Красная жара - Роберт Тайн

Руки Виктора были направлены прямо в сторону груди Юрия. Внезапно, словно скользнув вдоль руки, в ладони у Виктора оказался пистолет. Он выскочил, приведённый в движение усилием мышц и появился, словно по волшебству. Калибр у него был небольшой, но двух пуль, вонзившихся в грудь Юрия, оказалось достаточно. Юрий схватился за грудь и упал. Виктор спрятал пистолет обратно в свой пошитый в Лондоне рукав и неторопливо вышел через ворота. Там он свернул налево по заснеженной улице и исчез…

После чего вновь возник в городе Чикаго, что в Соединённых Штатах Америки. Там он был арестован полицией за какое-то нарушение уличного движения. Имя его оказалось в компьютере ФБР, откуда попало в компьютер Интерпола в Бельгии, который, в свою очередь, оповестил как американцев, так и русских, что задержан крупный международный преступник.

Сообщение об аресте Виктора Росты, проследовав через ряд инстанций московской милиции, в конце концов оказалось на столе у непосредственного начальника Ивана Данко. Это был майор Бондарев — и уже он-то и сообщил Данко, что самый разыскиваемый в Москве человек арестован в Чикаго. Хотя внешне, казалось бы, спокойно воспринявший эту новость, Данко почувствовал, как сильно забилось сердце у него в груди.

— Вы отправитесь в Америку, — сказал Бондарев, — и привезёте его домой.

— Есть, товарищ майор, — флегматично ответил Данко.

— Вообще-то мне не следовало бы посылать вас. Вы, конечно, отличный офицер, Иван Иванович, но уж больно много значит для вас это дело. А это порой, мне кажется, несколько влияет на рассудок.

— Я буду исполнять приказания, товарищ майор.

— Конечно, — майор Бондарев предложил Данко толстую чёрную сигару. — Возьмите. Стоит иногда доставить себе удовольствие.

Данко взял сигару скорее из любезности, чем с охотою, но сигара понравилась ему. Чудесная настоящая Гавана — в Штатах таких не достанешь.

— Там вы останетесь только на одну ночь, — сообщил ему начальник. — Прилетаете, проведёте ночь, заберёте арестованного и возвращаетесь. Вам ясно?

— Абсолютно, товарищ майор.

— Отлично, — майор выпустил облако голубого дыма. — Я ведь знаю, что это значит для тебя, Ваня.

«Нет, не знаешь», — подумал Данко. Никто не знает, что чувствует опер, когда убивают его напарника. Данко провёл целые ночи, долгие холодные ночи, восстанавливая ту сцену в своём воображении. Он снова прослеживал каждое своё движение, анализируя, критикуя, размышляя, не совершил ли где ошибки. Он не мог забыть того дня.

Как только он увидал огорчённое, бледное и испуганное лицо молоденького милиционера, Данко понял, что Юра ранен. Он выскочил во двор, как сквозь туман различая, что снег возле тела его друга стал уже совсем красным рядом с раной, постепенно розовея по краям. Люди, посетители «Дружбы» и милиционеры, сгрудились вокруг Юриного тела. Данко растолкал их и опустился на колени возле лежащего друга. Даже неспециалисту было ясно, что Юрий уже при смерти. Лицо его побелело, дыхание стало тяжёлым и прерывистым, губы посинели и дрожали.

Данко обхватил Юрия руками.

— Держись, дружок, — хрипло произнёс он, — сейчас «скорая» придёт. Завтра мы ещё посмеёмся. Пожалуйста, держись.

Глаза Юрия словно ничего уже не видели, но он узнал голос и улыбнулся:

— Слишком поздно, Вань. Я проиграл.

Данко почувствовал, как тело его друга тяжелеет.

— Он ведь был мой. Мой! Но я проиграл, — если б у Юрия было побольше сил, он бы в отчаянии трахнул по земле кулаком. Но даже для того, чтобы произнести последние слова, ему понадобилось напрягаться. — Продолжай без меня. Обещай, обещай, что возьмёшь его.

— Обещаю, — торжественно сказал Данко. Юрий довольно улыбнулся:

— Вот и хорошо.

Бондарев что-то говорил, и Данко потребовалось несколько секунд, чтобы сосредоточиться на его словах:

— ..конечно, вы не должны давать американцам ни малейшего намёка на то, за что мы разыскиваем этого человека. Мы с ними можем сейчас более-менее дружить, но не стоит выносить сор из избы — надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду.

— Конечно, товарищ майор, — Данко выглянул в окно. В Москве уже лето. А Юра умер зимой. Но кажется, будто ещё вчера снег был по колено.

Бондарев продолжал что-то говорить. Данко снова заставил себя вернуться к действительности.

— Ровошенко, лейтенант Ровошенко принесёт вам билет, визы и все остальное, что потребуется. Сегодня вечером, — он протянул руку:

— Удачи, товарищ капитан.

Данко пожал руку своего начальника:

— Спасибо, товарищ майор.

Данко, будучи аккуратным, методичным человеком, упаковал одежду, заботливо складывая её, прежде чем поместить в потрёпанный чемодан, лежащий на кровати. Он уложил два гражданских костюма — один голубой, другой безвкусного зеленоватого цвета, не забывая при этом расправлять складки на брюках. Опустился вечер и, словно напоминая ему об этом, ровно в шесть запикали его наручные часы. Он нажал на рычажок, отключая сигнал. Затем пошёл в свою небогато обставленную гостиную, приподнял крышку птичьей клетки и покормил сидящего там яркого попугайчика.

Тут раздался звонок в дверь. Он открыл. Это была лейтенант Катя Ровошенко, светловолосая, сурового вида дама лет сорока с лишним, столь же преданная своему служению в рядах московской милиции, как и сам Данко.

— Товарищ капитан, — сказала она. — Я принесла ваши документы.

Он посторонился, пропуская её на кухню, и вынул бутылку водки из морозилки обшарпанного холодильника. Она открыла свой портфель, надела очки в роговой оправе и начала читать холодным отрывистым голосом.

— Ваш паспорт, — сказала она, протягивая ему красную книжицу, — и ваше удостоверение, и ваше международное разрешение на перевоз преступника через границы иностранных государств.

Данко взял три темно-жёлтых конверта и подержал на ладони, точно взвешивая.

— В Международном аэропорту О'Хейр вас встретит представитель чикагской полиции.

— Как его зовут?

Ровошенко полистала свои записи:

— Тут не указано.

Данко кивнул. Он найдёт этого человека, когда прибудет.

Ровошенко вынула из портфеля ещё один конверт Он был потолще других.

— Тысяча долларов наличными. За каждый цент вы должны отчитаться. Если по каким-либо причинам этого будет недостаточно или если у вас возникнут какие-либо затруднения, вам следует связаться с Советским посольством в Вашингтоне. Там вам следует обратиться к вице-консулу Григорию Муссорскому, помощнику Дмитрия Степановича.

Данко запомнил имена.

— Что-нибудь ещё?

Последний конверт лёг на стол.

— Билет на самолёт для Виктора Росты. В одну сторону, — она взяла водку и выпила её одним глотком. Снова налила и, наконец, позволила себе одну из редких для неё улыбок.

— Чикаго, — сказала она, — город американских гангстеров.

— Меня не интересуют американские гангстеры, — сказал Данко, — меня интересует их советская разновидность.

— Если позволите мне заметить, товарищ капитан, — не следует воспринимать все так близко к сердцу.

— Вы кое-что забыли, — сказал Данко, проигнорировав её совет.

Лейтенант Ровошенко нахмурилась:

— Что?

— Разрешение на провоз через границу оружия.

— Вы поедете без оружия. Американские власти не разрешили вам иметь при себе оружие. Данко кивнул.

— Как хотят, — сказал он с миной послушного служаки.

И напоследок, прежде чем выйти из квартиры и отправиться в аэропорт, Данко вытащил свой тяжёлый девятимиллиметровый пистолет из ящика стола и опустил его под фальшивое дно чемодана. Черт с ними, с американскими правилами. К Виктору Росте он без оружия подходить не станет. И уж если не сумеет привезти его в Москву, чтоб отправить под суд, то лучше пристрелит его. Это уж точно.

Глава 2

По разумению сержанта Арта Ридзика, в Чикагской полиции существовали две основополагающие точки зрения. Одни из его коллег придерживались мнения, что Ридзик являет собою образчик преданного, героического служаки, чьи неортодоксальные методы возносят его из разряда достойных до уровня истинно великих. Детективы, придерживающиеся сего мнения, к числу коих относился и сам Арт Ридзик, пребывали, однако, в меньшинстве. Согласно другой точке зрения, Ридзик был просто бандюгой и вообще редиской, каковую следует немедля вырвать из их стройных рядов, покуда не нанесла ещё серьёзного вреда. Однако и те и другие сходились во мнении, что трудно было найти лучшего оперативника и что работать с ним было, по меньшей мере, не скучно. Ибо Ридзик имел свойство притягивать пули — словно намагниченный.

В тот день воздух на юге Чикаго раскалился до предела — и все старались оставаться дома, возле несущих прохладу кондиционеров. Все, кроме троих полисменов в автомобиле, затормозившем у сломанной тумбы посреди грязной, облезлой улицы. Арт Ридзик сидел, развалившись, на заднем сиденье, потный, мрачный и мечтающий лишь о том, чтобы побыстрее убраться отсюда.