Хроники Марионеток. Цель Офицера - Риссен Райз

Через некоторое время Рин подошла к развилке и сверилась с картой. Тракт шел в Синтар, довольно большой город, служивший чем-то вроде речного порта и центра торговли во владениях, принадлежащих императору. Ей туда было не нужно. Она хотела пройти как можно дальше от постов гвардейцев императора, которые располагались у входа в Синтар и выхода из него. А вот проселочная дорога, которая вела к самым берегам Арны через россыпь рыбацких поселков, вполне подходила.

Светало: на востоке занималась розовая заря, окрашивая верхушки хвойных лесов на горизонте в красный цвет. На белой глади замерзшей Арны черными кляксами выделялись рыбаки. Рин уже прошла одинокие черно-серые домишки на отшибе от поселка и сейчас приблизилась к центру: люди стали попадаться чаще, дома стояли плотнее. Девушка снова натянула капюшон на глаза.

Большинство домов были бревенчатыми, древесина снаружи – серой и волглой, местами пораженной плесенью. Красить дома здесь было бесполезно из-за погодных условий, поэтому владельцы лишь смолили внутренний брус да щедро просыпали его махоркой от древесных вредителей. Рыбаки чуть свет уходили на реку, возвращались обедать и снова уходили до ночи, поэтому требования к своему жилищу предъявляли совсем невысокие.

Рин старалась выбирать улицы, где не было людей. В ее одежде она здесь весьма приметна, а слухи в деревнях распространяются быстрее, чем зараза в госпитале. Девушка взглянула на наручные часы: половина девятого. Патруль должен начать обходы в девять утра, и до этого кровь из носа нужно миновать Синтар и выйти к Мертвым топям. Значит, времени у нее осталось не так много. Интуиция шепнула ей бежать, и она побежала, уже не заботясь о том, что кто-то мог ее увидеть. Рин как раз пробегала мимо такелажной лавки, которая стояла последней в ряду низких домиков, когда путь ей внезапно преградил седенький дедуля, похожий на сморщенный гриб. Рин невольно остановилась, и он сцапал ее за рукав.

– Постой, девонька, помоги дедушке, – прокряхтел старик, стукая об снег палкой, на которую опирался. – Дочка заболела, тяжелая совсем, маленький есть просит, а одному мне не сладить с двумя!

– Ох, не вовремя ты, дедуля, спешу я! – поморщилась Рин, нервно глядя на часы: без пяти девять.

– Не оставляй старика погибать, совсем некому помочь… – огорчился тот.

– Дедуль, прости! Нет времени!

– Нешто от собак бежишь? – он как-то странно покосился за ее плечо, а потом хитро усмехнулся и поманил ее.

– Пойдем, девонька, я тебя укрою. Понял я тебя: ты от гвардейцев скрыться хочешь.

Рин остолбенела:

– Чего?!

– Пойдем! Пойдем, да поскорее! Патруль пройдет, тебя не сыщет. Ты ужо уйти не успеешь, вон ужо они идут, – он махнул рукой куда-то за ее спину.

Рин обернулась и увидела в самом конце деревни группу солдат, возглавляемую командиром в алой кирасе. Они шли нога в ногу, их топот отдавался в ее ушах тянущей болью. Зубы у Рин заныли, кулаки зачесались. Пот прошиб ее от макушки до пяток, и липкий страх скрутился узлом где-то внизу живота. Только теперь она поняла, что вперед ее гнал звук их марша, который она заслышала еще раньше, но не распознала. Дед потянул ее в сторону своей бревенчатой хибары.

– Дед! – рыкнула она, вглядываясь в его мутные серые глаза. – Только без фокусов.

– Не волнуйся, девонька, у меня сын такой, как ты, – улыбнулся он, и его лицо стало похоже на печеное яблоко.

– Был когда-то… – добавил старик, и усмешка его потухла, а в глазах словно появилось и тут же пропало темное пламя.

Она вошла в хибару вслед за дедом. Обстановка была бедняцкая: две комнаты с низкими потолками, единственное неширокое окно занавешено пожелтевшим от времени тюлем. В черной от сажи и копоти печурке бился огонь, на котором грелся котелок. От него шел запах рыбного бульона. В углу комнаты стояла детская кроватка с резными решетками, в ней тихо плакал малыш. В другой комнате стояла еще одна кровать, на которой лежала укрытая двумя тяжелыми одеялами очень бледная женщина.

– Чем она болеет? – спросила Рин, приглядываясь к женщине.

– Зимняя немочь… Всю осень ходила в легком платье, работала – себя не жалела, ела плохо.

Рин скрипнула зубами и прикинула возможные варианты болезней.

– Ладно. Поищу, чем могу помочь. А пока… подвал у тебя есть?

– Погреб-то? Есть погреб, да зачем тебе в него? Они в дома не заходят, так, мимо пройдут да уйдут.

– Пошли в погреб. Дочери скажи, что ты пошел за лекарем. Быстро и тихо.

Дедушка прошел в дальнюю часть коридора, отодвинул ногой домотканый половик, открыв люк в полу. Через минуту, поддерживая деда за руку, Рин спустилась в сырой темный погреб, где воняло прелой картошкой, вяленой рыбой и плесенью. Неверный свет единственной сальной свечки выхватил из темноты полки с бочонками, связку рыболовных снастей и висящий на стене охотничий самострел.

Рин присела прямо на пол, облокотившись на полку.

– Дед, ты говорил, что сын у тебя был такой, как я. Что ты имел в виду?

– Был сынок-то, да… – огорчился старик и стал бесцельно двигать крынки, в которых, наверное, хранились припасы. – Тоже прятался от этих собак-гвардейцев.

– Расскажи мне про него больше.

– Немного я рассказать могу. Сбежал из дому уж давно. Когда уходил, сказал лишь, что должен прекратить это безумие императора. Потом приходил-уходил, когда вздумается. Так, бывало, придет, посидит со мной, а наутро след простыл, и год цельный нету! Только теперь я не знаю даже, жив ли он. В последний приезд он сказал, мол, нашел тех, кто собирается свергнуть императора, да кристалл уничтожить. Я все думал еще, не о том ли кристалле он говорил, что выкопали тогда под Золотым Когтем? Наверное, о нем…

– Дед, как зовут твоего сына?

– А тебе почто? Илар.

– Илар? – удивилась Рин, просветлев лицом. – Он такой высокий, рыжий, глаза карие?

Старик кивнул, Рин улыбнулась и сняла капюшон.

– Девонька! – ахнул старик, глядя на нее с крайним изумлением. – Так ты из этих…

– Ну да, да, я аирг. Скажи, я описала твоего сына? – она встала и взяла деда за руку. Он все еще потрясенно смотрел на нее и только кивнул в ответ.

– Я знаю твоего Илара. Не волнуйся, он жив и с хорошими людьми.

– Девонька… – хрипло выдохнул старик, и его глаза заслезились.

– Ты раньше жил в поселке под горой Золотой Коготь, верно? И когда кристалл выкопали, Илар был там, именно он побежал докладывать о находке, да?

Старик снова кивнул, верно, язык его не слушался.

– Дед, вероятно, через месяц я встречу твоего сына. Я обязательно передам ему, чтобы он навестил тебя.

– Ох! Ох! – запричитал он, сминая ее ладошку и глядя благодарно.

Вдруг Рин напряглась всем телом: чуткие уши уловили звуки шагов совсем рядом. Гвардейцы шли мимо дома. Она закрыла старику рот и напряженно вгляделась в потолок. Наверху заплакал ребенок. Марш остановился. Закрипел снег под сапогами, когда кто-то подошел к дому. Он открыл входную дверь и зашел. Рин задержала дыхание и нащупала револьвер; ощущение нагретой ее теплом тяжелой рукояти в ладони немного успокоило. Вошедший сделал пару шагов внутрь, окликнул больную, но, получив только тяжкий вздох вместо ответа, развернулся и вышел, хлопнув дверью. Слышно было, как гвардеец уходит, а следом снова раздается мерный марш. Только когда он совсем стих, Рин выдохнула и освободила старика. С ее помощью они вылезли из погреба, и девушка принялась осматривать больную женщину. Она была очень слаба, едва-едва в сознании. На бледном грязном лице выступили пунцовые горячечные пятна, ее душил сильный кашель.

Рин порылась в своем рюкзаке, выудила несколько склянок с согревающими настойками, целебные травы и принялась варить лекарство. Спустя полчаса все было готово, и она отпаивала полуобморочную женщину из деревянной ложки ухой, заставляя ее после каждого глотка пить горькое лекарство. Дочь старика и впрямь была похожа на Илара: такая же рыжая, плотная и с добрыми карими глазами. Рин взбила подушку и уложила ее обратно, сказав отцу, что скоро все будет хорошо, нужно только каждый час поить ее этим отваром и обязательно кормить.

Ребенок хныкал потому, что описался и замерз в мокрых одеялах. Рин перепеленала его и как раз собиралась покормить, когда дверь комнаты распахнулась, громко хлопнув о стену. Вошел шатающийся мужик в сером грязном кафтане. От него со страшной силой разило спиртным и рыбой. Старик встал посреди комнаты напротив него, опершись на свою палку обеими руками, а Рин тут же натянула капюшон на лицо и встала в темный угол, за шкаф, чтобы ее не было видно. Малыш в ее руках притих, сладко посапывая.

– Папаша! Сегодня клева нет, я останусь дома. А где Милка?

– Вил! Утро еще, а ты опять пьяный?! Ах ты, бестолочь, никакого сладу с тобой нет! Жена больная, ребенок голодный, а он пьет!