Том 10. Стихотворения 1929-1930 - Владимир Маяковский

[1929]

Что такое?*

Петр Иваныч,      что такое?Он, с которым      не ужиться,стал нежнее, чем левкои,к подчиненным,          к сослуживцам.Целый день    сидит на месте.Надо вам       или не надо,проходите,    прите,       лезьтесколько влезет —       без доклада.Весь бумажками окидан,мыслит,   выгнувшись дугой.Скрылась    к черту       волокитаот энергии    такой.Рвет бумажки,      мигом вызнав.Тают,     как от солнца иней.Этих    всех    бюрократизмовпросто   нету и в помине.Свет  в лице     играет с тенью…Где вы,   кисть         или резец?!Нет названий         поведенью,поведенье —      образец.Целомудрен,     — смейтесь, куры! —Нету силы    надивиться:не плюет,    не пьет,           не куритине смотрит на девиц он.Петр Иваныч,      что такое?Кто подумать это мог!Поведенье    таковоенам, простите,      невдомек.Что случилось      с вами,         милый?Расцвели вы        и взялисьс разутроенною силойстроить   нам    социализм.Эти возгласы      не в тон,лоб в сомнении      не тискай…Что такое?    Это —       онподтянулся    перед чисткой.

[1929]

Который из них?*

Товарищами        были онипо крови,       а не по штатам.Под рванью шинели         прикончивши дни,бурчали   вдвоем      животом одними дрались    вдвоем       под Кронштадтом.Рассвет   подымался       розоволик.И в дни   постройки       и ковкив два разных конца          двоих          развелигубкомовские путевки.В трущобе    фабричной         первый корпел,где путалась       правда          и кривда,где стон   и тонны          лежат на горбепереходного периода.Ловчей   оказался          второй удалец.Обмялся      по форме,       как тесто.Втирался,    любезничал,          лез           и долездо кресла    директора треста.Стенгазнул    первый —         зажим тугой!И черт его    дернул       водить рукой, —смахнули,    как бы и нет.И первый    через месяц-другойк второму    вошел в кабинет.«Товарищ…       сколько мы…          лет и зим…Гора с горою…      Здоро́во!»У второго    взгляд —        хоть на лыжах скользи.Сидит   собакой дворовой.«Прогнали, браток…        за што? —             не пойму.Хоть в цирке     ходи по канату».«Товарищ,    это      не по моемуведомству    и наркомату».«Ты правде,       браток,           а не мне пособи,вгрызи   в безобразие        челюсть».Но второй    в ответ       недовольно сопит,карандашом ощерясь:«А-а-а!   Ты за протекцией.          Понял я вас!»Аж камень    от гнева       завянет.«Как можно,        без всяких          протекций              явясь,просить о протекции?         Занят».Величественные          опускает глазав раскопку    бумажного клада.«Товарищ,    ни слова!        Я сказал,и… прошу не входить         без доклада».По камню парень,       по лестнице                вниз.Оплеван      и уничтожен.«Положим, братцы,           что он —            коммунист,а я, товарищи,      кто же?»В раздумьи    всю ночь         прошатался тенью,а издали,      светла,нацелилась    и шла к учреждениючистильщика солнца        метла.

[1929]

Они и мы*

В даль глазами лезу я…Низкие лесёнки;мне сия Силезиявлезла в селезенки.Граница.      Скука польская.Дальше —    больше.От дождика       скользкаяпочва Польши.На горизонте —       белое.Снега  и Негорелое*.Как приятно        со́ снегувдруг     увидеть сосенку.Конешно —       березки,снегами припарадясь,в снежном    лоскебольшущая радость.Километров тыщеюна Москву    рвусь я.Голая,  нищаябежит  Белоруссия.Приехал —    сошел у знакомых картин:вокзал   Белорусско-Балтийский.Как будто    у про́клятых         лозунг один:толкайся,    плюйся       да тискай.Му́ка прямо.Ездить —    особенно.Там —   яма,здесь —      колдобина.Загрустил, братцы, я!Дыры —       дразнятся.Мы и Франция…Какая разница!Но вот,   врабатываясь         и оглядывая,как штопается      каждая дырка,насмешку    снова      ломаешь надвоеи перестаешь     европейски фыркать.Долой  подхихикивающих разинь!С пути,   джентльмены лаковые!Товарищ,    сюда становись,          из грязи́рабочую      жизнь      выволакивая!

[1929]