие они, к чёрту, редкие, там их как звёзд на небе…

– Где там?

Не отвечает. Думаю, в каких жутких землях он побывал, под какими чужими солнцами, откуда притащил это… это…

Не знаю, что.

Они убивали друг друга.

Первый раз видел зверей, которые с такой злобой и жестокостью убивали друг друга. Ни за что. Без причины. Хладнокровно, расчётливо, будто выполняли какую-то работу…

Да и вообще, когда я последний раз видел, чтобы убивали друг друга…

Не помню. Я не застал то время, когда убивали, я родился, когда и кражи были не в порядке вещей. Никак не думал, что в городских трущобах до сих пор осталось это зверство, когда стравливают собак, птиц, змей… только тут похлеще. Много похлеще.

Ничего, всё расскажет. Как миленький. Под ментоскопом и не такие раскрывались, рассказывали всю подноготную, когда уже не остановить задержанного, выкладывает тебе всю свою биографию, первую-вторую-третью любовь, первую-вторую-третью ненависть, а в детстве под кроватью Глазастик жил, а под кровать смотреть нельзя было, там Глазастик, а…

А…

Подъехал шеф, я вышел ему навстречу, мне не терпелось сказать, что…

– Поймал-таки? – шеф прямо светится, я ему сболтнул по телефону про пришельцев, так шеф мне только что памятник не ставит…

– Ага… тёпленького взял… в притоне его…

– Во-от, всегда говорил, далеко пойдёшь, молоток, парень, молоток, вырастешь – кувалдой будешь…

Ну, не всегда, чуть не добавил я, еле успел промолчать…

– Этих-то видел? – подмигивает шеф. – Тварей?

– Ага, видел… жуть…

– А как они друг друга… взглядом на расстоянии…

– Ну. Я всё боялся, как бы они нас не поддели…

– Да не боись, там всё продумано, стекло стоит… Ну, где у тебя живодёр-то этот сидит?

– Вон, в камере… слова из него не выжмешь.

– Ой, ничего, выжмем, и слово, и не слово… будет знать, как гадости всякие народу показывать…

Шеф идёт к камере. Теперь ещё более заметно, что под хмельком, да не под хмельком, а под хмелищем, как вообще на ногах держится. Смотрит на арестованного, прищуривается ещё больше.

– Ко-о-го я ви-ижу? Сколько лет сколь-ко зи-им!

Хлопают друг друга по плечам, через решётку, шеф делает мне знаки, давай-давай, открывай, чего встал…

Открываю. Смотрю, как шеф тащит заключённого, или заключённый тащит шефа, уже не разобрать, устраиваются за столом, шеф ещё пытается что-то разлить по бокалам, не может.

– А я слышал… ты в звёздах там… погиб…

– Такие не погибают, знаешь…

– Развернулся, клуб открыл?

– Ну…

– Эти у тебя там… дерутся?

– Ну… звери, чисто звери, ты бы посмотрел…

– Ага… зайду как-нибудь…

– А-а, и все скажут, шеф полиции пришёл… этих смотреть…

– А я за… мак… за… масс… ки…

– Замаскируешься, говоришь? Ну-ну…

– Хорошо получаешь, с показухи со своей?

– Не жалуюсь… тебе отстегну, будь спок… семьдесят на тридцать.

– Ну, это ты прямо что-то загнул… от щедрот…

Вспоминают обо мне. Как-то оба, разом, смотрят на меня, хочется выхватить пистолет, застрелить обоих, пока они меня не застрелили…

– А парень у тебя молодчина…

– Не сильно он тебя?

– Да нет, что ты… кроме шуток, молодец парень… а ещё говорят, полиция у нас лыка не вяжет. Ещё как вяжет. Премию ему теперь надо.

– Да я тоже думаю… премийку ему подкинуть, да и начальником отдела поставить…

…пишу это, потому что не могу не писать, не могу молчать, хоть на бумаге выложу всё. Как есть. Про меня. Про шефа. Про звёздного странника. Про тех тварей, которые там… там…

Пишу, чтобы не молчать.

И ничего не могу поделать.

Я тоже дорожу своим местом.

Очень дорожу.

Выхожу на улицу в поток прохожих, они смеются, догонят друг друга. Они не знают, что там, в тёмных кварталах… а может, знают. Вот так: отходят от станка, встают из-за стола в конторе, уходят пораньше, ссылаясь на неотложные дела дома, супруга приболела, и всё такое. Потом звонят супруге: на работе завал, я немного задержусь, родная, к ужину не жди… а сами потихоньку едут в тёмные кварталы, путая следы…

Смотрю в лица прохожих. Разве вот этот почтенный отец семейства может истошно орать – кро-ви, кро-ви? Или вон та дамочка разве делает ставки на красных, на красных, сегодня на красных…

Не верю.

Горожане сами не знают, что у них под носом творится…

Сворачиваю в неприметный подъезд, протягиваю четыре штуки за билет. Подорожали билеты… вхожу в зал, первым делом ползу к тотализатору, сегодня ставлю на красных.

Кресла у них здесь неудобные, щупы поджимать приходится, клюв девать некуда. Ну да ничего. Дело того стоит.

Конферансье объявляет…

Чувствую, как сжимается сердце, как закипает кровь, как рвутся из меня какие-то первобытные инстинкты. Уже нет меня, растворяюсь в ревущей толпе, скандирующей – кро-ви, кро-ви…

Они бросаются в атаку, друг на друга, страшные, вертикальные, непонятно как не падающие со своих подпорок. До поры до времени. Убивают друг друга. Взглядами, взглядами, на расстоянии, мне кажется, убивают самой ненавистью.

…довожу до Вашего сведения, что сегодняшнее наше наступление закончилось победой. Китайское подразделение полностью разгромлено. Пленники перенаправлены в…

…в который раз во время спецоперации наши солдаты стали свидетелями странного феномена: вокруг поля боя мы наблюдали странного вида сооружения, на которых сидели лиловые существа со множеством отростков. Попытки приблизиться к существам не увенчались успехом: между нами как будто находилась непреодолимая прозрачная стена…

2013 г.

Соловьиный сад

Иногда соловьи приходили в рощу, послушать человека. Конечно, только иногда, когда настроение было соответственное, лирическое. Приходили по одному, приходили парочками, целовались в роще.

Слушали человека.

Человека услышать – большая редкость, человек, он же тоже не всегда поёт. Делает что-то в своей клетке, своё, человеческое, или бегает в колесе, или листает страницы, или сидит перед экраном. Соловьи ему специально всё сделали в клетке, как у людей: и экран, и сшитые страницы, и местные умельцы даже слепили гипсовую женщину, как настоящую. Кресло плетёное сплели, диван. Чтобы всё, как у людей.

Да кто знает, как должно быть у людей…

А иногда человек поёт. Особенно по весне. Или если сам вырезает что-нибудь из дерева, это у него ловко получается. И поёт, это тоже хорошо у него получается…