Попытка не пытка - Марина Серова

— Так что за мужик-то? — заинтересовалась я невольно: вдруг кто-нибудь из моих бывших или нынешних клиентов попал в новую переделку?

— А шут его знает! — раздраженно махнула рукой Ксюша, у которой, как я заметила, была привычка размахивать руками, словно она отпихивалась от невидимых врагов. — Начальник по культурным связям с кем-то. Общество российско-турецкой или еще какой-то там дружбы. А я так думаю: чего нам с ними дружить, с басурманами? Сдались они все! Я пока замужем была, выше крыши на их мусульманские порядки насмотрелась, думала, что повешусь.

— А как фамилия твоего пропавшего? — не отставала я от Ксюши уже просто по привычке. Постепенно я приучила себя не перескакивать на другую тему до тех пор, пока не получу любым путем ответа на заданный вопрос.

— Неужто забыла?

— Да как же! Я его фамилию дурацкую теперь во сне буду помнить, столько раз мне вчера уши прожужжали про этого Погорельцева Игоря Николаевича, чтоб он сгорел, — заявила моя «добренькая» сестренка. — Сдернул куда-то со своим чемоданом, а я должна теперь отвечать. При мне на станциях ночью он точно не выходил, да и вообще никто из наших в поезде его не видел. А ты что, знаешь такого?

— Нет вроде бы, — задумалась я.

Знакомый Погорелов у меня был — журналист тарасовской газеты. Нескольких Гореликов я тоже хорошо знаю. Один товарищ с фамилией Гореликов имелся среди банковских служащих. Но с Погорельцевым встречаться не доводилось, что, возможно, и к лучшему.

— Может, наркотики возил? — высказала я свое предположение.

— Да кто их знает! Я, сестренка, стараюсь от таких дел держаться за три версты. Особенно после того, как двоих проводников с нашего поезда — Шурика и Ваську — за решетку упекли за пособничество наркодельцам, — невесело вздохнула Ксюша, возле ног которой постепенно скапливалась целая батарея пустых бутылок. — Ежу понятно, что травкой-муравкой и всяким порошком куда выгоднее заниматься, чем тряпками. Но у меня, Танюша, Толик растет, я так рисковать не могу. А потом, со мной как-то один случай был, после которого от одного слова «героин» блевать тянет. Тебе можно за столом рассказать, не затошнит?

— Да ладно уж, рассказывай, все свои, — заинтересовалась я.

И услышала во всех красках историю, как однажды бедной Ксюше пришлось всю ночь возиться с двумя пассажирами, у которых открылась сильнейшая безостановочная рвота.

Вначале она на них просто ругалась, думая, что имеет дело с пьяницами: грозилась штрафом, высадкой на ближайшей станции, требовала хотя бы компенсацию за уборку, но только к утру, когда один из этих типов начал синеть, была вызвана «Скорая», на которой оба пассажира были отправлены в больницу.

Как выяснилось, они пытались провести в своих желудках упаковки с героином, которые неожиданно начали давать «утечку». Один наркокурьер так и скончался тогда в страшных муках, но второго все же удалось спасти и передать в руки милиции.

— Только тот, кто не знает, говорит, что скукотища ездить по одной и той же дороге, — самодовольно заметила Ксюша. — Ни фига! И в кино ходить не надо: каждый день что-нибудь новенькое случается! Только бы с этим Погорельцевым теперь все обошлось! А то наше начальство, как в каком-нибудь вагоне начинают слишком уж часто ребята в фуражках с собаками появляться, тут же нашего брата-проводника старается в другое место перевести. Или…

Ксюша еще что-то принялась рассказывать про жизнь проводников и их непосредственных начальников, но этих подробностей я уже не услышала — воздух снова сотряс пронзительный гудок ползущего по рельсам тепловоза, который таким образом объявлял о своем прибытии в депо и на много метров вокруг заглушал все прочие звуки.

— «Шестой», «шестой», пропускаем электропоезд на Багаевку, — громко, прямо у меня под ухом, произнес следом голос диспетчера. — «Шестой», ты меня слышишь?

— Да что я, глухой, что ли, — отозвался на всю окрестность «шестой».

— А чего молчишь как партизан? — продолжал допытываться женский голос из диспетчерской.

— Чего-чего? Живот болит, — ответил «шестой». — Но кого это колышет?

Я подумала, что в эту минуту бедному «шестому» должны были посочувствовать сотни невольных слушателей, живущих в десятках домов вдоль железной дороги.

— Смотри какой умный! — заметил голос из диспетчерской. — Как зарплату получать, так у тебя ничего не болит…

Это было так забавно и в то же время нелепо, что казалось невероятным: из-за допотопной связи жильцы окрестных домов обречены были и днем и ночью слушать подобные разговоры, ругань, чужие производственные перебранки. Хотя, судя по тому, что Ксения, не прерывая, продолжала свой рассказ, она уже просто не обращала ни малейшего внимания на постоянные громкие диалоги диспетчеров и машинистов в железнодорожном «прямом эфире». Как будто бы вовсе их не слышала!

Признаться, я даже посмотрела на нее с некоторым восхищением: вот это выдержка!

Зато из следующего разговора по громкоговорителю я поняла, что времени натикало уже почти одиннадцать утра — мне пора было уходить.

— Что же я только одна говорю? — очнулась Ксюша. — Ты о себе расскажи: сама-то — замужем или пока в девках гуляешь?

Но отвечать на эти вопросы мне, к счастью, не пришлось.

В дверь позвонили, и Ксюша сорвалась с места открывать. Я тоже встала с табуретки, полагая, что сейчас представился удобный момент удалиться.

По крайней мере, я узнала, что моя сестренка нашла свой способ как-то выживать в этой жизни сама, тянуть других и при этом не ныть и скулить, как ее мамаша.

Но не успела я про это подумать, как услышала в коридоре сдавленный крик Ксюши.

Глава 2 Кулачные вопросы

— Ой, мамочки, грабят! Убивают! — послышались ее причитания.

— Молчи, а то убью, — пригрозил мужской голос.

Можно было не сомневаться, что на мою рыжую родственницу совершалось разбойное нападение.

Правда, неизвестно, в каких целях, но думать об этом сейчас было некогда.

На цыпочках, быстро и бесшумно ступая, я нырнула с балкона в комнату и затаилась за одним из тюков, благо, их размеры позволяли чувствовать себя как в окопах. Отсюда мне гораздо лучше было слышно, что в коридоре происходила какая-то возня, и даже было видно нападавшего — молодого, весьма симпатичного парня, со светлым ежиком волос на голове и суровым выражением лица, который скручивал Ксюше руки, заломив их за спину.

Прежде чем вмешаться, нужно было выяснить, сколько человек грабителей и чем они вооружены, чтобы прикинуть приблизительный план дальнейших действий и рассчитать свои силы.

Преступник втолкнул в комнату мычащую Ксюшу, у которой рот был заткнут кляпом («Не профессионал! Это удобнее делать лейкопластырем!» — пронеслось у меня в голове), а руки связаны веревкой.

Как ни странно, но молодой бандит был один.

— Слушай меня внимательно, — сказал он. — Если ты пообещаешь, что не будешь кричать и звать на помощь, я просто задам несколько вопросов и ничего плохого тебе не сделаю. Но если ты вздумаешь…

Продолжения угроз я ждать не стала и быстро выскочила из своего укрытия, как только обидчик сестры повернулся ко мне спиной.

Он и понять ничего толком не успел, как уже стоял на четвереньках, получив сзади удар по болевой точке на позвоночнике, и жалобно поскуливал. А я сидела на нем верхом, крепко обхватив молодого да раннего (и явно неопытного) налетчика своими длинными ногами, а рукой зафиксировав шею, давая понять, что если тот будет дергаться, то к нему придется применить более крутые меры.

— Сопротивление бесполезно, милиция, — сказала я преступнику, тяжело дыша в его светлый пушистый затылок, подстриженный модной лесенкой, который почему-то вызывал во мне какие угодно чувства, кроме закономерной злости.

— Откуда? — прохрипел тот из-под меня, разом замирая на месте в своей нелепой раскоряченной позе.

Я чуть было не сказала ему как в детстве: «От верблюда!», но благоразумно промолчала и, пользуясь тем, что он больше особенно не сопротивлялся, слезла с противника, усадила его и крепко связала ему руки за спиной черными колготками, вовремя выпавшими из какой-то опрокинутой сумки с барахлом.

Наша схватка закончилась, едва начавшись.

Не скрою — увидев перед собой воочию «стража порядка» в коротком сексуальном платье и со стройными загорелыми ногами, налетчик сначала посмотрел на меня совершенно ошарашенно, а потом снова конвульсивно задергался, пытаясь освободить руки. Но было уже поздно.

Плохо лишь, что я недооценила темперамент Ксюши, которая, как только я ей развязала руки и вытащила кляп, сразу же набросилась на мальчишку и принялась лупить его обеими руками, особенно стараясь заехать кулаком в глаз.

— Гад! Вот гад! — орала она во всю глотку, которая вполне могла бы посоревноваться с паровозным гудком. — Смотри какой умный! Позарился на мои вещички! Подглядел, как носильщик их вчера домой припер? Подглядел? Подглядел? А что, если я тебе глаза сейчас выдеру, чтобы не зарился на чужое добро?