Кофе с ограблением - Катарина Ингельман-Сунберг

Они чокнулись, и так продолжалось до тех пор, пока у них не стали слипаться глаза и они не начали немного заговариваться. А Марта перешла на сконское наречие, что с ней случалось, только когда она очень уставала. То был сигнал тревоги, и она поняла опасность.

– Сейчас, мои милые друзья, мы должны помыть посуду и навести порядок, прежде чем вернемся к себе, – сказала она.

– Приступай, – ответил Грабли и наполнил ее бокал.

– Нет, нам надо навести чистоту и убрать все в шкаф, чтобы никто не догадался о нашем пребывании здесь, – настаивала она и отодвинула в сторону свой бокал.

– Если ты устала, можешь отдохнуть у меня на руке, – сказал Грабли и дружелюбно похлопал ее по щеке.

Как все случилось, не поняла даже сама Марта, но скоро она спала, положив голову ему на руку.

На следующее утро, когда директор фирмы «Диамант» Ингмар Матсон пришел на работу, он услышал странные звуки, доносившиеся из офиса. Там стоял такой рев, словно семейство медведей вырвалось на свободу из зоопарка. Он заглянул внутрь, но ничего не увидел, однако заметил, что дверь в кухню открыта.

– Что происходит, черт побери, – проворчал он, споткнулся о ходунки и упал. Ругаясь, встал на ноги и увидел перед собой удивительную картину. Кухонный вентилятор работал на полную катушку, а за большим столом спали в одежде пять стариков и старушек из «Диаманта». На столе стояли тарелки с остатками еды и грязные бокалы, дверь холодильника была открыта настежь. Директору Матсону стало не по себе. «А публика в нашей богадельне еще хуже, чем я мог предположить, – подумал он. – Надо попросить сестру Барбару позаботиться об этом».

3

На улице завыла автомобильная сигнализация, и где-то вдалеке зажужжал вентилятор. Марта моргнула и проснулась. Снаружи уже рассвело, и глаза довольно долго привыкали к пробивавшемуся сквозь грязное стекло свету. Окна давно требовалось помыть, да и занавески, которые она повесила, чтобы создать уют, нуждались в стирке. Но никто явно не собирался заботиться о чистоте сегодня, а у нее для подобного уже не хватало сил. Марта широко зевнула. Боже праведный, какой тупой она себя чувствовала. После вечеринки, казалось, ее мозги размякли. Однако как здорово они повеселились. А если бы еще успели прибраться и вернуться в свои комнаты… Ну, если бы просто не заснули…

Марта села на край кровати и сунула ноги в тапки. Боже, как неловко все получилось, и директор Матсон орал как резаный. Да, вино и все лекарства, которые они ежедневно получали, явно составили не самый удачный коктейль. Ее взгляд скользнул по ночному столику. Там лежал штопор, полученный ею от Гения «для будущих праздников», как он сказал. Но теперь с этим было покончено. После вечеринки сестра Барбара запирала их всех вместе, и им разрешалось выходить на улицу только в сопровождении кого-то из персонала. Потом они еще получили маленькие красные таблетки «для успокоения». Боже, как тоскливо стало!

Кстати, о таблетках. Почему старых пьяниц всегда пичкают ими? Они же получали лекарств чуть ли не больше, чем еды. Пожалуй, из-за этого они так отупели. Раньше ведь всегда играли в карты и тайком пробирались друг к другу после восьми вечера. Но после того как «Диамант» вступил в свои права, всего этого не стало. Да, теперь они почти ничего не делали, а при попытке затеять карточную игру либо засыпали, либо забывали, какие карты положили. Стины, которая любила Сельму Лагерлёф и Хейденстама, сейчас не хватало даже на то, чтобы полистать еженедельные газеты, а Анна-Грета, обожавшая слушать духовую музыку и песни Йокмоккского Йоке, лишь таращилась на свой проигрыватель, но не прикасалась к пластинкам. Гений уже давным-давно ничего не изобретал, а Грабли забросил свои цветы. Они главным образом смотрели телевизор, но никто ничем не занимался. Нет, что-то пошло не так, совсем не так.

Марта поднялась, оперлась на ролятор и направилась в ванную комнату. Она задумчиво помыла лицо и выполнила остальные обязательные утренние процедуры. Не она ли собиралась протестовать и совершать революции! А сейчас просто ходила по замкнутому кругу и не делала ничего. Она посмотрела на себя в зеркало и заметила, что выглядит просто ужасно. Ее лицо было бледным, а седые волосы торчали клоками в разные стороны. Вздохнув, она потянулась за своей расческой, но случайно толкнула баночку с красными таблетками. Они раскатились по полу и теперь лежали у ее ног. У нее даже желания не возникло поднять их. Марта брезгливо поморщилась и решительным движением спихнула все в канализацию. Потом провела прореживание и среди других пилюль и через несколько дней чувствовала себя гораздо бодрее. Она снова начала вязать и, будучи любительницей детективов, опять погрузилась в мир жутких убийств, существовавших в стопке книг на ее ночном столике. И желание совершить революцию вернулось.

Услышав стук, Гений сразу понял: это Марта. Три решительных удара по двери у самой ручки, а потом тишина. Конечно, она, кто же еще. С улыбкой он сполз с дивана и опустил свитер на свой круглый живот. Давно она не приходила к нему. Каждый день он собирался навестить ее вечером, но засыпал перед телевизором. Он огляделся в поисках картонной коробки, торопливо собрал туда свои записи и инструменты с придиванного столика и отправил все под кровать. Две голубые рубашки и несколько носков с дырками он спрятал за подушками дивана, а хлебные крошки сдул на пол. Закончив с этим, выключил телевизор и пошел открывать дверь.

– Ах, это ты, входи!

– Гений, нам надо поговорить, – сказала Марта и шагнула внутрь.

Он кивнул и включил чайник. А потом залез в шкаф и нашел там молоток и несколько проводов, прежде чем добрался до банки с кофе. За ней стояли две чашки. И когда вода закипела, он наполнил их и насыпал немного кофейного порошка.

– К сожалению, у меня нет никакого печенья, но…

– И так сойдет, – сказала Марта, взяла себе одну чашку и села на диван. – Ты знаешь, это безумие какое-то. По-моему, они пичкают нас всякими наркотиками. Мы получаем слишком много пилюль. И поэтому стали такими слабыми.

– Вот как? Значит, ты считаешь… – Он незаметно запихнул разбитый радиоприемник «Грюндиг» под кресло в надежде, что она не видит. – Но так не может больше продолжаться.

– Именно. И мы должны протестовать.

Он взял ее за руку и слегка похлопал по тыльной стороне.

– Но, дорогая моя, а не поздно ли уже?

Ее глаза заблестели, а лицо оживилось.

– Знаешь, я подумала об одном деле. В тюрьме люди могут покидать свои камеры без проблем каждый день, а нам здесь фактически нельзя выходить наружу.

– Но об этих прогулках все равно ведь не скажешь, что они бывают на воле.

– Заключенные выходят на свежий воздух, и потом, они получают приготовленную там же, у них, богатую витаминами пищу и могут работать в мастерских. Им фактически живется лучше, чем нам.

– В мастерских? – оживился Гений.

– Ты понимаешь? Я хочу умереть молодой и по возможности позднее – но также хочу жить с шумом и с треском как можно дольше, – она наклонилась вперед и что-то прошептала ему на ухо. У него глаза поползли на лоб, и он покачал головой. Но Марта не сдавалась:

– Гений, я продумала все очень тщательно…

– О’кей, почему бы и нет, кстати? – сказал он, откинулся на спинку кресла и рассмеялся.

4

Сестра Барбара торопливо шла по коридору, стуча каблуками. Она открыла дверь на склад, достала тележку и выложила лекарства на поднос. На каждого из двадцати двух обитателей дома престарелых имелась специальная карточка с перечнем причитающихся им пилюль. Директор Матсон был очень дотошен в отношении медицины, и на каждого из стариков имелось персональное предписание. Определенные таблетки, вроде особых красных, выдавались всем, так же как и голубые. Они отбивали у пожилых людей аппетит.

– Тогда они меньше едят, и нам не надо покупать слишком много еды, – сказал он.

Сестре стало интересно, настолько ли это хорошо, но она не осмелилась задать такой вопрос директору, поскольку ее очень заботили хорошие отношения с ним. Она ведь хотела чего-то добиться в жизни. Сама выросла без отца, мать была домработницей в Юрсхольме, и жилось им несладко. Однажды, когда мама взяла ее с собой, она увидела красивые картины, блестящее серебро и паркет с рисунком в виде звезд. И встречала господ в мехах и красивых нарядах. Этот блеск другой жизни она так и не смогла забыть. А директор Матсон был одним из тех успешных людей. Старше ее на двадцать лет, полный сил, находчивый и уже накопивший приличный опыт в бизнесе. В первую очередь он имел большое влияние и власть и, насколько она понимала, мог помочь ей изменить судьбу. Она рьяно слушала все, что он говорил, как дочь – отца, и восхищалась им. Возможно, у него было несколько килограммов лишнего веса, и работал он слишком много, но зато был богат и своими карими глазами, темными волосами и манерами напоминал итальянца. Она почти сразу влюбилась в него и – пусть он был женат – надеялась на лучшее, а вскоре между ними все же начались близкие отношения. Сейчас он обещал взять ее с собой куда-нибудь в отпуск.